№2/1, 2011 - 7 февраля 1949 года родился Борис Юдин, русский поэт и прозаик
Борис Юдин
* * *
Когда упруги были инфразвуки,
Собою разрывая тишь да гладь,
Тогда стихи писались не от скуки,
А от чудной потребности дышать.
Наступит время моего ухода
По чистому прибрежному песку,
И я спрошу себе не кислорода,
А Блоковскую светлую строку.
* * *
“Увидеть Париж и умереть!”
И. Эренбург
Пусть вывозит кривая! Ведь, я доверяю кривым.
По прямой только с горки на санках и в шапке-ушанке.
Хорошо бы увидеть Париж, и остаться живым,
И в пивных “заливать” о несчастной любви к парижанке.
Дескать, дым сигарет, винегрет, триолет, флежолет…
Как она ворковала : “Бонжур”, заедая коньяк круассаном!
И ушла в никуда, то ли в сон, то ли в ранний рассвет,
Словно Кукин, однажды ушедший в тайгу за туманом.
Буду пить, буду врать, сочиняя закат и восход,
И блевать в туалете под вечер прокисшим салатом.
А кривая везёт, сивый мерин восторженно ржёт,
Уплывает Париж в облака разноцветным фрегатом.
шёл трамвай...
“Шёл трамвай деcятый номер.
На площадке кто- то помер.
Тянут, тянут мертвеца.
Гоп-ца, дрынца, гоп-ца-ца.”
Из песни
Но в нашем городке
Был только один трамвайный маршрут,
И дети знали,
Что будут всегда.
Тем более что.
Хлюпали пьяными голосами
Те, кто из бараков пришёл
В кухни с ворчащими примусами
В селёдочный пряный рассол.
А кладбища - тем, кто себя не жалея,
Прыгнул в вагонный капкан:
Ведь, там кондуктор скрипит портупеей,
Когда достаёт наган.
- Каравай, каравай!
Кого любишь выбирай!
Я люблю, конечно, всех...
Но школа звонком дребезжала упрямо,
Что ждут нас большие дела.
И мама букварьная драила раму,
Хоть рама была без стекла.
Рыдала кукушка, что жизнь не игрушка,
Всходила трава-белена.
Был Пушкин с утра занят поиском кружки,
Чтоб няня была пьяна.
Но, словно в атаку без артподготовки,
Матом калеча рот,
Номер десятый мчал без остановки,
И ускорял свой ход.
А жизненный путь, превращаясь в Млечный,
Стелился половиком...
И старый трамвай, добежав до конечной,
Рыдал неизвестно о ком.
Всевышний стоит вертухаем на вышке,
И время свернулось в кольцо.
Ну что же теперь?
Как вошло, так и вышло.
В саду дяди Вани поклёваны вишни
Ватагою наглых скворцов.
Уводят аллеи
В похмельное утро.
Мечтая пивка отхлебнуть,
Скрипит портупеей
Глумливый кондуктор,
Чтоб снова отправиться в путь.
* * *
Ожиданий горький мёд и фонтан фантазий.
Это сердце или чёрт прямо в рёбра бьёт?
Возникают завязи из случайных связей,
Если из других широт ветер забредёт.
Ах, ты ветер-ветерок, золотые кудри,
Как ты любишь ворошить тайны лепестков!
Прилетел да просвистел и мозги запудрил,
А потом через порог - да и был таков.
Чтобы по весне цветы распускались пышно,
Чтобы девушки в ночах намечтались всласть,
О нечаянной любви вспоминают вишни,
И от яблонь яблочкам некуда упасть.
* * *
Окунусь в туманы и взгрустну:
Тяжки росы. Пахнет самосадом.
Хорошо б из осени - в весну,
Миновав мороз и снегопады.
Чтоб скрипел зубами ледоход,
Чтобы травы поднимались пышно.
На черта мне нужен Новый год,
Если в старом ничего не вышло?
Пусть бормочет о любви глухарь,
Правят свадьбы жирные налимы.
На черта мне нужен календарь,
Если ночь и день неразделимы?
Зеркала знакомое лицо
Лжёт и притворяется безгрешным.
День встаёт прохладен и свинцов,
И весна, как старость, неизбежна.
* * *
Всё дождит и дождит, и дождям этим нет угомону.
Всё опять и опять горизонт за рекою свинцов.
Кабошоны опалов висят на перильцах балкона.
Подрастут да и капнут на лужи рябое лицо.
В телевизоре диктор ругает коварство циклона,
И прогноз безнадёжен настолько, что хочется выть.
На щетине газона - промокшие крошки батона.
Только нет воробьёв, чтобы правильно их поделить.
На асфальтовой коже - плащей разномастных футляры,
Разноцветье зонтов, виражи очумевших машин.
Улететь бы к чертям в Кара-кумы, а лучше в Сахару,
Где живут миражи и в кувшинчике мается Джинн.
А куда улетишь? На дворе льёт, как будто из крана.
Лучше буду мечтать как однажды уйду налегке
Целовать, умиляясь, суровую морду варана
И лежать рядом с ним на горячем, как печка, песке.
* * *
Когда чувствуешь кожей случайность машин и прохожих,
И орёт детвора на асфальтовом теле двора,
Как себя ни неволь, поневоле на завтра отложишь
То, что можно сегодня и было возможно вчера.
Нужно было сегодня. Тем более - вечер нас сблизил
Недопитым вином, недописанной сладкой строкой.
Календарь подтверждает случайность начертанных чисел
И тягучесть мгновенья, текущее в вечный покой.
На семь бед есть ответ, одинокий, как пень у дороги.
Взаперти бред запретов и ложность народных примет.
Не для нас диалоги и слоги в старинной эклоге :
Мы с тобою случайны, как молния. Как рикошет.
Значит, всё позабудем и будем смотреть как в окошке
Окунаются улицы в зыбкость вечерних огней.
И забросим на завтра звонки, суету, «неотложку».
Утро будет мудрёней, затейливей и мудреней.
* * *
Ночь источает аромат полынный,
И всё острее ощущаю я:
В спиралях дезорибонуклеина
Скрываются секреты бытия.
А это значит - до утра без сна
Прислушиваться к лунному дыханью.
И понимать, что не имеет дна
Всё то, что вне пределов пониманья.
* * *
Вянут георгины в палисадах,
Реки, как литое серебро.
Ночи в сентябре полны прохлады
И нежны, как девичье бедро.
Ляжет вечер тишиной на плечи.
Перед тем как отойти ко сну
Покурю немного на крылечке,
Вслушиваясь в эту тишину.
Грустно прокричит ночная птица,
Хлопнет по воде хвостом сазан.
А под утро женщина приснится
И уйдёт через окно в туман.
* * *
В новой квартире окошки глядят на восток.
В старой смотрели на север в полярные ночи.
От стариковских нотаций в побег укатил Колобок.
Жаль, что напрасно. Ведь мир и на воле решётчат.
Шариком стала земля - вот и некуда больше бежать.
На стадионах быльём поросла беговая дорожка.
Надо бы вспять, чтоб скипела под утро кровать
И под окошком играла губная гармошка.
Надо бы вспять, только дед запер дверь на замок,
Словно границу, чтоб гости незванные мимо.
Стал перекрёсток дорог непонятен, суров, многоног,
Да и пути, как и прежде, неисповедимы.
Снова дожди и промок до костей теремок.
Золушка в полночь бежит, позабыв об одежде,
Гаснет восток, строит планы седой Колобок.
Да понапрасну. Ведь, окна – на север, как прежде.
* * *
Итак, всего полвека до,
А, может быть, полвека позже…
Но не подводится итог,
На приговор суда похожий.
Хоть, схоронясь от суетни,
В тени хором библиотечных
Так бесконечны были дни
И ночи очень скоротечны,
Но капали дожди “До – Ля”.
И это не для труляля,
А чтоб листва на тополях
Была похожа на сердечко.
И трубами гудело “До”,
И крышу цирка Шапито
Сносило нафиг и навечно.
И селевый поток страстей
Захлёстывал петлёю лассо.
И были дамы всех мастей,
И скорбно ржание Пегаса.
Купе, курортный дискомфорт,
Плохой коньяк, пакет бумажный…
И это всё - один аккорд.
А до или потом – неважно.
концерт в аллегро маэстозо
Декабрь - в аллегро маэстозо,
Но временная связь жива.
И вот, никольские морозы
Плетут на окнах кружева.
Звезда катится с небосвода
Во двор колечком золотым.
И запах похоти и пота,
Как нафталин, неистребим.
Ложится в междурамье вата,
Чтоб уберечь от сквозняка,
И кроют вьюги белым матом
Тугие петли большака.
В складчину скудные банкеты,
Гитара, старый анекдот…
Пустой, как фантик без конфеты,
Висит на ёлке Новый год,
Чтоб вечер, гнусно зубоскаля,
Скучал неведомо о ком.
И “Тили-тили, трали-вали”, -
Пел снег под женским каблучком.
У термометров съёжилась ртуть и
С визгом катятся санки с горы.
Запасаются выпивкой люди,
Вызревают на ёлках шары.
Чтоб бокалы дрожали от страсти
И курантов державная медь
Звонко пела про новое счастье.
Будто счастье смогло постареть.
Белле Ахмадулиной
“Дождь, как крыло, прирос к моей спине.”
Б. Ахмадулина
Что дождь?
Дождь падал на колени
В тугие блюдечки ладош.
И мокрым лепетал сиреням :
Ты из другого измеренья.
А здесь по случаю живёшь.
А то, что пахнут розмарином
Произносимые слова,
И то, что шея лебедина -
Так в том метафоры повинны,
Как признак иноестества.
Он, все приметы обесценив,
То ускользал в притихший зал,
То приставал к тебе на сцене -
Крылом шуршащим прирастал.
И было больно, страшно, странно
Узнать, пролившись на паркет,
Что дали занавес так рано
И в зале погасили свет.
За полвека до…
Мелкий дождь моросит и осклизли суставы моста,
Как окурки в жестянке от шпрот. Начинается осень.
На пластинке виниловой цифрами - возраст Христа :
Тридцать три оборота. Всё ж лучше, чем семьдесят восемь.
Тридцать три фуэтэ – в них пуанты пылают огнём!
Оборот - и шуруп проникает в дощатое девство.
- Ставь пластинку, – ворчит радиола, - Налей и бухнём,
Чтоб потребность в игре породила игру в непотребство.
Жизнь плоска, но зато многогранен обычный стакан.
Сколько блеска в его содержании и позитива!
Фуга Баха становится фигой и лезет в карман,
Чтоб оттуда бесстрашно показывать нам перспективу.
Тридцать три оборота судьбы - на потом, на потом, на потом…
Пусть игла из корунда скользит по виниловой плоти,
Чтоб от звуков органа вибрировал сталинский дом
И толпа электронов рождала любовь в электроде.
