№12/1, 2011 - Проза

Виталий Щигельский
Передача правил борьбы

Сорок лет подряд, пять дней в неделю в шесть часов сорок пять минут по московскому времени он выходил из пахнущей прелой обувью и одеждой раздевалки в полутемный каземат токарного цеха и, гулко ступая по маслянистым каменным плитам, направлялся к своему «Магдебургу». Его имя было Николай, а «Магдебургом» назывался токарный станок.

Цех был заложен в начале двадцатого века, а во времена индустриализации вокруг него был обустроен высокий забор. Своими арками, выложенными из обожженного красного кирпича, и массивной, скользящей по всей длине цеха кран-балкой здание в пассивном нерабочем режиме походило на оставленный без присмотра костел.

«Магдебург» отлили в Германии еще в догитлеровскую эпоху на том самом заводе, который впоследствии стал выпускать двигатели для «мессершмиттов». Наверное, поэтому «Магдебург» чем-то напоминал небольшой самолет.

Николай родился в тридцать четвертом. Его мать была из Ярославля, а отец – коренной петербуржец, но его почему-то принимали за обрусевшего немца. Впрочем, Николай и сам считал себя немцем, но не столько за голубые глаза и светло-русые волосы, сколько за пунктуальность и точность, благоприобретенную от ежедневного соприкосновения с «Магдебургом».

С шести сорока пяти до семи ноль-ноль Николай внимательно осматривал «Магдебург», проверял смазку и затяжку узлов, протирал его масляной тряпкой и обметал сметкой. От хорошего обращения «Магдебург» казался породистей и благородней не только своих минских сверстников, но и молодых коллег с ЧПУ. И, что важнее для дела, обеспечивал большую точность размера и скорость работы.

В семь ноль одну Николай зажимал в патроне тусклый стальной цилиндр, доставал из деревянного пенала резец с отточенной до невидимости режущей стороной и подавал «Магдебургу» ток.

Все последующие четыреста восемьдесят минут Николай и «Магдебург» создавали совершенную форму и полезные свойства, олицетворяя тупые и холодные железные чушки. Здесь живое и неживое соединялось в одно, и рождалось нечто особенное…

Извлеченная из патрона, освобожденная от фиолетовой стружки, законченная деталь ярко блестела и была теплой на ощупь. С этой минуты она не только занимала свое место в огромном сложном мире людей и машин, но как бы оживала, как бы обретала душу.

Обычно Николай не пользовался чертежами и измерительными приборами, ему достаточно было взять в руки болванку, чтобы понять, какой в итоге должна быть деталь с точностью до микрона. А той точности, которую выдавал «Магдебург», не могли обеспечить даже японские чепэушки. Потому Николай и «Магдебург» справедливо ощущали себя демиургами неорганической части природы, именуемой металлургией.

Их многочисленные создания находили себе место в узлах кораблей и самолетов, экскаваторов и вездеходов, стратегических ракет и стиральных машин. Их втулки, червяки, оси и валы принимали прямое и опосредованное участие в управлении динамическими силами мира. А болты и струбцины управляли силами статики, прочно и надежно закрепляя элементы реальности на приписываемых ей наукой местах. То есть, благодаря усилиям Николая и «Магдебурга», мир живой и мир технический снабжались той необходимой оснасткой, которая сдерживала осознанное и неосознанное тяготенье миров к распаду и хаосу. Эту мысль стоит запомнить – это самая важная мысль в настоящем рассказе.


За большим мутным стеклом то шел дождь, то падал снег, то светило солнце, то случалась засуха, то стойкие морозы до самого Дня Победы. Но здесь, в цеху, год за годом все шло одинаково – брака не было, и выполнялась норма. Непоколебимое взаимодействие Николая и «Магдебурга» притягивало к токарю и станку других людей, как праздных, так и заинтересованных.

Когда Николай был молод, рядом с ним стоял седой мастер со штангенциркулем в нагрудном кармане. Мастер был так сильно надушен одеколоном, что запах часто шел прямо из его внутренностей. Мастер недоверчиво глядел то на деталь, то в чертеж и старательно вымерял дрожащей линейкой микроны, которые Николай чувствовал на ощупь.

Иногда в спину Николая впивался цепкий взгляд инородного тела – тела штатного особиста. Этот непримечательный человек средних лет обычно следил за работой из душевой и никогда не приближался к «Магдебургу» ближе, чем на три метра.

Было время, рядом со станком дежурил солдатик с висящим за плечом автоматом.

В периоды осеннего и весеннего обострения к токарю приходили советоваться бородатые инженеры. Они показывали Николаю эскизы диковинных механизмов и приспособлений и спрашивали, способны ли те работать на самом деле. Они уважали Николая, а «Магдебург» считали тотемом.

Раз в квартал наезжали упитанные плановики и снабженцы в галстуках, с манерными, пустыми на вид портфелями. Вид у них был плутоватый, а сардельки пальчиков дрожали от ночных переговоров в парной.

В кануны народных праздников чужеродных тел на токарном участке становилось больше: появлялись группки, иногда даже целые группы важных мордатых мужчин с неразвитыми конечностями. Николай с трудом представлял себе этих людей работающими на станках, он вообще сомневался в их созидательной мощности. Он не доверял им и поглядывал за ними краем глаза, словно музейный смотритель, выпасающий группу недоразвитых школяров, приведенных на обязательную экскурсию. Мордастые, как считалось, были большими начальниками – замами и завами, первыми, вторыми и третьими секретарями райкомов партии и комсомола. И хотя на их крупных, мясистых, цвета сырой говядины лицах был отпечатан штамп патернализма, своим присутствием они привносили в цеховое пространство нездоровую деструктивную суету. Суета Николаю не нравилась, он уважал производственное однообразие: оно располагало к сосредоточенности и работе.

Смена сменялась сменой, месяц - месяцем, пятилетка шла за три года. Николай считал время материалом расходным и вспомогательным процессу воспроизводства, как, например, ветошь для протирки деталей или машинное масло. Но, как оказалось, он ошибался. Время было задумано куда сложнее и имело свою собственную траекторию. Оно, будто тектонический пласт, ползло незаметно, но неуклонно и на своем пути разъедало не только задумки природы, но и деяния человеческих рук. Тихо и незаметно, чтобы однажды буквально взорваться, соприкоснувшись с некой точкой излома. Этой точкой оказалась смена форм собственности.

Однажды по цеху ударной волной пробежал странный слух, что теперь весь завод и все, что находится на его территории, включая Николая и «Магдебург», перешло из области промышленности страны в чьи-то частные руки. Первый удар приняли на себя стены. Они не обрушились, но покрылись морщинами трещин, не слишком глубоких, так как сложены были на совесть. Рикошетом досталось и крыше. И теперь, когда в природе шел дождь, с высоких потолков цеха текла вода и падала раскисшая штукатурка, а зимой над головой Николая собирались сталактиты сосулек, по полу змеились сквозняки. Таковы были последствия ударной волны.

Затем в дело включился второй поражающий фактор – как догадался Николай – радиационный, под воздействием которого изменилось поведение людей, окружающих его.

Его сверстники куда-то исчезли, на их места пришли люди с согбенными спинами и нетвердой походкой. Их глаза зажигались не страстью работы, а стеклоочистителем, принятым внутрь. Эти люди не могли обуздать и приручить могучие механические машины. Долго они здесь не задержатся, подумал Николай, и вскоре мысли его подтвердились.

Вечно пьяных и бесполезных в работе русских заменили трезвые и бесполезные в работе таджики. Смуглые и худые, они целыми днями подметали и мыли полы, и толкали взад-вперед тележки со стружкой. На станки они посматривали со страхом и недоверием. Что заставило их покинуть свои жилища и приехать в чужие края? Вероятно, другие кочевники, еще более дикие.

В разрушающемся мире источалось и размалывалось все и вся, кроме мордатых людей с лицами цвета сырой говядины. Эти, наоборот, интенсивно набирали вес. Чем беднее становилось вокруг них, тем богаче они выглядели. Темно-синие партийные костюмы и «Волги» они поменяли на «бэхи» и тренировочные штаны, а затем на шелковые цирковые пиджаки и блестящие бронированные джипы. Подходить к станкам они по-прежнему не смели, но вели себя так, будто бы они и есть настоящие хозяева и цеха, и станков, и Николая. Своим присутствием они искажали суть и смысл человеческого труда и провоцировали Николая на остановку производства. Обычно они появлялись в цеху бесшумно, как стая шакалов, и, взяв токаря и его станок в живое кольцо, угрюмо молчали. Они выбирали момент для атаки, но так и не напали – не смогли найти в себе смелости.

Николай и «Магдебург» на них не оглядывались и на провокацию не поддавались. Николай и «Магдебург» продолжали взаимодействие. Они латали дыры, то и дело образующиеся в малопонятном процессе перехода собственности. Это уже была не работа, это была борьба, классовая борьба в окружении, которую в одиночку вели Николай и «Магдебург»… К сожалению, в этой неравной борьбе время выступало не на их стороне.

Николай и «Магдебург» стали ощущать перемены в себе. Как и перемены внешние, те подкрадывались незаметно, копились разрушительными силами в бесполезных для труда глубинах тела и, достигнув критической массы, превращались в диагноз. Так однажды, выморгав из глаза стружку, Николай заметил, что за расстоянием вытянутой руки мелкие предметы куда-то пропали, оставив взамен себя размытые очертания. Впрочем, Николай не углядел трагедии в этой метаморфозе, напротив: исчезающая из поля зрения среда меньше отвлекала от основного занятия. В большей степени тревожило его то, что к восьмому часу смены все труднее становилось удерживать спину прямой – не хватало хрящевой смазки и позвонки поисточились взаимным трением.

И сердце, что-то сердце в последнее время тревожилось тоже. Главный маховик в левой части груди все чаще замирал, будто путник на перепутье. В эти мгновенья Николаю казалось, что лампы дневного света в цеху загораются ярче и, отрываясь от мест установки, уходят в свободный полет, оставляя за собой ломкие огненные траектории. Окружающий воздух разогревался, и, словно в перетопленной парной, кислород выжигался в углекислоту еще до попадания в легкие. Николай дышал глубоко и часто, покрываясь испариной, но дыхательный цикл шел вхолостую.

Когда это случилось в первый раз, Николая обуяла паника, ноги предательски подкосились, он опустился на маслянистый каменный пол рядом с работающим станком и, протянув руки к потолку, стал звать на помощь. Сам он не слышал своего голоса, но вскоре вокруг него собрались люди. Эти люди тоже почему-то выглядели напуганными. Они кричали, матерились и дышали, по сути, вместо него, его, Николая, воздухом. К счастью, вскоре маховик качнулся и заработал прерывисто и неровно, продираясь через тупую мглу боли. Николаю пришло в голову, что в организме включился какой-то защитный ресурс типа автономного аварийного генератора, работающего на честном слове.

В этот день Николаю оказали почет – его отвезли домой на служебной машине начальника цеха. А на следующий – к нему пожаловал гость.

Это был участковый доктор. Доктор поводил по его бледной груди стетоскопом, постучал пальцами по сухим крепким ребрам, оттянул веки, заглядывая за шарики глаз, вздохнул и без интереса посмотрел в окно. Затем выписал закорючистым почерком пару рецептов и попросил пятьсот рублей за прием. Бережно застегивая портмоне, он предложил Николаю взять расчет и уехать на дачный участок разводить помидоры.

Николай не любил помидоры, потому примерно через месяц они встретились снова. И вскоре еще раз. Можно сказать, их встречи стали носить регулярный характер. Доктор с завидным упорством повторял одно и то же: уколы, покой, отдых, таблетки, уколы. Доктор, что называется, брал Николая измором. Николай отмалчивался. Для него, как для человека технического склада ума, было ясно, что автономные аварийные генераторы не способны работать долго. Когда ты работаешь увлеченно, то редко думаешь о постороннем, а о смерти, как о закономерном конце всего, не думаешь вовсе. Иначе ты просто не сможешь работать. То есть, когда ты работаешь, ты оказываешься психологически защищенным процессом работы.

Но однажды он не успел уйти на спасительную работу, его скрутило с самого утра, прямо в кровати. Это был будний день. Николай лежал на спине под тяжелым простроченным одеялом, и поверх одеяла лежали его непослушные руки. А напротив него с видом победителя сидел его врач.

Николай перевернулся на бок и укрылся от доктора носом в подушку, пряча покатившиеся по щекам слезы. Горькие слезы печали, разъедавшие бязевую наволочку до зашитого в ней куриного пуха.

Николай жалел не себя, он чувствовал шире и глубже. Николай осознавал невосполнимость собственного ухода, он не оставлял после себя равноценной замены, замещая себя пустотой. Он предчувствовал, что, когда остановится его внутренний цикл, цикл внешний остановится тоже. Разорвется непрерывная технологическая цепочка. На зоологическом уровне она носит название пищевой. И когда это произойдет, вслед за ним исчезнет его верный станок «Магдебург»: будет распилен на части и вывезен под брезентом на пункт сдачи металлолома темной дождливой ночью. А за ним исчезнут другие станки и оставшиеся рабочие-токари. После них - рабочие-фрезеровщики.

И эстафета побежит по цепочке. Люди, лишенные специальностей и средств производства, поделятся на две группы: на охранников и воров, а затем на попрошаек и безработных. Но и это будет еще не все. После дойдет очередь и до мордастых, хорошо приспособленных к результатам чужой работы господ из черных блестящих джипов. Они тупо перестреляют друг друга за оставшийся бак бензина, за чудом уцелевший карданный вал. А последний из них, самый мордастый, прежде чем умереть от голода и жажды, стоя посередине пустой Красной площади и прижимая к груди ядерный чемоданчик, сойдет с ума от ощущения мирового господства...

Вот каким представлялся Николаю мир после него. Это был не единственный путь эволюции, но самый что ни на есть вероятный при складывающихся условиях. Что же мог неработающий технологический элемент Николай противопоставить целой системе, пусть распадающейся и гниющей? Да, пожалуй, немного. Но все же.

- Доктор, - тихо сказал он, приподнимаясь на локте, - у вас есть сыновья?

- Двое, - ответил тот, в свою очередь, прикрывая ладонью глаза. - Неужели у нас нет будущего?

- Приводите их завтра в цех рано утром. Я передам им «Магдебург» и научу всему, что умею сам. Они должны справиться. Если, конечно, поймут, зачем нужно быть токарем.



>>> все работы автора здесь!







О НАШИХ БУМАЖНЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие издания наших авторов вы можете заказать в пункте меню Бумажные книги

О НАШИХ ЭЛЕКТРОННЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие электронные издания
наших авторов вы можете бесплатно скачать в пункте меню «Эл.книги»

Наши партнеры:



      localRu - Новости израильских городов. Интервью с интересными людьми, политика, образование и культура, туризм. Израильская история человечества. Доска объявлений, досуг, гор. справка, адреса, телефоны. печатные издания, газеты.

     

      ѕоэтический альманах Ђ45-¤ параллельї

      

Hаши баннеры

Hаши друзья
Русские линки Германии Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки. каталог сайтов на русском языке из Сша,Канады,Франции и других стран


  Международное сетевое литературно-культурологическое издание. Выходит с 2008 года    
© 2008-2012 "Зарубежные Задворки"