№11/1, 2010 - 3 ноября 1924 года родился Леонид Генрихович Зорин
Леонид Зорин Стихи разных лет
Что имею – поделом.
Обошелся без свободы;
Все отпущенные годы
Жил за письменным столом.
Стол достался мне в удел,
Был единственной отрадой;
Что творилось за оградой
– толком я не разглядел.
Но такая слепота
Иногда бывает зрячей;
И была моей удачей
Власть бумажного листа.
***
Нельзя преследовать писателей
За то, что в холоде веков
Седые мальчики-мечтатели
Не усыхают в стариков.
За то, что спины их не клонятся,
Глаза печальны и остры,
За то, что мучаясь бессоницей,
Ночами жгут они костры.
1950, февраль
***
О, Господи, прости меня,
Зачем я лез в печать?
Зачем отцову имени
Позволил я звучать?
Он не искал внимания,
Он жить любил в тиши,
И мания признания
Не жгла его души.
Но я, башка садовая,
Понять его не смог
И имени отцова я
От шума не сберег
А он вздохнет, бывало,
Смолчит – в который раз! –
Последнего привала
Был близок первый час.
1955, март
***
Мы живем и хлеб жуем,
А отцы нас так любили!
Мы не то, что их забыли,
Просто мы без них живем.
Что осталось? Горстка пыли,
Полусказки, полубыли,
Мы так редко их зовем.
Мы давно себе забили
Головы. А их забыли
И ночами не ревем.
А они когда-то были.
И они нас так любили.
И мы тоже их любили.
А теперь без них живем.
1958, март
***
Давно, как застарелый сплин,
Ношу в себе температуру.
Чтоб сбить назойливую дуру,
Я принимаю аспирин.
Лежу в поту, счастливей всех,
Над ней, мерзавкой, торжествуя,
Но ближе к ночи, в ус не дуя,
Она, мерзавка, лезет вверх.
Она смеется надо мной,
Она мне голову морочит,
Уйдет, придет, когда захочет.
Она одна всему виной.
Зачем, характер свой кляня,
Любые связи обрываю?
Температурная кривая
Здесь управляет за меня.
Зачем, шальная голова,
В свой срок я страсти не стреножил
И вечной скачкой дух тревожил?
Температура такова.
Зачем меня в бесплодный бой
Толкает вновь литература?
О, чертова температура!
Она, она всему виной.
1971, январь
***
Болонья. Квадроченто.
Май. Полночь. Два студента.
И первый говорит:
«Коллега из Феррары,
И мы ведь будем стары,
Как древо Гесперид».
Второй ему ответил:
«Да будет лик твой светел.
О, Руджиеро, знай –
Все это вздор, конечно,
Мы будем юны вечно
И вечно будет май».
А кто-то у балкона
Стонал: «Впусти, мадонна,
Я не в своем уме...»
Друзья перемигнулись,
Прошли, не оглянулись,
Растаяли во тьме.
1976, ноябрь
РИТА
А мне остался этот кров,
Молчанье старых стен,
Остались ночи без шагов
И дни без перемен.
Осталось мне — в который раз! —
Глядеть в проём окна
И знать, что в сумеречный час
Не явится она.
Что та, которой много лет
Служил я на земле,
Не видит, нет. Не слышит, нет.
Исчезла в этой мгле.
А я и ныне не постиг,
Откуда был тот свет,
Ко мне примчавшийся на миг
С неведомых планет.
1981 май
***
Я пьесу написал о Николозе
Бараташвили. Не в стихах, а в прозе.
Но из неё не выветрился дух
Созвучий, ритма, вольного напева.
Поэзия, загадочная дева,
Загадочно мой обострила слух.
Поэзия мой обострила взор,
И я увидел памятники гор,
Вечерний танец звёзд в дегтярной выси,
Их отраженье в зеркале Куры,
Бег улиц, утомлённых от жары,
Твои дворы, твои дары, Тбилиси.
И сердце пробудилось, и добро
Ему открылось. К подвигу готово,
Вдруг ожило поникшее перо,
И первое с него слетело слово.
За ним — другое, третье… В том году
О, Грузия, я жил в твоём саду.
И странный всадник, мальчик хромоногий,
Меня вознёс под месяц круторогий.
1987, декабрь
МАРШ ГУМАНИСТОВ
Чем дальше – дорога проще.
Бог милостив – не сгорим.
Где Спарта, где Красная площадь?
Иерусалим и Рим?
На свете лишь два народа –
Другие давно мертвы.
Две ветви людского рода,
Два племени – мы и вы.
Вам титулы с орденами,
А нам – то огонь, то газ.
Вам вряд ли ужиться с нами,
И нам веселей без вас.
Чьей кровью поля политы?
А тою, что горячей.
Мы – странники, космополиты,
Мы – цели для палачей.
Нам беды, а вам – победы.
Вам - гульбища, нам – гробы.
Есть люди, есть людоеды.
Два выбора. Две судьбы.
1992, август
***
И снится:
Еще не скрипит поясница.
И мнится:
Я молод и гибок как хлыст.
И дух мой не смолот,
И боль не теснится,
И мой – этот город,
А я – футболист.
Все это невидимого экрана
Волшебная оптика. Давний апрель.
Как терпко и пряно!
Как дышит моряна!
Провинция, Каспий. Моя колыбель.
И так еще рано –
Начало пролога.
И так уже поздно –
Уже не кино.
Но небо так звездно.
И я – у порога.
И все – не серьезно.
Но все – решено.
1993, август
***
Боюсь не старости, а немощи,
Страшусь не гибели, а боли.
Печально это время тем еще,
Что подавляет волю к воле.
С какой-то горькой непостижностью
Все жмешься к месту заточения,
Боясь расстаться с неподвижностью
До полного исчезновения.
А время взвешено, отмерено,
И им нельзя распорядиться,
Чтоб воплотить свое намеренье,
Ты должен заново родиться.
1996, ноябрь
***
Сон был с мистическим отливом,
С кривой усмешкой и намеком...
Он был исходно несчастливым,
С надрывом, с болью о далеком.
В нем прятались ночные страхи,
Он был прерывист и безумен.
Шли с тихим пением монахи,
И впереди шагал игумен.
Неслась волна к чужим причалам,
А степь стонала под копытом.
Сон был с лирическим началом,
Но под конец пропитан бытом.
Он распадался на сюжеты.
В нем возникали чьи-то лица.
Мелькали чьи-то силуэты,
Пойми – кто друг, а кто убийца.
Я видел – мне не увернуться,
Но я страшился обернуться.
И так старался я проснуться.
И так боялся я проснуться!
1998, август
***
Произнося: до свиданья, рассчитываешь на встречу.
Произнося: прощайте, словно идёшь на дно.
Как не дано увидеть мне своего предтечу,
Так и с далёким правнуком встретиться не дано.
Простимся. Никто не услышит ни вздохов, ни укоризн.
Как вышло, так оно вышло, и выткалось так само.
Я написал до востребованья всю эту длинную жизнь
И в отделении связи пылится моё письмо.
Вчерашние наши подружки пополнили армию вдовью.
Вчерашние исполины — теперь они ниже травы.
Сердитые молодые? Одни потеряли здоровье
И уж давно не сердятся. Другие давно мертвы.
Мой друг, я к тебе приникаю душою неутолённой,
Прости меня примирённо и лихом не поминай.
Прощай, мой ковчег нелепый, прощай, мой дом обречённый.
Прощай, моя весточка миру. Песчинка моя, прощай.
2003 август
***
И мало сил, да много пота.
Что дальше? Дальше — тишина.
Моя бурлацкая работа,
Ты наконец завершена.
Томила. На заре будила:
“Вставайте, сударь. Ждут дела!”
Но лавром ты не наградила,
Смиренья тоже не дала.
Пусть так! На грозном пограничье
Не обвиняю, не корю.
Своё кляну косноязычье,
Тебя ж за всё благодарю.
И перед тем, как безусловно
Навек покинуть милый кров,
На старый стол смотрю любовно,
Черноволос и белобров.