Основная претензия к Путину со стороны мыслящей части общества состоит в том, что он не может расстаться с властью и собирается править до смерти. Так оно на самом деле и есть, но желание это одно, а реальность – другое, и Путин не продержится долго, так как карма его ежеэфирно отягчается несбыточными обещаниями, последователи разбегаются, а число критиков множится. Время Путина можно определить как present perfect – настоящее завершенное. Каждый раз завершаемое в тот момент, когда гаснет телеэкран. Таковы законы истории, таковы законы природы. Интерес к его персоне будет постепенно затихать, анекдоты забудутся, и внимание быстрых умов начнет фокусироваться на себе самом, то есть на обществе, чтоб оценить вероятность появления нового национального лидера вместо старого, подвергшегося серьезной утруске в процессе нескончаемой гребли.
Здесь и станет понятно, что вероятность этого весьма велика. Здесь и станет очевидным, что институты у нас – феодальные, цеховые, сословные. Загнивающие, закрывающие будущее институты, обустроенные таким образом, чтобы уберечь от конкуренции как любых представителей власти, так и любых обладателей должности в мало-мальски публичной области. Страну направляет, страну оправляет, формирует ее облик и запах не мифическая вертикаль, но небольшая и разношерстная группа лиц, объединенных общим понятием – геронтократия.
В суверенной России во всех ее сферах – культурной, информационной, научной и деловой – мы имеем монументальных, непроходимых, неподъемных геронтов. Или старперов, по-старославянски.
Консерваторы и либералы, патриоты и космополиты, идеалисты и прагматики, академики и режиссеры, депутаты и телеведущие, дрессировщики и клоуны – в общем, все, кто имеет какую-то точку опоры (ядерный чемоданчик, министерский портфель, микрофон или постельничий нужник) – все они повторяют «петли путина» на своем жизненном маршруте и не собираются расставаться с сакральными аксессуарами до самого физического конца.
Зная паспортный возраст геронта, можно с легкостью установить, когда и на какой промежуток времени в сфере, где данный геронт является непререкаемым авторитетом, открылся коридор (чаще черный ход) возможностей.
Театры и музеи возглавляются баловнями хрущевской оттепели.
Корифеи СМИ «расцвели» в период «гласности» от Горбачева. И до сих пор несменяемо молодятся.
Бизнес-канал ненадолго открылся при раннем, еще членораздельном, Ельцине. Потому все олигархи и почти все минигархи – это люди от сорока до пятидесяти лет. Как правило, они владеют заводами, чей фундамент – кости политзаключенных.
Средний возраст предводителей малых партий маленьких дел есть путинский возраст. Весь помет из одной яйцеклетки.
Как и в средние века, знание и должность передаются «избранным», от отца к сыну или к сыну уважаемого человека, обещавшему в ответ увезти твою дочку жить на Запад. Посторонний в этой схеме не поднимется выше уровня буфетчика и жевателя кож. Но как говорится, каждому свое.
И все стабильно, понятно, спокойно.
Там, где правят геронты, наблюдается эксклюзивное право на «истину». Эксклюзивное право тиражировать, ретранслировать, размножать свою точку зрения и уничтожать чужую.
Нескончаемая самопрезентация вызывает у геронтов неадекватное восприятие действительности, собственного возраста и положения в обществе. Положение, которое постоянно надо подчеркивать в обществе таких же геронтов. Поэтому, как атрибут, обязательна молодая, на грани педофилии, жена, обязателен автомобиль, чьи размеры и мощность десятикратно превосходят возможность и необходимость передвижения по городу, обязательны подкрашенные челочки, щечки из ботокса, педикюрчик, а также стелящийся шлейф из подпевал и холуев. Как у павианов, на которых мы водим детей в зоосад.
Таков собирательный образ феодала-цеховика, обитателя захваченной ниши. В каждом геронте сидит свой маленький путин.
Шик, блеск и… нищета.
Молодая жена – это хорошо, но она подчеркивает моральное и физическое уродство геронта, вызывает в нем приступы ревности, тревожит воображение, потихоньку сводя с ума. Стоит геронту выйти из дома, как жена приводит домой незнакомца. Она молода, а геронт скоро умрет...
Все эти страхи и комплексы воспроизводятся в законодательных актах, в бизнес-стратегиях, в творчестве, в общественных (точнее, антиобщественных) поступках.
Страх потерять молодую любовь и еще больший страх потерять свой монополизм, эксклюзивное право писать, говорить, быть оригинальным, неоспоримым и непререкаемым.
После смерти геронта следует короткая драчка за освободившийся трончик. Если геронт – лидер нации, то маячит революция, означающая передел некоторого количества собственности. Сословия сохраняются. Цеха остаются цехами. Под лозунгами «перемен», «вставания с колен» и прочих благоглупостей идет закупорка входов и выходов, заделывание лазов, щелей и люков. Стабильность и спокойствие.
За феодализмом следует рабовладение, затем экологичный и безотходный «золотой век» каннибализма. Затем эпоха зверюшек. Затем растений и водорослей. Обратная спираль. Свой неповторимый особый путь…
Впрочем, я чуть забежал вперед.
Пока все более прозаично. Закрытое для возможностей феодальное общество. Чем строже монополия, чем дольше геронты преграждают доступ к точкам опоры, тем меньше устойчивость у страны, тем выше вероятность раскола. Отсутствие духа честной игры стремительно превращает страну в территорию. Живя в двадцать первом веке, наивно считать, что Земля держится на трех китах, а тем более на одном предпенсионном китеныше.
Страна держится на каждом из нас. У каждого есть право на точку опоры. Но прежде чем обрести ее, необходимо пообещать себе и другим не становиться геронтом. Необходимо помнить, что соблазн распоряжаться ей безраздельно, бесконтрольно и пожизненно весьма велик. Ведь в каждом из нас есть эта личинка – свой маленький, сморщенный, исколотый ботоксом путин. И цивилизовать его сможет только внутренняя мораль, подкрепленная для всех обязательным общественным договором, гарантирующим равные стартовые возможности, честную конкуренцию и свободу слова.
К теме закрытых цехов и геронтов я подбирался довольно давно, но сеcть и написать меня сподвигла Юлия Латынина – в передаче «Код доступа» от 4 февраля она раз десять повторила слово «анчоус», и это упоминание показалось мне излишне навязчивым.
Бесспорно, что любой уважающий себя журналист обязан прочесть в своей жизни хотя бы одну книжку, посвященную соли. Однако рождение «анчоусной» метафоры применительно к человеку при изучении техник засола представляется мне противоестественным, если не сказать невозможным. Скорее всего, здесь имел место способ заимствования, к которому часто прибегают в странах с развивающейся экономикой, эти страны еще называют догоняющими, а сам способ – плагиатом.
Авторское право на использование термина «анчоус» при характеристике гомо сапиенса, равно как и теория «анчоусов и хурмы», принадлежит майору Сорокину, персонажу романа «Обратное уравнение», 2007 г. (вот ссылка на отрывок, опубликованный 20.07.2010 http://echo.msk.ru/blog/shigelsky/696808-echo/).
И еще очень важный момент, принципиально важный. Теорию «анчоусов и хурмы» в романе выстраивает не автор, а персонаж – майор КГБ, больной на голову. Сам же автор считает недопустимым сравнивать с анчоусами реальных людей, пусть и дремучих, пусть и зомбированных государственной пропагандой. Какие бы высокие цели ты ни ставил перед собой, как бы далеко ни забрасывало тебя вдохновение, нельзя переступать границы морали.
