№6/2, 2010 - 13-го июня годовщина смерти замечательного поэта Яна Марковича Торчинского
Ян Торчинский
Такая разная любовь...
* * *
Такая разная любовь,
Такая разная…
Одна приходит вновь и вновь,
Победы празднуя.
Иная славится добром
И состраданием.
Другая – грозным волшебством
И волхованием.
А эта – корчится, как шут,
И насмехается.
А та, как старый парашют,
Не раскрывается.
А та – бесстыдна, как стриптиз
В святой обители,
И, как переходящий приз
Для победителей…
И в добрый и в недобрый час,
Кипя соблазнами,
Из них любая тянет нас
Руками властными.
И возникает в честь нее
Стихотворение,
Где в каждой строчке острие
И оперение.
И чтоб до утренней зари
Не постарели мы,
Все декабри и январи
Звенят апрелями.
И раскаляется перо,
И в час полуночный
Мы чувствуем себя Пьеро,
Влюбленным юношей.
А все насмешки за спиной –
Затея праздная,
Пока с тобою и со мной
Такая разная.
А после время настает
Дневного бдения
И грозно предъявляет счет
Без снисхождения.
Но озаряет небо вновь
Заря прекрасная –
Такая разная любовь,
Такая разная…
Дон Кихот - маленькая поэма
Р.В.
1.
В бесконечных скитаньях, на дряхлом коне –
Будто чье-то заклятье пристало ко мне.
Будто странные силы, проникшие в грудь,
Обрекли на тернистый единственный путь,
Где вселенское горе и вечное зло.
Если б кто-нибудь знал, до чего тяжело.
И распухли суставы, и ломит крестец.
И впивается шлем, как терновый венец.
И мучителен кашель. И день ото дня
Странный жар изнутри иссушает меня.
Я сутул и заржавлен, как согнутый гвоздь.
Беспощадное солнце пронзает насквозь.
И тревожные вести несет суховей,
Что безоблачное небо над Испанией всей!
И прожаренный воздух кроят на куски
И зловещие песни поют ветряки.
2.
Я почти что прозрачен, как будто фантом.
И порою меня замечают с трудом.
Исчезаю и снова маячу вдали.
Я – Летучий Голландец испанской земли.
Я – Тезей, оборвавший заветную нить.
Мне в глухих лабиринтах до смерти бродить –
Одному, потому что не видно окрест
Кто б хотел и сумел подхватить этот крест.
В понедельник, когда еще не рассвело,
Улизнул Санчо Панса в родное село.
Он канючил давно, что однажды сбежит:
Он – мужик, а не Вечно Блуждающий Жид,
Что свои башмаки он разбил до конца,
Что страдают детишки его без отца,
Что я глупой надеждой его совратил,
А пока ни полгрошика не заплатил,
И соседи над ним нахохочутся всласть,
Он меня обокрал бы – так нечего красть,
Вот когда меня ранят смертельно враги,
Он прихватит на память мои сапоги!
Сапоги еще здесь, но исчез провиант.
Мы остались вдвоем: я и мой Росинант.
И влачатся за нами, молчанье храня,
Две колючие тени: моя и коня.
А потом, обгоняя, бредут впереди.
Мы за ними идем. А куда нам идти?
Все вперед и вперед. Все вперед и вперед –
Потерявши давно злоключениям счет.
Сколько было позора, и слез, и обид,
Сколько раз был осмеян, унижен и бит.
Только я ни пред кем не склоню головы.
Не страшны мне драконы, гиганты и львы.
И ударами шпаги я встретить готов
Из буденновских войск сотню юных бойцов,
Тех безумцев, пришедших вкусить благодать,
Чтобы землю крестьянам в Гренаде отдать.
3.
Каменистой тропой и дорогой степной,
И в полуденный зной и порою ночной,
Вслед за солнечным ликом и диском луны –
И трусливо бегут от меня колдуны…
Но, о встрече с врагами усердно моля,
Лошадиные ребра беру в шенкеля.
И унылое ржанье звучит иногда:
– Образумьтесь, идальго. В мои-то года…
Ах, единственный друг! Ты безмерно устал.
Ты забыл, что такое нормальный привал.
Растерялись подковы. И грива в пыли.
И склонилась твоя голова до земли.
Но тебе потерпеть это нужно, пока
Жарок рыцарский пыл твоего седока.
4.
Я еще докажу. Я еще покажу.
Необычные подвиги я совершу.
Я, как прежде, силен и, как прежде, умел.
Мне в награду такой необычный удел.
Безупречны, как в юности, зренье и слух.
Но порою сомненья смущают мой дух.
И вопрос возникает, сводящий с ума:
А нужна ли кому-то моя кутерьма?
И все чаще и чаще приходит ответ,
И упрямо звучит многогранное «Нет».
И в бесстрашное сердце вползает тоска.
И слабее поводья сжимает рука.
Пусть надежны доспехи и остро копье,
Но я чувствую: кануло время мое.
И все чаще и чаще ресницы мокры.
И все ближе конец безнадежной игры.
И, как будто сыграв заключительный кон,
Не сегодня, так завтра подохнет мой конь.
Не сегодня, так завтра и я упаду.
Но я знаю,
с кем встречусь в предсмертном бреду.
И спрошу я:
– Скажите, безумный Мигель,
В чем вы видели смысл, в чем вы видели цель,
Если, вечно обиды и горечь храня,
Вы такую программу вложили в меня?
Я – живая насмешка. Я – вечный упрек.
Я чего ни задумаю, все поперек.
Что ни сделаю я, все равно невпопад.
Я – опасный фанатик. Я – социопат!
Если битва со злом есть мое ремесло,
Почему я творю неразумное зло?!
Вы смутили мой разум.
И нету уже
Ни покоя, ни счастья заблудшей душе.
Вы и сами страдали.
Так сжальтесь, сеньор,
И смягчите, пожалуйста, свой приговор.
Сократите длину бесконечных дорог,
Посчитайте, что я уже отбыл свой срок.
Проявите и волю, и добрую власть
И не дайте мне мертвым на землю упасть.
Я лежать не хочу, повалившийся ниц,
И добычею стать для ворон и лисиц,
Чтоб дожди мой скелет размывали, и чтоб
Проржавевшая жесть заменила мне гроб.
Я мечтаю забыть о скрипучем седле.
Я мечтаю пойти по траве и земле –
К отдаленным пределам.
К могилам святым,
Где клубится
отечества сладостный дым.
Пусть не скоро еще,
пусть с великим трудом
Я вернусь, как паломник, в оставленный дом.
И останусь навечно, соблазнам назло.
И домашний очаг мне подарит тепло.
И тогда, не припомнив давнишних обид,
Соберется родня и поймет, и простит.
И в постели я вытянусь, длинный, как жердь,
Чтоб бестрепетно встретить блаженную смерть.
А когда на заре пропоют петухи,
Деревенский священник отпустит грехи.
И увижу я, словно в младенческом сне:
Милосердный Господь улыбается мне.
Я бездумно и страстно доверюсь Ему,
Наказанье приму и прощенье приму.
Я услышу, как ангелы тихо поют,
И в Эдеме найду долгожданный приют.
Но виденье одно не исчезнет никак:
Где-то крыльями машет зловредный ветряк!
Расставание
Илье М.
Мороз и ветра чертовня,
Как на заказ.
Услышал, видно, Бог меня,
А может, нас.
И не готова полоса,
Не сколот лед.
На два часа, на три часа
Отложен взлет.
Битком набит аэропорт.
И тесно всем –
Кто по делам, кто на курорт,
Кто насовсем.
А кто как будто на Луну,
На странный бой,
На непонятную войну
С самим собой.
А мы у дальнего окна,
Где тишина,
Два записных говоруна,
Два болтуна.
Нас в этот неприютный час
Есть что беречь.
Молчанье сплачивает нас
Сильней, чем речь.
И мы сидим, нахмурив лбы,
В рукав куря,
Моля отсрочки у судьбы,
Да только зря.
Угас пурги водоворот,
И ветер слаб.
Уже нас стюардесса ждет,
И подан трап.
И рвется призрачная связь.
И неспроста
На небе сумрачном зажглась
Моя звезда.
Она прорвала мглу насквозь
И сеть застав.
И каждый луч ее, как гвоздь,
И свет кровав.
В чем Благовещенье ее –
Ответ не прост:
Где наше счастье, где жилье,
Где наш погост,
Где перед нами хлопнет дверь
В один из дней,
И станет перечень потерь
Еще длинней…
Ну, что ж, прощай, прощай, мой друг,
Что горевать…
Нам все равно креста разлук
Не миновать.
И каждый выбрал, что хотел,
И сумел.
И почему-то мой удел
Не твой удел.
Ты много лет мне был как брат,
Родней родни.
Я, может, в чем-то виноват –
Ты извини.
Не так взглянул, не то сказал –
Бывало, друг…
Я похоронный ритуал
Припомнил вдруг:
Зароют тело не спеша,
Хлебнут вина,
И ввысь бессмертная душа
Устремлена.
Но дьявол спутал все подряд –
Его рука.
И люди грешные летят
За облака.
Но вплоть до Страшного Суда,
Едва дыша,
Здесь остается навсегда
Моя душа.
Полуночное сердцебиенье...
* * *
Полуночное сердцебиенье –
Молоток приходит в движенье,
Расщепляющее тишину,
Будто кто-то, ища спасенья,
Резко вынырнет на мгновенье
И беззвучно идет ко дну.
Полуночное сердцебиенье.
И какое-то наважденье
Начинает пугать меня
Или, может, само страшится…
Но по всем углам копошится
Неуемная чертовня.
Полуночное сердцебиенье…
Так рождается стихотворенье
И пускается в торный путь.
А в душе шевелится другое,
Удивляя и беспокоя…
Значит, хоть бы к утру уснуть!
