Здравствуйте, дорогие друзья и недруги, единомышленники и не очень, «единоросы» и россияне!
Вас приветствует «Первый голосовой портал». Вас приветствует Виталий Щигельский. Вас приветствует Санкт-Петербург. А также дождь, грязь и коррупция.
В этой передаче мы попытаемся разобраться, в чем состоит отличие Петербурга от других городов, насколько принципиально это отличие, или же оно попросту выдумано.
Мы попробуем выяснить, что волнует, беспокоит и радует петербуржцев – этих снисходительно-вежливых мокрецов – и показать, чем петербуржец отличается от так называемых «питерских» и чем не отличается от прочих граждан России…
Мы страдаем авитаминозом. Нам не хватает солнца. Мы не знаем, есть ли у нас силы, чтобы изменить свою жизнь. Если ли силы, чтобы хотя бы об этом думать. Тем не менее давайте попробуем.
Это первая передача возможного цикла и, возможно, последняя. История нас рассудит. История расставляет все на свои места. Поэтому начнем именно с исторической справки.
Отцом-основателем Петербурга справедливо считается Петр Первый.
Царь-реформатор, царь-пьяница, царь-изгой – худой и нескладный малярийный комар, ощущавший себя царем в чем угодно, где угодно, только не в Первопрестольной.
Красномордая боярско-купеческая Москва была для него чужой и по росту, и по темпераменту, и по жизненному устою и государственному укладу…
Неистовый, нервный, пьяный, он пытается найти точку опоры для трона: мечется по «заграницам» – матросом, кузнецом, плотником, затем внутри страны – царем всех матросов, плотников и кузнецов.
Папа-самодур. Папин ум подвижен, прерывист, настроения переменчивы…
Не укрепив оборонительные рубежи на Азове, не достроив флотилию (южное море оказывается слишком мелким для царских амбиций), Петр устремляется на север. Флот благополучно сгнивает. Азов переходит к туркам.
Но велика ли беда: человеческий труд на Руси ничего не стоит, а лес тем более. К тому же на севере имеется действительно умный, сильный и, главное, цивилизованный противник. Противник, который дерется красиво и соблюдает приличия, – Карл Двенадцатый.
Для ведения морской войны нужны верфи, нужны крепости, нужен порт.
Стало быть, Петербург возникает из военно-тактических соображений. Однако нельзя исключать, что решающим фактором, подтолкнувшим императора к идее строительства нового града, послужил, как это часто бывает в России, затяжной многодневный запой.
Царь пьет – служба идет – город строится.
Не в лучшем месте, не в лучшее время, и не самым гуманным способом…
Петербург – одно из немногих начинаний Петра, которое получило продолжение после смерти неистового реформатора, – новым элитам нужен свой дом.
Взмахами пухлых ручек императрицы Анны Иоанновны, чертежами итальянских зодчих и тяжким трудом крепостных создается неповторимый архитектурный ансамбль, парадный въезд-выезд в Европу из… соответственно, Азии – и потому украшенный, по точному выражению одного наблюдательного иностранца, как свадебный торт.
Торт стоит на костях и болотах, а точнее, погружается в них медленно и неуклонно.
Санкт-Петербург. Его называют Северной Венеций. На самом деле каналами планировалось изрыть лишь один район города – Васильевский остров. К счастью, не довелось.
Его справедливей было бы назвать самой большой из потемкинских деревень, если смотреть на него не глазами праздных туристов, но зрачками беззубых аборигенов, трущихся возле смердящих помоек.
Его можно сравнить с Атлантидой, особенно когда внезапно-ожидаемый дождь (дождь здесь всегда ожидаем и всегда внезапен) застигает вас посередине двора-колодца, когда серый прямоугольник неба открывает кингстоны, и вы ощущаете себя на дне… серого моря.
Его можно считать ничем не примечательным, но вполне себе криминогенным спальным мешком, особенно вечерком и особенно возле станций Рыбацкое или Купчино…
Но именно Петербург становится столицей России.
И именно в Петербурге свершаются важнейшие для всей России, а иногда и для всего мира, события.
Здесь на Сенатской площади за царя Константина и жену его «Конституцию» принимают на себя залпы картечи построенные в каре, ничего не понимающие холопы.
Здесь в Михайловском замке получает «апоплексический удар табакеркой» император Павел.
Здесь на Екатерининском (а ныне Грибоедова) канале – на полпути к подписанию пакета либеральных реформ – антиглобалистом-народовольцем Ингатием Гриневицким отоваривается взрывчаткой Александр Освободитель. Еще один самопомазанный реформатор, не считавший уместным ставить в курс своих намерений ни вельмож, ни чиновников, ни прочих холопов…
Здесь был вознесен, обожествлен и убит проходимец и духовный вождь дегенерирующей царской семьи Григорий Распутин. Отравлен, расстрелян и, наконец, утоплен своим бывшим любовником Феликсом Юсуповым сотоварищи…
Сюда на Финляндский вокзал в апреле 17-го прибыл рабочий Иванов, он же Ленин, он же Ульянов, он же немецкий шпион, чтобы взорвать представления о невозможном…
И уже в октябре взорвал… Как метко заметил Розанов: «Русь слиняла в два дня. Самое больше – в три».
Одного залпа «Авроры» хватило, чтобы Великая Российская империя рухнула.
Говоря о Петербурге, невозможно обойти самые страшные, самые голодные и холодные его дни – 900 дней блокады. Дни нечеловеческих испытаний, они показались некоторым ленинградцам самыми свободными при новой власти. Тоталитарная хватка ослабла. Недремлющее око усатого сыграло в «очко». Озабоченная спасением собственной шкуры «гебня» втихаря жрала спецпайки.
«В блокаде мы были свободные люди», – именно так пишет в своих мемуарах Юлия Яковлевна Каганович…
Некоторое время Петербург был центром культуры.
Петербург – это Пушкин, Гоголь, Достоевский, Набоков, это Мандельштам, Ахматова, это Бродский… Последний культурный подъем, оказавший влияние на всю страну, произошел здесь в середине семидесятых годов ХХ века, когда ненадолго расправило свои крылья поколение кочегаров и сторожей…
Принято считать, что именно из Петербурга в Москву произошел исход «питерских». Впрочем, настоящие петербуржцы сразу меня поправят, они скажут: эти люди не из Петербурга, эти люди – из КГБ.
Вот такой галопирующий исторический очерк.
Несколько прыжков по реликтовым кочкам великого прошлого, и мы снова здесь – в обыденном настоящем.
Что представляет собой «настоящее»? Кто мы – современные петербуржцы?
Что мы чувствуем, когда пробираемся по ужасным сугробам, когда ощущаем макушками льдины, свисающие с жестяных козырьков?
Кого поминаем, когда стоим в пробках, ожидая проезда вельможных задниц?
Почему, называя этот город родным, мы не готовы подать свой голос в его защиту, очистить от грязи, коррупции и преступности?
Уникальная архитектура, три революции, 900 дней блокады не сделали нас ни уникальными, ни стойкими, ни солидарными.
Наоборот, мы малоподвижны, инертны, черствы, как будто бы родились стариками.
Мне кажется, наши прадеды, деды, отцы отличались от москвичей, томичей, пермяков в значительно большей степени, нежели мы.
Мы, люди из «настоящего», что мы знаем друг о друге? Хотим ли знать?
Можем ли мы стать обществом, даже теперь, когда страна находится на перепутье, что для России всегда означает – в шаге от пропасти…
Что-то подсказывает, что если не мы, то наши судьбы, наши проблемы очень похожи и нас внутренне объединяет нечто большее, нежели интернет, нежели skype.
Петербург современный. Прогноз и диагноз.
Итак, Петербург современный. За окном дождь, грязь и коррупция.
Проблемы такие же, как и во всей России.
«С чего начинается Родина?» – фальшиво вопрошал В. В. Путин.
Попробуем дать ему шифры, явки, пароли.
С распада государственных институтов, с произвола, с тотальной коррупции.
Самый справедливый суд выносит решения по «звонку», а в свободное от «звонков» время приторговывает индульгенциями по примеру средневековой церкви.
Есть деньги – ступай, точнее, гоняй на джипе. Нет денег – в «Кресты», в земной прообраз чистилища.
ЖКХ не работает, две зимы по городу не пройти, не проехать из-за сугробов.
Есть погибшие, есть сотни пострадавших «от непроизвольного схода снега с крыш», если выражаться деревянным языком бюрократов.
Летом опасность с воздуха не уменьшается: осыпаются пересохшая штукатурка, лепнина, балконы. Атланты, кариатиды, сфинксы хоть и мифические существа и сущности, но довольно тяжелые, и за ними тоже нужен уход.
Время вешать объявления: «Эта сторона улицы наиболее опасна при… непроизвольном самообрушении стены».
Число аварийных домов растет в геометрической прогрессии, впрочем, тарифы растут быстрее.
В чьих карманах растворяются эти немалые деньги?
В карманах достойнейших. Но кто и где эти достойнейшие, доподлинно неизвестно.
Нескончаемые очереди в поликлиниках, взятки в вузах, администрациях, инспекциях и т. д.
Наглые жирные «гайцы», устраивающие засады и провокации под временным «кирпичами» и свежевыкрашенной двойной сплошной. Патрули, обчищающие карманы пьяных и гастарбайтеров…
С чего начинается Родина?
С отсутствия экономики.
В постиндустриальный мир СПб шагнул облегченный, свободный от гнета тяжелой и легкой промышленности, от загрязняющих воздух «гигантов». «Кировский завод», «Красный треугольник», ЛМЗ, «Электросила» и многие другие существуют только на вывесках. Цеха сданы в аренду на «перепрошивку» контрафакта, лепку говнопельменей, на мелкооптовые склады китайских кроссовок, «излучающих радиацию»…
Все еще упрямо пованивают трубами «Адмиралтейские верфи», машет турбинными лопатками одноименный завод. Не раз приходилось видеть, как по Обуховской Обороны к правому берегу Невы подвозят в открытом грузовичке свежевыкованную лопасть турбины и попутным ветром (благо ветры дуют всегда) проверяют на наличие люфта. Нанотехнологии, как при Петре Первом.
Пока еще гудит теплоходами порт. Но бюджет формируется в основном за счет его благородия «Сибур холдинга» да его высочества «Газпром нефти».
«Газпром нефть» – всеохватывающее, всеобъемлющее название, не правда ли?
Что касается инноваций, то таких Петербургу да и всей России-матушке не положено. Не женское это дело. Не женская эта доля. Право знать, изобретать и, возможно, внедрять монополизировано кремниевым китежградом Сколково. Сколково – это такой наукоемкий хоздвор при Рублевке.
Все высокие технологии, разрешенные Петербургу по чину и рангу, по мнению распираемых газом властей и их приятелей, должны были начинаться и заканчиваться четырхсотметровой башней «Газпрома». Но, кажется, проект стух. В не решении вопроса свою роль сыграли несколько тысяч неблагодарных петербуржцев, патологическая жадность капитала, недостаток инженерной мысли и ненадежность почв…
С чего начинается Родина?
С исторического наследия. С его разрушения. С обогащения на нем.
В 2005 году был дан старт на планомерный снос зданий в историческом центре. Маслица на рельсы деградации подлил федеральный закон 2008 года, снимающий запрет на приватизацию памятников федерального значения, благодаря которому в «хорошие руки» попадет еще 650 объектов недвижимости.
Нескончаемый праздник для коррупционеров-чиновников и девелоперов-рукоблудов. На днях был срыт Литературный дом на углу Невского и Фонтанки.
На месте вырванных коренных вырастают дешевого вида и дурного вкуса коробки из стекла и картона. Не здания, но имитация зданий, срок службы которых подогнан под срок арендного договора. Вполне логично, если «девелоперы» и чиновники не собираются находиться здесь долго.
За пять лет город потерял около сотни домов.
Мы уверенным шагом идем к тому, чтобы ЮНЕСКО исключило исторический центр из списков всемирного наследия.
Впрочем, зачем бюрократам чужое наследие? На него можно смотреть, его можно трогать руками, но его нельзя унести с собой. Коррупционеру не нужно чужого, ему нужно свое. Вероятно, по этой причине губернатор города Матвиенко обращается к Путину с просьбой изъять Северную столицу из списка исторических поселений РФ.
Что такое Санкт-Петербург для чиновника?
Не более чем название кормушки.
С чего начинается Родина?
С единой культуры, эстетики, этики и равноправия…
На деле не так. На деле растет взаимное неприятие, вызванное различием возможностей, нравов, обрядов, культур, морально-нравственных императивов.
Если в стране есть напряжение между гражданами разных национальностей, в этом в первую очередь виноваты власти, во вторую очередь виноват бизнес.
Санкт-Петербург – многонациональный город, и, пользуясь дельтой в правах приезжих и местных, бизнесмен берет на работу приезжих, готовых трудиться за мизерную зарплату. Аборигены остаются за бортом.
При таком разделении труда и аборигены, и гастарбайтеры фактически лишены будущего.
Местные сбухиваются, дичают, но и приезжие не развиваются.
По оценкам независимых наблюдателей, дворник-таджик в Петербурге только за право работать отдает до половины зарплаты, работая на две ставки, он получает одну. А еще он (довольно часто) должен платить участковому и чиновнику.
Может он рассчитывать на ипотеку?
Есть такой банк, который поручится за него?
Я не знаю такого.
Возможна ли ипотека для дворника-аборигена?
Не думаю.
В этом городе рабочим домов не положено. Дворникам полагается ночевать в дворницких. Рабочим – в рабочих бытовках.
От несуществующего жилья вернемся к труду. Он более чем реален, но с оплатой и с охраной труда что-то не то. Труд в постиндустриальной России отчего-то очень похож на рабский труд доиндустриальных эпох.
Рабский труд наносит моральный и физический вред и приезжему, и аборигену, и стране, где такой труд практикуется.
Рабский труд развращает одних, разрушает других и откатывает общество в первобытное состояние.
Это два несовместимых понятия – инновации и дармовой рабский труд.
Рабский труд способствует ксенофобии.
Но вместо того, чтобы ввести и соблюдать четкие нормы предоставления рабочих виз и гражданства, чиновники и – извините за старорусский – «менты» нарушают закон, обирая и плодя нелегалов.
Есть ощущение, что власти выгодно межнациональное напряжение – таким образом она отводит удар от себя…
Нелегалы абсолютно бесправны. Аборигены бесправны тоже, только они пьяны, и им пока льстят.
С чего начинается Родина?
С рождения новых граждан. С заботы о стариках. В Петербурге много пенсионеров и мало детей. И тех и других наше «социально ориентированное» государство считает балластом. Пенсионеры слишком долго живут, дети слишком долго взрослеют.
Нашему темному, архаичному, несовременному, недоразвитому государству нужен валовой прирост молчаливых тягловых налогоплательщиков – укладчиков асфальта, толкателей тележек и надзирателей.
На деле происходит обратный процесс: неестественная убыль, усушка, утруска, вызванная плохим или очень плохим сервисом этого пресловутого государства.
В странах развитых население сокращается тоже, но по причинам совершенно иного свойства. Там, где есть технологии, исчезает потребность в многочисленных рабочих руках. Там, где есть технологии, в основном работают головой.
Структура занятости в развитых странах, то есть в странах, обладающих технологиями, имеет следующие пропорции: приблизительно 10 % занято сельским трудом, еще 10 % занято в производстве. Их усилий хватает, чтобы с избытком прокормить, одеть, обуть, прокатить остальных.
Вся проблема заключается в том, чем занять 80 % прочих работоспособных.
Развитое общество не нуждается в росте и не боится старения.
Сокращение населения в нем есть естественный саморегулирующийся процесс, находящий отражение в культуре социальных, семейных и половых отношений, а также в совершенствовании средств и способов предохранения.
Тем, кто принципиально не хочет предохраняться, рекомендуется сдерживаться!
С чего начинается Родина?
С достопримечательностей и достижений.
Наша главная достопримечательность – генерал-губернатор.
Глядя, как трясутся поджилки бизнесменов и бюрократов, не всякий поверит, что губернатор – это не мужчина, а женщина. Не всякий сообразит, что аббревиатура Матвиенко «В. И.» расшифровывается не как Валентин Иоаннович, а как Валентина Ивановна!
Светская львица, административный медведь, крупный человек, заметный художник, недюжинный оратор, гражданский поэт.
Главное достижение города – это ее родной сын. Многократный почетный вице-президент, президент и гендиректор различных компаний и банков, гениальный антикризисный менеджер-самоучка и долларовый миллиардер. Так, по крайней мере, считают люди.
Активнейше рекомендую всем, кто нуждается в сбережении нажитого, и особенно тем, кто заинтересован в быстром приросте, – просите, молите, алкайте, чтобы этот великий отпрыск стал вашим соучредителем.
Под стать самому, то есть самой Матвиенко ее, культурно выражаясь, «команда»: все как на подбор плотные, краснолицые, коренастые, поперек себя шире – словно и не петербуржцы, а вообще москвичи. И все семи пядей во лбу, даже если плешивые. И все у них под контролем. Все схвачено. Особенно в плане недвижимости и земли.
Поэтому если ты не можешь жить без колбасы и мечтаешь, например, открыть колбасный заводик, изволь втридорога заплатить за участок, а затем пригласить в компаньоны кого-нибудь из членов бесконечно большого чиновничьего семейства…
Таким выглядит Петербург, если смотреть на него изнутри, из переваривающих тебя Санкт-Петербургских внутренностей.
Неспешное, неуклонное разложение на простейшие, ее величество энтропия…
Силы, способные остановить и обратить этот процесс, – власть и общество – на самом деле его только усиливают.
Власть интересуют бюджетные деньги, личные цели да недвижимость за границей. Гражданское общество попустительски спит.
На акции в защиту 31-й статьи Конституции, за сохранение города и против так называемых «реформ» здравоохранения и образования приходят от 500 до 2000 человек – сотые доли процента.
Если мы заслуживаем перемен, то каких?
Город спит. Погружаясь в болота, растворяясь в тумане.
«Болота в тумане» – хорошее название для пресервов.
Наша передача заканчивается.
На «Первом голосовом» с вами был Санкт-Петербург, Виталий Щигельский.
До свидания.
Держите спину ровней!
