Я пишу тебе снова. Опять потускнели Плеяды
В этом стылом окне, что анфасом обрушено в осень.
Я не вижу её. Просто чувствую – холодны взгляды.
И неровным пунктиром наш воздух последний уносит…
Понимаешь? - распутье. Я очень устал от безделья –
Регистрировать вспышки тоскливых желаний остаться
И мигать семафором на ворохе мятых постелей,
Как в вагонном купе, отбивающим оторопь станций…
Я устал продираться тропой ненасытных животных,
Что в мехах, с маникюром, а в сути своей – обезьяны…
Улыбнись, оттолкни – это принцип успешных и потных.
Неужели постиг? До чего же обычаи странны…
Понимаешь? - отверг я событий пустые куплеты,
Не хочу поддаваться опять продвиженью к победе
И усердно писать. Я твои воплощаю советы,
Только голос сорвал на озвучке всех треков к беседе…
Понимаешь? - мне больно. Писать – это иглами в нервы,
Это в радужной дымке - лицом по замёрзшей брусчатке…
Пьяный ангел отполз на окраины взгляда не первый.
Перед ним – вереница отравленных фей – без оглядки…
Я пишу тебе… Знаешь? – ответы с рожденья фальшивы...
Так что ты и молчи, как молчала все эти столетья.
Ну а мне – на охоту за воздухом. Помнишь? – пунктиром.
Я ещё напишу. Если хватит Массандры. До встречи!..
Тройной рассвет
Сквозь пальцы уползающим песком
Трезвонит Пустота многообразно.
Обет и спесь – отчаянно заразны,
И увальнем проклЯтым мнится дом.
Остаток чувства северной страны,
Бредущей в полумраке многоточий,
Трезвон гордынь и оторопь всенощных –
Коктейль гламурный новой старины.
И в сумраке мятущихся фигур
Парады катов, шествующих чинно.
Рассвет – как дым… Не явишься с повинной?! –
Визгливый хохот выспавшихся дур.
Французской речью – плавно, нараспев –
Вытягивает музыка по жиле…
Скажи, ведь правда – жили – не тужили?!.
Зачем же в Лету с маху, не согрев
Вина несчастий, вьющихся червём?
Опять рассвет – неладен будь – гудит безбожно…
Быть иль не быть – решиться невозможно,
Растаять разве что… Прозренья – на потом.
Угрюмых лиц дождливый хоровод
Поносит чувств невысказанных вехи,
И некто - дважды Х - с величием в прорехе
Пониже пояса, о Жизни нам споёт.
Раздайте грОши мелочных затей -
Пусть самомнений захлебнутся песни!
Смотреть в огонь и в воду интересней,
Чем в зеркале разглядывать мощей
Тщеславных тлен. Веление старо,
Как этот сумрак заоконный мира…
И каждому – уютная квартира
В два метра и рассвет – тавро.
Я не знаю - зачем так надолго теряю тебя (Акростих)
Я не знаю - зачем так надолго теряю тебя…
Неуклонно морочит дурная привычка потери.
Если б знал – сколько слёз и шагов до распахнутой двери -
Зарубил бы ничтожество собственных слов, не щадя!..
На карнизе цветастом бредущего осенью сна
Анаграмм неуместных ликующий всхлип – идиотство…
Южный ветер саднящим крылом навевает сиротство -
Запасаюсь теплом на безжизненный путь – Без тебя…
Ах, зачем поезда вырывают из жизни куски,
Чёрным дымом вспоров небосвод и железом – надежды?..
Еле слышный мотив перестука колёс лишь поддержит
Мелом пачканный норов расцветшей нелепо тоски…
Так венчает сезонов забеги подруга-Зима,
Аметистовой тенью скрывая все прошлые думы…
Карнавал? Передышка? Отсрочка для выплаты суммы,
Неоплаченной прошлыми жизнями? Долг – навсегда…
А во двор, замусоленный грудами битого льда,
Дармовой потребляя портвейн, что достался – как манна,
Ольгерд – маленький бомж – со своею пре-синей Сюзанной -
Лицезреть откровенья бредут – от испитого дна.
Гордый этот Дуэт, презирающий стиль «Happy End»
Отчего-то роднит меня с выцветшей летней афишей:
«Театр алых теней!», да с растёкшейся по миру жижей,
Ералашно себя величающей словом «абсент»…
Раз уйти собралась – отчего же и впрямь не пойти?..
Я по следу чуть видному буду сбирать оперенье -
Юным ангелам в дар, чтоб хранили любовь от затменья,
Тихо хокку шепча на своём Неуклюжем пути:
Если бел твой путь,
Береги красный цветок -
Я не увяну…
Голос
Кто прыгнул отчаянно в утлую лодку Земли,
Свой крик первородный на ранние звёзды нацелив,
Готовьтесь! Отрава часов да свинцовые рамки недели,
Как крысы размножившись, в мрачные трюмы легли.
И тянут, и давят, и дно призывают в отцы…
Их цель неподвластна потугам смешной карусели,
Что вы затеваете с солнечным ветром, глупцы!
Глаза поднимите – простуженный войлок – ни зги…
Как твари морские мы жёсткой коростой покрыты.
Кричи – не кричи – эти всхлипы в отчаянье свиты.
Их мало, им боязно с небом играть в поддавки.
А тряпочный парус недужен и липнет к ноздрям,
Но в этой удавке сердца горизонту открыты.
Там углями зреет костёр в золотистых кудрях…
И, рты открывая в безумном желанье вздохнуть,
Телами от стен отражаем румянец восхода,
Стальной чешуёй резонируем трелям погоды,
От Босха до Баха пытаясь прокладывать путь…
Что рыб безысходность?.. Их участь – молчанье воды.
Мой голос в тумане – надёжней рассветного брода!
Внемлите! Лишь так избежать вам издёвок Судьбы.
Письмо №5
Промолчала… Спасибо. Твоим милосердием тронут.
Лучше сам побренчу здесь как в высохшей тыкве нутро.
Наблюдаю, как звуки охрипшие в памяти тонут,
Капли след оставляют ржавеющий – не серебро.
То не важно, послушай безделицы этой шуршанье,
Без огнива и пакли взвивающей огненный сноп,
Без мертвящей, стекающей ниц – к водяному молчанью –
Презирающей гадости всласть отутюженных слов...
Просто жди. По минуте, по клёкоту птичьего стада,
По кирпичикам взглядом скользи, не меняя основ,
И придёт оно – сладкое таинство мёртвого яда,
Что плывёт так игриво по жилкам синеющим – сном.
По моим – по моим. А тебе – вот – картинка в награду:
Дельты рек в золотистом сиянии южных степей.
Тишина… Тишина. Стук не слышен практически… Рада?
Только воду не пей, где топтались армады коней!..
А то станешь… Алёнушкой на каменеющем счастье.
Не твои это сны – позабудь! Да и я – не у дел.
Поглощаю озон от гремящего всюду ненастья
И холодной рукою – по звуку – рисую предел.
* * * (Мой язык костяной)
Мой язык костяной так карябает это пространство,
Что оно кровоточит. Сочится – неловко, бездарно…
Это я – отражённый в беспечности непостоянства
Старых ив на свинцовой подошве пруда – капиллярно.
В этой зябкости каждый пришедший швыряет булыжник.
Потому что нельзя по-другому, ведь тянет, ломает
Тусклый отзвук в затылке свербящий. Так трепетный лыжник
Всё скребёт по лыжне, этот мир на себя загребая…
Отголоски зимы? Или пошлость весны? Глупый выбор.
Я ослеп – я не вижу примет. Время – каменный жернов.
Поворот – и впечатан в гранит. Серых выбоин, рытвин
Барельефом размазан… И другом, назвавшимся – верным,
Или недругом (тусклое солнце стирает различья)…
И в окошке с разбитым стеклом для слепца только ветер.
В холодеющем мире моём кто-то стонет по-птичьи.
То ль поёт, то ли плачет, что жизни уход не заметил.
Почти по Маркесу
Паруса ты свои лоскутные стирала и пела.
Как накинулся май на твои золотистые кудри…
Кружевами взметнул в небеса… Невесомое тело
Колыбель отыскало незримую - честно и мудро.
Вознеслась (как у Маркеса) - свято, наивно и глупо:
В кулаке драный ситец, в зубах кровенит штукатурка.
Только меркам земным места нет… И в рассветное утро
Улетаешь к своим облакам как дымок от окурка.
Ну а я затянусь - снова, снова - до обжига пальцев.
И кофейный свой плен забелю молоком магазинным.
Буду песни слагать о наивных, но гордых скитальцах.
И истёртая жизнь вдруг предстанет до одури длинной.
Фарфоровый кот
В полумраке своём удивительно ровно
……………………………проживает свеча на пластмассовой полке.
Пахнет жжёный фитиль сладковато, напряжно,
Словно пропасти гибельной рядом начало,
……………………………и опасность таится в проклятом осколке
Этой ночи спокойной и даже нарядной.
Тишину не спугнёт и жужжание чьё-то…
……………………………Это мысли роятся как старые трутни…
Наступила новейшая смена сезонов,
И красивый самец вдруг теряется в жизни,
……………………………и становится странно и больно ненужным,
И становится словно ничейный ребёнок…
Что до мыслей пустых… Что до их производных…
…………………………Что до производящих бессмысленность тварей…
И одна вон – в моём лысоватом обличье -
Так пытается что-то сказать о бесчестье
…………………………безысходности мира… Но мир киноварью
Прагматичных предательств стирает приличья.
Её путь – красноватая в пятнах дорога,
…………………………по которой брести – мой удел окаянный,
И ненужность свою смаковать в каждой капле
Коньяка дорогого со вкусом дешёвым,
…………………………как и все мои грёзы, и образ желанный,
И попытки отдать себя. Глупо. Не так ли…
Замусоленный скромным словарным запасом
…………………………мой мирок засыпает в свечном полусвете,
Шоколадный запас пожирает нескромно…
Этих зимних торжеств так помпезна нарядность,
…………………………так фальшива – заигранной песней о лете…
Лишь фарфоровый кот молча смотрит влюблённо.
Утро как измена
Снова измена – лёгкий полёт облаков утром окрашен.
Моря румянец. Фон иероглифам скуп… Бал силуэтов.
Лодки рыбачьи, словно касатки, спешат в дали бесстрашно.
Но все изменят этому мигу зари – полднем одеты…
Рыбы впадают в брачный экстаз родовой, будто бы жрицы.
Танцы священны. И на алтарь бытия – веер и бисер.
Мечутся тени в светлой лазури морской – словно куницы,
Круг завершают, и не пройти этот путь – повод немыслим.
В этом мельканье точно предсказанных вех – странная тяжесть…
Всё равномерно. Крутится в плене звезды шарик – радаром.
Скорость смывает радужных пятен парад в серую вялость,
И неизменность смотрит округло на мир старой гагарой.
* * *
Словно дыры в пространстве – позывные насмешливой памяти.
То ли оттиск печатный, то ли акупунктуры узорчики…
Лепит что-то тенями шелудивая звёздами-пятнами
Луноокая полночь, распихавшая томность бессонницы.
Ты ростками своими из земли пробивалась таинственной.
Я с высот зачердачных изливался белилами в чёрное.
Не заметить неможно, если кто-то в погоне за истиной
Близнецово с тобою так по встречной несётся оторвано.
Столкновенья инертность закружила покой – глаз циклоновый,
Где наш сон, что ребёнок, расцветал пятидольным соцветием.
И наш фильм чёрно-белый, онемевшими ртами воссозданный,
Раскадрованный жизнью на фонарности памяти светится.
Письмо №8
Извини, я вчера засиделся с какой-то красивою дрянью,
Выпил пару бутылок красивого красного пойла,
И теперь… мир летает как пошлый дурак на Луне.
И нелепые мысли тенями в осеннем окне
О тебе всё стучатся, но знать не помогут мне – кто я
В этом утреннем холоде, пахнущем кислою ранью.
Оцени: на столе пятна крови. Но это всего лишь варенье…
Вишня очень к лицу тебе – росчерк на белой ключице.
И железный твой шёпот: мы войны на смертной стезе…
И всё дальше твой плен, и свидания только во сне,
И зыбучая язва того, что никак не случится,
И насмешка, что суетен бог, принимавший решенья.
Видишь – снова завис я на ноте, зудящей как шершень.
Раз зудеть – то лететь – прямо в стёкла, ведь стёкла за память в ответе,
И на них намалёван эскиз пародийный Судьбы…
Не гляди за плечо, там не память – всего лишь гробы.
Ну а нам – рядовым боевой эскадрильи осиной – не смейте
Говорить о фонтанах крови!
………………………………Ну, до связи!
До пьяного литра – не меньше.
Жираф
Завертело проклятое время трещоткой надсадно,
И в ушах – пулемётная ритмика лопнувших дней.
А в глазах – светотенью мозаика, взлёт и посадка,
Шкуры, юбки, лосины, ремни, переправа коней.
Кто сменил, кто остался, трофей же – условно досрочен:
Блёстких лысин тугое бельмо, не на вид, так в мозгах.
И заезжий циркач с пресловутым названием «осень»
Всё навязчивей требует плату за трюки и па.
Я разглажу ладонью измятой записки проклятье,
Не читая, вгляжусь в закругленья линчующих букв
И замру так… наивно, как добрый жираф на закате
В тёплой, дальней и хищной стране африкановых мук.
Уходила
Память – хрупкий лист изжёванной копирки.
Было? Не было? – гаданья «Ундервуда».
Помню, как ты уходила по тропинке,
Но по шпалам шла в тумане. И подспудно
Проступала речь деревьев приозёрных
Сурдопереводом цепким для безликих,
И стучали, словно в темечко, покорно
Кнопки-пули-дуры пишущей машинки.
Рябь озёрная качалась пред глазами…
Провожал… А зонт чернел в тумане белом.
В лодке стоя, оттолкнул я землю в мае.
В ноябре ты уходила первым снегом…
