И на санные излучины –
В запах милый, меховой –
Опускался кто-то мучаный
С эфиопской головой...
И взлетали галки снежные
Из-под санного ножа!
И была метель мятежная
Оглушительно свежа!
* * *
Когда на клейкий подоконник
Зарю обронит глупый птах,
Когда пастух – сопливый конник
Промчится с гиком на устах
Я буду спать – башкой в тужурку,
В мышином сене и пыли...
Но в оловянную мазурку
Вхожу я с теплой Натали...
И свечи светятся морозно,
И рыжий гений смотрит грозно!...
Ах, притча века – Натали!
Звенят браслеты грациозно,
И пахнут вольно и березно
Запястья сельские твои...
* * *
Светлело, а гусиное перо
Резвилось, как младенец неразумный,
И глаз косил безбожно и хитро
На этот мир – застенчивый, но шумный.
Пищала птаха, тихо зрел ранет,
Сварливый клен под окнами возился...
«Ужо тебе!» – воскликнул вдруг поэт,
И кулаком чернильным погрозился.
«Ужо тебе!» – и весело со лба
Смахнул волос воинственную смуту...
Не знала Русь, что вся ее судьба
Решалась в эту самую минуту.
* * *
Слетают листья Болдинского сада,
И свист синицы за душу берет.
А в голубых глазах у Александра
Неяркое свечение берез.
Суров арап великого Петра!
А внуку – только детские забавы...
Он засмеется белыми зубами
Под легкий скрип гусиного пера.
«Ребятушки! Один у вас отец!»
И на крыльце Пугач в татарской бурке...
А на балах, в гранитном Петербурге
Позванивает шпорами Дантес...
На сотни верст густой и гулкий лес...
Тебя, Россия, твой изгнанник пишет...
Вот он умолк... А может быть он слышит
Прощальный крик гусей из-под небес?!..
Она все ближе – теплая зима,
Где выстрелы, как детские хлопушки,
Где в синий снег падет руками Пушкин,
И из под рук вдруг вырвется земля...
И Натали доложат: «Он убит».
Ей кто-то скажет: «Вы теперь свободны».
И с белых плеч сорвется мех соболий,
И медальон на шее задрожит.
Пробьется луч весенний, золотой.
И будут бить на празднике из пушки.
И только под Михайловским, в церквушке,
Звонарь встревожит колокол литой...
Ну а пока – туманная пора.
Все в липкой паутине бабье лето.
И небо – в голубых глазах поэта!
И нервный скрип гусиного пера...
* * *
Под чугунным небосводом,
Над крестьянским Черным бродом,
Где болотом пахнет муть,
Где ночами лезет жуть,
Над безвинной русской кровью,
Над захарканной любовью
Пушкин плачет у ольхи:
Жизни нет, а что – стихи?!..
* * *
Светильники... Гербы...
Ночные менуэты...
Осенняя земля, –
Что вечная ладья!..
Как Вечные Жиды
Курчавятся поэты,
Как вечный идол, прям
Земных затей судья.
«Ужо вам, писаря!
Арапы! Графоманы!..»
В стеклянной тишине:
«К барьеру, певчий трус!!»
Сквозь долгие снега
И длинные туманы –
Рабочий звон курка
И пристальное: «Ну-с!..»
Как вечные рабы
Курчавятся поэты.
Как вечный идол, прав
Земных забав судья!
Светильники. Гробы.
Ночные силуэты...
А зимняя земля, –
Что вечная ладья!
Весенняя земля...
Но где-то в чужедальней
Степи моей родной –
Над бренною душой –
Играет мой кузнец
С огромной наковальней...
О сладостный кузнец,
Поэта брат меньшой!
