Днем комната стерта до дыр и проступков,
Скрип и раскаяние в лике громоздком
Потусторонних шкафов предрассудками
В угол загнавшими хлипкую плоскость.
Предметы, чужие в дневном освещении
Игру затевают, копируя взрослых,
Тяжелые руки, затылки, колени,
Овалы болезней и складки угрозы.
Смертельна похожесть, двоякость безродна,
В провалах зеркал задыхается зрение.
Пыль оживает. Пространство в разводах
Не помнит тепла и имен. Отречение.
Вот так и любовь нас всегда оставляет
На воспитание нечаянным людям,
Вызванным из непогоды и чая,
Что непременно прольется на грудь.
ОБЕЩАНИЕ РАЯ
Стремясь к серебру, как другие живые когда-то стремились на сушу,
Невольно делая больно, веселыми становясь подчас, шествуют, только по малому кругу,
Не задумываясь над тем, что и малый круг - всего лишь маленькая игра,
Не задумываясь над тем, что так вот кривляясь, невольно передразнивая свою душу,
В двух шагах оказываются, как любовники, стремящиеся войти друг в друга,
В двух шагах от того, чтобы остаться там навсегда.
Шествуют. Не принимая значение вымысла во внимание,
Так смотрящийся в зеркало не знает, что он такое, скажем, с затылка,
Не задумываясь о том, что и черепаху, скажем, Бог создавал,
Шествуют, делая больно, веселыми становясь подчас, вплетая как запах Писание
В придорожный пейзаж, так вплетается свет серебряной нитью в пыль.
Так должно быть отчетливо проступал сквозь закрытые веки при колесовании
Друг дружке обещанный рай.
РАЙ
По прошествии шествия, хода, хода, ходынок и очередей,
После ветхого бега по хрусту ракушек в обездвиженной слякоти дней,
После азбуки Морзе, грозы, озноба в потемках скамейки и голых
Как шары отдаляющихся голосов, после мятного плеска зверей и детей
Навсегда в перспективе как берег, как сладость, как бал и елка
Оставленных. После всех этих праздников, празднеств и брызг любви,
После пряных брызг и ваты, откуда-то, откуда-то мертвенной ваты в карманах, поминок и проч.
Одним словом, за сорок дней до второго пришествия, где-то в районе Крыма, не так далеко от земли,
Если на спину лечь, перевернуться и на спину лечь, перевернуться и на спину лечь, можно увидеть ночь.
Настоящая ночь удивительно хороша, особенно если в небе летчик.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ВИДОВ
В перечислении бабочек, птиц и растений
Спрятаны мебель и станции, и имена,
Родословная Рима, происхождение
Дарвина самого и его борода.
Мебель с подробностями неземными,
И, что важно, составленная из обломков.
Если использовать в качестве рифмы наитие
Это становится очевидным. Картон
Имеет темное свойство мокнуть. За сим
Является общим с мебелью предком капустниц
И махаонов, если использовать в качестве рифмы Рим
Как использовали для имен названия улиц
Проводники из пернатых в бреду революции
Так же темнеющей, если дождь. На вкус
Революции солоны как щавель и так же полосками рвутся,
Но не превращаются в птиц, согласно иллюзии.
Рвутся ворсистыми ленточками на бинты ли,
Чудные слова или что-то еще чудное,
Рифмующееся со стуком колес и пылью,
Загораживающей того, кто водит моей рукой.
***
Исходя из того, что частная жизнь - не город, а лес,
Все видимые и невидимые предметы окрест
Наблюдают и находятся под наблюдением, что имеет смысл,
Равно как и то, что кажется красным лис.
Только кажется, на самом же деле он сед,
Сед, а точнее прозрачен. Если пристальнее всмотреться - его нет,
При том он является старинным нашим знакомым,
С детских лет он снует в нашей памяти заблудившимся сном,
Скор и хитер, хитро улыбается нам, мы прощаем ему коварство,
О котором знаем, как знаем о том, что он должен быть красным.
Вот так же и лис знает про нас практически все,
Даже если мы на морозе прячем свое лицо
Глубоко в меховой воротник…
