Лепечет мягко за окном дождик,
Ночной Москве шуршит свои сказки.
Не спится мне и наяву, вроде,
Гляжу на холст, хватаю кисть, краски.
Давно не жду, когда придёт муза,
Сама пишу, рисую, жизнь строю,
Сама открою для судьбы шлюзы,
Возьму высОты плавно, без боя.
Когда замёрзну, то пою — греюсь.
Сама сбиваю сливки… хлоп — масло.
Солю покрепче, прочь гоню серость,
Горю, ведь свечка иногда гасла —
Фитиль слабел, и сквозняки били.
А я привыкла — пусть метёт ветер.
Он, если дует, никакой пыли
Вокруг меня, и горизонт светел.
Не страшен дождик — открывай окна,
Попробуй голос — я тебя слышу.
И ничего, что стих в дожде мокнет.
Там, выше — солнце.
Забирай выше!
О не вечнозелёных деревьях
Мы стоим на ветру, до костей облетев —
Вот и кончился лета подарок.
Только осень ещё, и куплет, и припев,
Оплывает, как старый огарок.
Где-то вьюги для нас тёплый кокон плетут,
Где-то зимние ставят теплицы…
Мы бы жили ещё, если б жили не тут,
Если б жили не так, как случится.
Мы не вечнозелёны, так чтО горевать —
Может быть, из обрушенной кроны
Голоштанной весной мы начнемся опять,
Пусть не вечно-, но юно-зелёны.
=========================
Вот таким путём
На перепутьях, перевалах,
Летим, как на автопилоте.
Нам скорости для жизни мало,
Хотя и выглядим устало,
И светофор кроваво-алый,
Упрямо светит в лица: Стойте!
Но мчимся мы без остановки,
Без ощущения порога,
Ни разделительной, ни бровки…
Поодиночке — овцы, волки,
Себя обманывая ловко,
Что только для тебя дорога.
— Притормози! — кричат с обочин, —
— Куда летишь?! Никто там не был!
Но тормоз нами обесточен,
Пейзаж навстречу — мимо! В клочья!
На свет летим из длинной ночи,
Где вместе с трассой рухнем в небо.
=============================
Женщина в возрасте
Обмылком смылится последний день красавицы,
И мимо зеркала в потёмках шарит взгляд.
Не надо хмуриться и не спешите стариться,
Купите к вечеру какой-нибудь наряд.
Оставьте прошлое — оно давно заезжено,
В помойку выкиньте гербарии побед.
Живите заново, задайте ритм бешеный,
А всё, что брошено — как не было, и нет.
Кончайте плакаться по поводу — без повода,
Хватайте первое, что катится к ногам.
Да, мы не вечны, но пока бежит по проводу
Волненья ток,
я ни минуты не отдам.
==============================
Под сенью Sacre Coeur
На горке, над Парижа бездной, домишки выстроились в ряд.
В них тесно именам известным, которые они хранят.
Иду по лестнице на волю из глубочайшего метро
простой туристкой — и не боле. Я рядом с НИМИ... Но старо
преданье, верится едва ли, что прямо здесь, невдалеке,
ОНИ — не жили, так бывали, под сенью светлой Сакре-Кер.
А кто на площади дю Тетр сегодня, сидя под зонтом,
Париж рисует и Монмартр? Кто выживет в потоке том,
что пронесёт через массивы обыденности, суеты
таланты их? Чьи будут живы дерзанья, имена, холсты?
То неизвестно мне.
Я мимо иду в сиреневый закат
СВОИМ стихом неутомимо болеть, и мне сам чёрт не брат.
=====================================
Верю
Я никакой религии не дам вершить свою молитву надо мной.
Один был общий предок — хоть Адам, хоть строивший спасенье мира Ной.
И Моисей ещё ведёт всех нас на белый свет из подземельной тьмы,
Один и тот же смотрит зоркий глаз на кипы, кепи, шляпы и чалмы.
Так не проси в молитвах никого. Лишь совесть — суд тебе за наш бедлам.
Простить весь мир за слёзы одного я никакой религии не дам.
=============================
Не все дороги в Рим ведут
Где та дорога, которая Рим обещала?
Вот мы идём, и плывём, даже перьями машем,
Но всё равно: «Тут не Рим», — просигналят с причала,
И продолжаем грести, убыстряемся даже.
Разные птицы летели — по-разному пели,
Вдаль паруса отплывали, по-разному горбясь.
В каждой по-разному взрезанной якорной щели
Гулко ползли якоря, ударяясь о корпус.
Пункт назначения разный у нас?
Но в итоге
Всех на пути приласкает голодная буря,
Каждому выдаст расписку: «проверен в дороге».
Вот, наконец-то, приплыли, и дело «в ажуре».
Всех потрепало в пути, что, как Рим, тоже вечен.
Сорванный парус чинить — не получится сходу.
Так что куда ни плыви — всё равно поперечно.
Дальше — в начало времён возвращаемся — в воду.
Ну а потом переплыть, я слыхала, не трудно —
Кто-то там водит паром (не дороже, чем к Риму).
Он переправит меня, рыбу, птицу и сУдно.
И попадём куда надо, уж точно не мимо.
==========================
Простившись с Хароном
Из воды иду на берег. Предо мной лежит большак.
Если каждому по вере, это значит мне — никак?..
Но не может быть. Я вижу дали в дымке голубой,
И собака след мой лижет. Эй, собака, не обижу,
Подходи ко мне поближе, и пойдём гулять с тобой.
Кто ты, Моська или Шавка?
Цербер?!
Ладно!..
Не шути...
Правда… Вот и будка «Справка» всем нам нужная в пути.
Неизвестностью не мучай, покажи куда идти,
Чтоб сказать на всякий случай Богу «Господи, прости!»
=========================
Тревога
Мне тревога повяжет
На белый подол бубенцов.
Мне дорога поляжет
Под ноги измятым лицом.
И тогда я пойду,
Бубенцами тревоги звеня,
Заблужусь - упаду
В ковыли, если примет земля.
Там я руки раскину,
Замолчат бубенцов языки.
О горячую спину
Застучат золотые сверчки.
Подпотеет щека...
И на жизнь предъявляя права,
Сквозь меня на века
Прорастёт молодая трава.
=======================
Птица в ночь
Обледенели провода, и птицы вниз кричат: Беда! Куда же нам лететь, куда?
Где приземлиться?
— Не нам вы копите уют, не видно нас поющих тут, — и песенку свою несут
подальше птицы.
Все песни выпеты до дна. Дорога им лежит одна, что на земле и не видна
— утрой усилья.
Боль разрастается в груди, и, замерзая на пути, одна другой кричит: Лети!
— Слабеют крылья!
Всё глубже, глубже птица в ночь, и холод ей не превозмочь. На вздохе улетает прочь,
стихая, клёкот.
Налей и, закусив, запой о разминувшихся с тобой тех птицах, чья беда и боль
уже далёко.
Они замёрзли по пути, никто не захотел спасти, ты выпей и себя прости —
грустить не дело.
В полётах избежать потерь нам невозможно, а теперь — вставай и распахни мне дверь —
Я долетела!
=========================
