Летит лист –
Бывшая задача по геометрии,
Глядит клёст –
Бывшая птица, а ныне – чучело,
Звучит твист
Популярный в прошлом столетии,
Поджал хвост
Кобель в ожидании лучшего.
Закрыл дверь
Хозяин в свою комнату,
Забыл хворь
Старик бегущий за поездом.
Идёт зверь.
От зверя несёт копотью,
А он несёт хор
Таких же зверей, за поясом.
Трубит в рог
Ангел из Откровения,
Пророк жив,
Но чувствует, что не вынесет,
И ждёт Бог
Новое поколение
Из зёрен добрых, которое может вырасти.
* * *
У времени взять взаймы,
Купить билеты на поезд,
Сказать машинисту: «Дай мы
Поведём поезд!».
Он спросит: «Куда поведём?».
А мы ему не ответим,
Просто линию проведём
На карте. Отметим
Этой линией ровный путь.
Во избежание новых вех
Мы поедем куда-нибудь
Вверх.
Но вниз потянут нас нити
И ангел, летящий на встречу
Спросит: «Куда Вы летите?
Там нет ничего...»
* * *
Не крести меня, я крещёный,
Дай воды просто голову смыть.
Прости. Воскресенье прощёное.
—Бог простит.
Бог простит. Прости вместе с Богом.
Нарисованы колокола
В темноте на окне. За порогом
Ночь пришла.
Ночь пришла. —Не за мной? —За мною.
Что-то надо ещё ей сказать?
—Ничего. Лишь ладонью закрою
Глаза.
Глаза, чтобы дождь в них не падал
Продевая в зрачки грусти нить.
Что ж, пора уходить мне. —А надо
Уходить?
Звезда Рождества
Кукушку полночь выгнала из часов:
«Кукуй! Давай, отсчитывай каждый вздох».
Кукушка кукует на тысячу голосов,
В одном из них, неизменно, присутствует Бог,
Он глядит на жизнь комнаты изнутри
На расстоянии вытянутой руки.
И в лампочке тусклой Звезда Рождества горит,
Её зажигают обычные рыбаки,
Их двенадцать. С одиннадцатым «ку-ку»,
Один рыбак, тот, чей поцелуй острей,
Выходит и молча вешается на суку
Старой вешалки, расположенной у дверей.
Входит хозяин. В комнате гаснет свет.
Полночь на перекрёстке колет дрова.
Роняет небо на землю обломки планет.
Бог со стремянки вкручивает Звезду Рождества.
Дневник ангела
07:30 — рассвет
Тонким лезвием свет прорезает дверь -
это утро приходит. Складным ножом
ковыряет в замочной скважине. Зверь,
солнцем посланный, заползает ужом
в нашу комнату, лижет твою ладонь,
на ладони желтеет полоской след,
ты сжимаешь кулак, улетает сон,
в кулаке трепещет зажатый свет -
волосок курчавый. Картавит сквозняк,
пахнет осенью стриженный календарь.
Забирается медленно на чердак
птица-солнце, важная, как глухарь
и рассвет собирается со двора,
прячет в рваный карман перочинный нож -
дело сделано. Стало быть, всё, пора
просыпаться, стряхивать с тела ночь,
07:40 — пробуждение
просыпаться и с чайником в города
начинать игру, пока не вскипит:
—Краков. —Вологда. —Значит тебе на «А».
—Адлер. —Рыльск. —Калачинск. —Камчатка... спит.
07:45 — сборы
Кто-то спит и к кому-то приходят сны,
а у нас это вечное: «Всё, вставай!».
Наши тени разбросаны вдоль стены.
Умывайся, тень свою надевай,
Надевай свою тень, не забудь пришить
пару пуговиц, я вчера оборвал,
потому что с тебя эту тень стащить
в темноте не просто. Никто не звал
нас сегодня на завтрак — и то добро!
Заведённой юлой день почти пришёл.
В нашей комнате солнце своё перо
обронило. Я прибирал — нашёл!
08:00 — полёт
Полетели, нам завтра рано вставать.
Люди, словно верблюды о двух горбах.
В теле, всё-таки, хлопотно ночевать,
а куда деваться — судьба... судьба...
Рубашка Бога
Сшивает дождь с землёю небеса
стежками крупными совсем небрежно -
бывают же такие чудеса...
А утром, еле брезжила надежда
и солнце выползало из-за туч,
термометр за окошком колебался,
и прыгал по шкале бордовый луч:
взлетал до десяти и понижался...
Но ткань небес подогнана к земле
и храбрые небесные портняжки
сшивают воедино небо, лес,
поля и реки - славная рубашка
выходит. Бог наденет и вздохнёт
(мы, как ворсинки изнутри свернулись),
лишь воротник рубашки расстегнёт,
чтоб мы от доброты не задохнулись.
Вирилори
* * *
Пришита к небу коровка божья,
Как пуговица к пиджаку….
А я всё тот же, да, всё тот же я
Иду по старенькому чердаку:
Там тихо всхлипывают доски,
Там гвоздик в кепочке торчит,
Там вечер, как коньяк молдавский
В гортань трубы из стопки влит,
Там голубь на двери качается
И щели пилят полумрак…
Иду. Я знаю, всё кончается.
И всё. Кончается чердак.
На лестницу перекочую,
Вдохнув, чуть-чуть передохну,
Коровку божью откручу я
Пиджак небесный распахнув.
* * *
Плачет Таня. Мячик утонул.
Молодость прошла и муж в запое….
Танечка, не плачь, возьми отгул,
Да оставь ты этот мяч в покое,
Отдохни, ведь Агния Барто
Знать не знала о такой концовке:
Мячик, лужи, мальчик под зонтом
На пустой трамвайной остановке,
Пьяный муж и дочка на сносях,
Как пинок ногой в живот – зарплата…
Наша жизнь – несовершенна вся,
Что ж теперь рыдать? А ведь когда-то,
В детстве, было всё наоборот:
Рубль за счастье, эскимо и мячик,
Карусель, последний оборот
И напротив самый лучший мальчик.
О. С.
* * *
У принца сломался конь. Куда он теперь без коня?
К тому ж, конь не белый был, а цвета морской волны.
А Санчо, вчера, осла на мерина променял...
А девочка молча ждёт. Девочки ждать должны.
У принца — деньга длинней, чем косы у Рапунцель
И он починит коня, за деньги — хоть целый табун.
У Санчо нет денег пока, но есть высокая цель....
А девочка снова ждёт. Ей не обмануть судьбу.
Не скачет чего-то принц — детали не подвезли:
На импортного коня детали долго везут.
А Санчо опять пьян, пьян от хозяйской любви
Выпитой из письма, которое, кстати, ждут.
И что ей, девочке той, в холоде съёмных квартир
Состариться без того, который застрял в пути?
Девочка молча ждёт и с девочкой ждёт мир,
И только время идёт, поскольку должно идти.
* * *
Картавит дорога.
На каждой кочке звучит Вертинский.
Я еду в родимое захолустье.
След от ожога
Твоей помады в моей щетине
Немного грустный.
Окно потеет.
Водитель шутит: «Наверно выпил
С друзьями, как водится, накануне».
В душе теплеет
И с сигареты слетает пепел,
Как пух в июне.
Сон разбавляет
Дорожный притор однообразный.
Я просыпаюсь от дикой жажды.
Мой взгляд цепляет
Парящий в небе крестообразно
Журавль бумажный.
Отстёгнут ремень.
Шагаю шатко, мелькают зебры
В глазах, я падаю у забора.
Такая темень.
Меня тошнит на родную землю -
Выходит город.