оно с утра подобрало ключи
ко всем дверям и занавескам. Ночью
шёл дождь, но оголтелые лучи
остатки облаков порвали в клочья,
ярило возведя на синий трон.
Как голова болит… и клонит в сон –
до сей поры немного подшофе я –
вчера... да что теперь…
…Босая фея,
скорее, нимфа, да - звеня ведром,
в соседнем доме моет окна, стоя
на подоконнике
пустое, всё пустое…
какая малость, глупость, ерунда
…Но смуглые мелькающие руки,
подоткнутый подол, стекло, вода,
и солнечные зайчики, и звуки –
как будто к ней пришли на водопой
ручные белки, зяблики и лисы…
Играет скрипка – кто-то за стеной
привычные выводит экзерсисы,
а я читаю почту, невзначай
поглядывая на её оконце,
курю и пью – горячий сладкий чай…
Черемуха в стакане. Утро.
…Солнце.
Топинамбур to you...
Мы купили топинамбур. Признаюсь, хотелось нам бы,
чтобы вырос топинамбур возле дома, у крыльца.
Каждой осенью, послушай, земляная эта груша
согревала нам бы души и смягчала бы сердца.
Топинамбур! Что за слово! Сколько в нем огня чужого!
Это племя кукуанов ударяет в барабан,
это стадо бабуинов, баобабов листья сдвинув,
бьет ногами по стволам: топи-нам-бур! Топи-нам!
И идут войной там-тамы, словно гипо-попо-тамы,
и летит с ветвей банана с громким криком трубадур
под тропическое трио из тромбона, тамбурина
и еще какой-то дуры с окончанием на «бур».
Там, в лесах родной Зимбабве, под шипенье черной мамбы,
млекопытные тапиры танцевали вкруг него,
а теперь кругом домишки, кошки, мышки да мальчишки,
Из кокосов – только шишки; в общем – полный nevermore.
И топить не надо тамбур, если рядом топинамбур,
потому что (смотрим выше) согревает он сердца…
Но заканчивать пора мне, а не то в палате number
шесть, я буду, бедный спарбер, ждать печального конца.
Уж и так в башке засела и крутится то и дело
идиотская припевка, ни в дугу и ни в тую,
что поют без выраженья, но на каждый день рожденья:
топинамбур to you, топинамбур to you,
топинамбур, топинамбур, топинамбур to you…
Вот ведь дьявол, ту ю!
Первый снег
Положи мою душу в ладонь и, в волненьи медлительном
приближая к лицу, приглядись и увидишь – живая;
еще две-три приметы об этом кричат так пронзительно,
как звонок исчезающего за поворотом трамвая.
Ах, как город огромный печален - до дрожи, о Господи,
но предчувствием чутким наполнен от края до края -
и слетает с небес белый ангел – предтеча ниспосланный,
умирая, к земле прикоснувшись, – и вновь оживая.
Нам бы медленно пить этот воздух, настоянный временем -
но на черной земле, одинокой, меж адом и раем -
мы глотаем его – стаканАми и с остервенением,
и судьбу, как жестянку – консервным ножом открываем.
А над нами кружится –
тихим,
неотвратимым
кружением
белоснежная птица,
неизвестную жизнь
предвещая.
Зеркало
Начинается дождь. Не стреножены кони –
и гоняют по лугу, друг друга дразня,
малой птахой душа улетает с ладони,
и дрожит сквозь ладонь нетерпенье огня
Изнуряющий сон повторяется, длится,
как болезнь, от которой не в силах помочь
ни один порошок – там забытые лица,
и пожар, и тревога, и детство, и ночь
а она над незримыми грудами хлама
удивленно парит, возвращаясь туда,
где вчера, обомлев, перепуталось с завтра…
…и рассеянно смотрит откуда-то из
неземного сегодня – и видит внезапно
всю свою драгоценную страшную жизнь
Здесь слепая эпоха вспотевшей рубахой
прижимается к телу – и душу дробит
сумасшедшая белая музыка Баха
…шелестенье травы, трепетанье ракит…
Дождь идёт и идёт... Одинокий скиталец,
омывая коней, он идёт без конца
Влажный след – от стакана – стремительно тает…
…и деревья, и ветер….
И голос отца.
Блудный сын
… и ждать.
лишь когда ледяная
ослепнет, заглохнет вода,
и мёртвая гончая стая
по небу зарыщет; когда
как ящерки, беглые тени
скользнут под защиту крыльца –
войти.
и, упав на колени,
прижаться к коленям отца
и вот, ощущая всей кожей –
скитаньям и снам вопреки –
до хрипа, до спазма, до дрожи –
касания этой руки,
услышать – сквозь пение ночи,
сквозь лепет её травяной:
– ну что ты? не бойся, сыночек –
ты здесь. ты вернулся домой
------------------------------------
Балкон. Опершись на перила,
курю в остывающий мрак:
О, если бы так это было!
Ах, если бы, если бы так….
Лир
Полынь, полынь... везде одна полынь...
Покоя захотелось? Твой покой –
косматый зверь на вросших в землю лапах...
нет, это ветер, ветер... сиплый вой
и запах, запах, нестерпимый запах
на языке
...так дуй же, опрокинь...
полынь, полынь...
и черные, слепые, как кроты,
под рёв остервеневшего органа
уже ползут ко мне из темноты
солдаты Гонерильи и Реганы
не надо, растворись, исчезни, сгинь
полынь, полынь...
не то, не то... возьми меня, Творец,
засунь за щёку, обсоси и выплюнь
– чтоб голым стал я, словно леденец –
обратно в жизнь –
... и выдержал,
... и выплыл,
колеблемый тяжелою волной,
...полынь, полынь...
в покой, в покой, в покой
Ночное
У фонаря танцуют в белых
нарядах бабочки. И в такт
вдали дрожит бетонным телом,
изнемогает Минский тракт.
Там, словно гончие по следу,
ноздрями разгоняя чад,
всё едут, едут, едут, едут,
ползут, снуют, рычат, спешат –
туда, где на холмах покоясь,
на золотой цепи – поёт,
бормочет сказки мегаполис –
огромный лукоморный кот.
А здесь все тихо. Смутно. Поздно.
И сосны спят, покой даря.
Веранда, ночь парная, звёзды
и бабочки у фонаря.
О жуках
"Колорадский жук снял свою пижаму и уполз в Колорадо в поисках жанра." (Юрий Арабов)
Под дождями, под ветром и градом
рассужденьям пустым вопреки,
улетают жуки в Колорадо
навсегда улетают жуки
Улетают жуки в Колорадо
собираются молча, без слов
и горят их сердца, как лампады,
сквозь хитиновый жёсткий покров
Приземлившись в отчизне любимой,
скинут русской неволи печать
и отправятся, солнцем палимы,
в колорадских полях умирать
Полосатые снимут пижамы
аккуратно надкрылья сложив,
и зароются в землю упрямо
всё, ребята – закончилась жизнь
Но не помнить о них не могу я:
меж картофельных синих глазков
проступают, как след поцелуя,
просветленные лица жуков
Ну и ладненько
Ну и ладненько….
не были, были?
дом сгорел, сын забыл, дуб засох
ничего, брат, не стоит усилий –
всё равно всё уходит в песок
Ну и славненько…
туки да туки
богу – бо, карасю – карасё
поезд мчит по инерции скуки
цель – ничто, а движение – всё
Ну и чудненько…
глянь за окошко:
мельтешение, бег, круговерть…
остановимся хоть на немножко -
вот и счастье. А может быть, смерть.
Ну и ладненько….
Рапунцель
Из смутного детства, из памяти ранней,
из влажного кокона воспоминаний,
по переплетенным тропинкам сознанья
явилось, пробилось одно заклинанье:
Рапунцель, Рапунцель, проснись!
Спусти свои косыньки вниз!
И, словно по тросам, проворным матросом
вскарабкаюсь я по сверкающим косам,
на башню седую взлечу – не взойду –
и вот я – в саду, заповедном саду…
С кленовою тросточкой, в длинной рубахе
там встретит меня старичок Амфибрахий,
и руку протянет, и скажет: пойдём
туда, где, омытая лунным дождём,
за солнечным раем, за сумрачным адом
тебя ожидает страна Эльдорадо,
и в ней ты найдешь, средь деревьев и скал
всё то, что желал ты, о чём ты мечтал...
Но разум стучится в затылок, как дятел:
- приятель, ты скис, окончательно спятил,
на что, подскажи, у тебя голова?
Рапунцель – растенье, всего лишь трава,
салат, сельдерей…. Чем ты думаешь, право?
Смешная приправа, пустая приправа
…Тогда почему ж, как мольбу – палачу,
я то заклинанье всё время шепчу?
– Вот перед тобою я – голый и босый…
Спусти свои косы!
Спусти свои косы!
Проснись же, проснись же, Рапунцель еси!
Спаси….
Данте (с)
Земную жизнь пройдя до середины,
я очутился в сумрачном лесу.
Здесь призрачное небо на весу
поддерживают бережно вершины
мохнатых елей. Чёрная вода
да ледяное озеро за мною,
и кажется, что, вот - глаза закрою -
всё пропадёт, исчезнет навсегда
И страшное, немое существо
мычит, скулит и просится отсюда...
Я ухожу. Прости меня, Иуда,
что я тебя оставил одного
Простите, твари, все, кто вечно нем –
я должен жить, чтоб вы заговорили
Пора идти. Веди меня, Вергилий,
по всем кругам, сквозь темноту и тлен
Пора идти...
------------------------------
Что это было? Бред?
Клубятся дыма сизые колечки...
А я стою.
Стою у Чёрной речки,
победно опуская пистолет.
По ночам
А по ночам он смотрит в потолок
на паутинки и узоры трещин
и видит силуэты бывших женщин
(с ним бывших) и других, с какими мог,
но не случилось. Капает вода
из крана, дождь торопится по крышам
машин и гаражей, но он не слышит,
давно не слышит, кажется, всегда
И медленно ползёт издалека
какая-то невнятная тревога
и плещется у самого порога
угрюмая бетонная река
И вот уже тяжелою волной
она идёт наверх и тени катит
перед собой... касается кровати...
пока не накрывает с головой.
Бабель
Брызги…
они разлетаются в разные стороны
и не разобрать – это кровь или хорошо окрашенная
вода
но почему-то превращаются в семена, в семена и споры
и разносятся ветром, зверями, подошвами нашими –
туда
где сумеют вырасти, убежать от смерти
иногда они попадают в песок, но гораздо чаще
в жирную, хорошо удобренную
почву
ни одно железо не входит в человеческое сердце
так леденяще
как поставленная вовремя
точка.
Олеша
Под ветром накренились кроны,
как бригантины на волне –
и несколько шаров зеленых
сорвались вниз – и удивлённо
под ноги выкатились мне.
Один я поднял. Очень странным
древесный оказался дар –
он мог, наверно, быть каштаном,–
таким…. тропическим каштаном…
Но нет.
Ты кто, зеленый шар?
…Я думал, жизнь – сплошное лето,
сплошное, вечное кино,
над всем я властен в мире этом,
и пусть успех гуляет где-то –
ко мне придёт он всё равно.
И солнца мяч – горяч и прыток,
и ветер мой целует лоб…
… Срастётся всё – само, без ниток…
И предвкушения напиток
я пил глотками и взахлёб.
Нет, не срослось. Да и не нужно.
И ладно. Сколько ни зови
фортуну голосом натужным –
не будет ничего – ни дружбы,
ни вдохновенья, ни любви,
ни божества….
Но есть возможность
идя по жизни налегке,
увидеть шар в пыли дорожной,
зелёный шар – и осторожно
поднять и подержать в руке.
Брейгель
И белый снег, и черные деревья…
…А черные фигурки на снегу
спускаются с холма – туда, к селенью,
стоящему внизу, на берегу
пруда.
На льду зеленом дети
играют в расписную чехарду,
забыв привычно обо всем на свете, –
о том, что матери их с нетерпеньем ждут
в домах, клубами дымными овитых…
Сегодня праздник. Сдвинуты скамьи,
и ждут столы, уже почти накрыты,
когда отцы вернутся – и свои
сдадут трофеи – скоро, скоро воздух
взорвется пряным ароматом яств –
мясных и рыбных; вкусом травок острых,-
ну, словом, всем, что есть - и что подаст
Тот, кто сегодня сядет рядом с ними
по случаю рожденья своего
за все столы, неслышно и незримо…
Взойдет звезда. Начнется Рождество.
...Детей уложат и закроют ставни,
задуют свечи, соберутся спать,
один лишь снег кромешный не устанет
дома и переулки засыпать.
И, погружаясь в сонные тенета,
подумают, что жизнь прошла не зря….
… Она куда реальнее, чем эта,
где я сижу, рассеянно смотря
на мятую скорлупку штукатурки…
Но взгляд, переведенный за окно,
утонет, как во сне, в "белым-бело"…
