Красный галстук, груда хлама –
От игрушек до корыта…
Шлёт Петров и бьёт Харламов.
Отражает Эспозито…
Где-то там чудит Галина,
В соболях и горностае,
Ну а я листаю Грина,
И Казанцева читаю.
Школа – славная Камчатка –
Каждый – отрок во Вселенной:
Груши, спарринги, перчатки,
И беседы о нетленном,
А ещё о расклешённых,
С лейблом «Levi's», джинсах синих;
И о девочках влюбленных
В «Бони-М», а не в Россини.
Саша, друг и вечный ментор,
Дал Стругацких на неделю,
И я пользуюсь моментом –
Поглощаю «Понедельник…»
Трудно богом быть в районе,
Электрод всегда заточен,
Я мечтаю о короне,
И кастет сжимаю ночью.
Но к «битлам» не расположен…
Ближе мне Дин Рид и Хара,
Связки рву и рвусь из кожи,
Но куражится гитара.
Не моё. Медведь и только…
Рафинад вприкуску с чаем,
Дядя Вова, как мне горько:
«Пропадаю! Пропадаю!»…
Онтология ниши
«Frontera» на столе, но пьётся в неохотку.
Сгоняет в угол мысли услужливый сквозняк:
Сметаю их в совок и растворяю водкой;
Не брезгуя, вливаю кашицу в «Арманьяк».
Коктейль, конечно, страшный – и Франция и Чили:
Деревня и предместье, песок и чернозём.
Здесь всё, что сам нарыл, и чем «врачи» лечили –
Прононс едва заметный в славянском «нипочём».
Нерудовскую сель из од вещам начальным,
И местное коверканье прекрасных галльских слов –
Намазываю густо на русское, печальное…
И клюквой украшаю величие основ.
Субстанции плевать на рыбарей и плотников…
И «вещь в себе» мне кажет эйнштейновский язык,
Встать и уйти, но держат ремни на подлокотниках,
И Стоматолог – добренький. Я, кажется, привык…
Денис Давыдов
Дрезден пал и взят Владимир,
И усы не сбрил – ведь смог…
Отстоял, а значит с ними
Заберёт на небо Бог.
Егеря или драгуны –
Хороши, но не по мне.
Рвутся, как снаряды струны,
Я гарцую на коне.
Доломан, кушак и ментик,
Чуть рейтузы не забыл…
Софочка, и как там дети?
Девять? И хватило ж сил…
Брат Ермолов, друг Бестужев,
Саша Пушкин, Вальтер Скотт…
Бес внутри, ну а снаружи –
Винокуренный завод.
Стукнем дружно чашу с чашей:
Трубка, Бурцев, богомолка…
Сена стог и много краше –
С Лизой в нём искать иголку…
Генерал – и всё по плану:
В Пензе ждёт златая Женя,
Царь на грудь цепляет Анну,
Чтоб забыл об униженьях.
Позади кураж парижский:
Пруд, хозяин безупречный…
А потом и путь неблизкий
В Новодевичий – навечно…
1. Дрезден. Владимир-Волынский – города занятые частями под руководством Давыдова ( соответственно 1812, 1831 гг.)
2. В 1813 г. Дениса отправили командовать драгунской бригадой, которая стояла под Киевом. Как всякий гусар, Денис драгун презирал. Затем ему сообщили, что звание генерал-майор ему присвоено по ошибке, и он полковник. И в довершение всего, полковника Давыдова переводят служить в Орловскую губернию командиром конно-егерской бригады. Он должен был лишиться своих гусарских усов, своей гордости. Егерям усы не полагались. Он написал письмо царю, что выполнить приказ не может из-за усов. Царь: «Ну что ж! Пусть остаётся гусаром.» И назначил Дениса в гусарский полк с… возвращением звания генерал-майора.
3. Софья Чиркова – жена Дениса.
4. Покоритель Кавказа командир и брат его двоюродный генерал Ермолов и прочие (включая Вальтера Скота с которым Давыдов состоял в переписке), думаются в представлении не нуждаются.
5. Винокуренный завод – заложил в 30-х гг, пруд тогда же устроил
6. Богомолка, Бурцев, Лиза… – отсылаю к творчеству поэта.
7. Женя Золоторёва – последняя любовница Дениса (моложе его на 27 лет).
8. Обезумевший фельдмаршал - В ноябре 1806 года Давыдов ночью проник к фельдмаршалу М. Ф. Каменскому, назначенному в это время главнокомандующим русской армии. Каменский, маленький, сухонький старичок в ночном колпаке, чуть не умер от страха, когда перед ним появился Денис и потребовал отправить его на фронт. На утро Каменский вышел к войску в заячьем тулупе, в платке и заявил: «Братцы, спасайтесь кто как может…»
9. Анну I-й степени Денис получил в 1931году.
10.За бой при подходе к Парижу, когда под ним было убито пять лошадей, но он вместе со своими казаками всё же прорвался сквозь гусар бригады Жакино к французской артиллерийской батарее и, изрубив прислугу, решил исход сражения — Давыдову присвоили чин генерал-майора.
Я плохой…
Я плохой – убей веслом!..
Звёздной ночью или утром,
Водкой, камнем, топором,
Если хочешь – Камасутрой…
Всё равно. Когда и как:
На трибуне и в постели,
Сытым или натощак,
В день любой среди недели…
Замахнись – не отшатнусь.
Потянись – придвину шею.
Будет больно? Ну и пусть –
Я от острого хмелею.
Я плохой. Меня убей!
Ну, куда же ты прохожий? –
Неизвестный лиходей,
Слишком на меня похожий…
Тюк!.. И снова не по мне.
Издеваешься! Ну, ладно –
Я к тебе приду во сне
Туарегом шоколадным.
Как порядочный имгад
Барабаном растревожу,
Говорил тебе, я – гад…
Нужно было бить по роже…
Убежала?.. Тварь с косой –
И не знаешь, с кем связалась!
Жизнь, не прячься ты за мной –
Выпить дай – пускай и малость…
В люксах гладкие вип-персоны
Снисходительно-добродушны,
Пьют коктейли, кроят законы,
А на палубе нижней – душно.
Все снуют и считают шлюпки,
Да стюардов ругают грязно,
А матросы – штаны и трубки –
И болезней букет – заразных.
Боцман айсбергу машет грозно …
Штурман медленно тянет: «Полный...»
И сойти каждый рад, но поздно,
И куда? Глубина и волны…
Стоик
Обижают меня. Не чтут…*
Станиславский сказал: «Не верю!»,
Тарантино, маньяк и шут,
Исподлобья взирает, зверем…
Эпигоны плюют мне вслед,
Эпитафии шлют при жизни,
Я по-прежнему не поэт:
Не пою о любви к Отчизне,
Да и в церковь – плохой ходок,
Крест носил только в классе первом,
И мистический холодок
Не морозит стальные нервы.
Что поделать, мне пафос чужд,
Но гордыня – флагштоком в небо!
Исхожу из реальных нужд,
Укрощая того кем не был.
Коли так, то цена мне – грош,
Да и то, если день базарный…
Не хватаюсь за финский нож, -
Чувства – всё? Значит, я бездарный!
Звёзды кривятся. Ночь. Луна.
Логос рыбкой плывёт беспечной.
Сеть заброшена. Тишина.
Я - бездарный - и бесконечность…
* Не чтут – в смысловом значении – не уважают.
Ветер
Ветер в первопрестольной
Пылью вздымает души,
Битою бьёт бейсбольной
И не желает слушать…
Может, ослеп от блуда,
Или оглох от криков,
Сплетен и пересудов –
Вот и буянит, дикий…
Ветер в деревне дальней
Валит, как и столичный,
Пьяницей злым, скандальным
Лезет под юбки лично.
Может, свистя на казнях,
Стал безразличен к чувствам,
Или шалит, проказник –
Всё – из любви к искусству.
Поэт и Незнакомка
За городом вырос пустынный квартал На почве болотной и зыбкой. Там жили поэты, - и каждый встречал Другого надменной улыбкой. А. Блок
По улице, в свете неоновых ламп,
Сменив котелок на панаму,
Под ручку с кокетливой девушкой-вамп,
Поэт дефилирует к храму…
На радость собратьям, к досаде врагов –
Аншлаг и без рифм обеспечен,
Не нужно высчитывать кратность слогов
И корчить пророка- предтечу.
Седеющий бард улыбается вслед,
А критик на лавочке, сидя,
Уткнулся глазами в старинный брегет…
Ух, как он тебя ненавидит:
«Саму Незнакомку испортил, стервец,
Как можно – без шляпы и тайны?
Где перья? Вуаль? А рука – без колец!..
И любит, должно быть, орально…».
Поэту плевать, мой читатель и друг, –
Пусть злоба пыхтит самоваром –
Он любит, как хочет – и тело и дух,
А главное – часто и даром.
Пускай под забором, как пёс не умру,
И вьюга не встретит на склоне…
Моя Незнакомка прекрасна в жару,
И так восхитительно стонет…
