Предлагаемая подборка лирики В. Молчанова состоит из работ, занявших за последние полгода призовые места в различных конкурсах и фестивалях. В частности в Зимнем турнире на Литсовете и в Финале лит.конкурса 2-го международного фестиваля "Славянские традиции".
Виталий Молчанов Ни слова о л…
***
Дом – как замок, через лужу-ров –
Мост дощатый. Cкрип дверей истошный
Возвестил: «Следы её шагов
Стёрли чьи-то грубые подошвы».
Мне на пятый... Тёплый аромат
Поглотило стен подъездных горло –
Кашляет прокуренно подряд
Гулким эхом в такт ступеням голым.
Краска ядовитая перил
Прилипает пятнами к ладони.
Не щадя сороковаттных сил,
Луч плафонный бросится в погоню,
Натыкаясь слепо на кусты
Чёрных и загадочных пролётов.
Перед дверью – я, за дверью – ты...
Дерматин холодного расчёта
Подчеркнёт обманчивость глазка,
И стократ умножит расстоянье –
Вот стоит в пальто моём тоска,
В шляпе – гордость, и в зрачках – желанье.
Cам же я остался там, где ров –
Лужа... Мост дощатый... Скрип истошный...
Лёгкие следы её шагов
Стёрли чьи-то грубые подошвы.
Сердечки
Послушай, как ветер шумит в растревоженной роще.
Поникла трава – не то, чтобы спит, но не ропщет.
Ему, прохиндею, примчаться б опять к ней на ложе,
Примять посильнее… А, может, обнять и взъерошить.
Варила Маруся картошку в нетопленой печке.
Тоскливо дурёхе, рисует на стенке сердечки.
Усато одно, а другое – тшедушно, белёсо:
– Эх, друг мой Ванюша, приеду я в город без спроса.
Пешочком пройдусь до райцентра в блестящих галошах
Пятнадцать км, там усядусь на поезд хороший,
Где нет билетёра и мягко постелено сено.
Полсуток позора – и вот я, Венера из пены.
Ванюша, твой адрес запомнился мне слово в слово,
Послушай: «Москва, остановка метро – «Дурулёво…», –
Кусая губу, прижимается ласково к печке
Ерошить траву, пожирая глазами сердечки…
– Ветвями густыми от ветра не спрячешься, роща, –
Марусе обидно, желудок от голода сморщен.
Рисует упорно сердечкам ручонку в ручонке.
Она на четвёртом, исполнилось сорок девчонке.
«Не в каждый сосуд наливается разум до края», –
Вздыхает бабуся, холодную печь разжигая,
Сгребает золу… И теплеет Марусино сердце –
С иконы в углу смотрят ласково мама с младенцем.
Слова
Из рук моих в ладонь таксиста
Нырнула мятая купюра.
Как в мастерской таксидермиста,
Повисла в гардеробе "шкура".
Одна в раскрытой пасти бара,
Тонка как лань, неосторожна,
Волнуешь золотом загара,
Киваешь на мое: «К Вам можно?»
Синкопы джаза, цветовьюга,
Полоска-шрам над левой бровью
– Мы раньше видели друг друга?
Нет? Что ж, продолжим предисловье
Игрой в ответы на вопросы,
Движеньем коньяка в бокалах..
Врозь – на груди высокой косы,
Недетский блеск – в глазах-опалах.
Когда капрон тугих коленей
Согреется в моем вельвете,
Вдруг неожиданность сближенья
Прорвется хрипом междометий…
Сломаем ночь, поставим в вазу -
Наутро любоваться сдуру.
Слова – пустяк, синкопы джаза.
– Таксист, домой! Лови купюру.
Узелки
На тебя и меня случай ставил силки.
Мы попались, вдвоём затянув узелки.
Не жена и не муж, не друзья, не враги
Просто сделали шаг: я коснулся руки,
Ты коснулась руки…
Вдруг остались одни.
Наши ночи не спали, обнявшие дни.
Наши губы шептали и пили из губ –
Я дыханье твоё, ты моё.
Случай глуп,
Cлучай слеп,
Но безжалостно сжали тиски
Петли страсти, под горло вдавив узелки…
... И послышался стон, и посыпался смех,
И полезли скелеты из шкафа при всех,
Взбаламутив семейного озера гладь:
– Ты дурак, а она ненормальная б**дь!..
Но смотрели глаза неотрывно в глаза.
Тело с телом сплелось, как с лозою лоза.
До упора в душе натянулись колки –
Мы гитара, и, струны связав в узелки,
Не звучим,
Не кричим,
Звонко в мир не поём –
Тихо позднее счастье лелеем вдвоём,
Что согрело любовью в сердцах уголки.
... Нас убьют узелки,
Пусть убьют узелки.
Блесна
Стряхни в подушку капли сна, какая рань…
«Чужое» тело стиснет зубы – прыгни в дрожь,
Одень его, зовёт блесна в тьмутаракань,
Включи напыщенный и глупый чайник «BOSCH»,
Который булькнет вдруг с акцентом: «Обмануль
Тебя герр Солнце, не ходиль бы за порог.
Убийца твой, дыша абсентом, сель за руль…»
– Ты слышишь? Таймер завопил, что «nine o clock».
Беги по лестнице, прочь думки, – злой авгур,
Дурак, пыхтящий ради пара, – вот психоз!..
… Блесна играет в лаке сумки от кутюр,
Кусает даму зло загаром в передоз
Открытых напоказ местечек для туза,
До поцелуя жёлтым косам – переход…
Подброшен бампером… Подсечка… Тормоза
Абсентно медленны – колёса рвут живот.
Она кричит: «Зачем звонил в такую рань,
Звал на природу, усмиряя в трубке дрожь?..
…он за блесной летит в астрал – тьмутаракань…
«Зря поспешиль на полминутки», – чайник «BOSCH»
Пеняет таймеру: «Вернись на «nine o clock»,
Переиграй, перенастрой, перекричи…»
Стряхнув в подушку капли сна, проснулся Бог,
И антипод вернул с блесной от дня ключи.
Снег
Снег был живой, вполне разумной ватой,
В которую вселился зимний джинн.
Пришли на помощь дворнику с лопатой
Ковши снегоуборочных машин.
Сгребали в кучи, вывозили в поле.
Но, торжествуя, снова падал снег,
Скрипя в ответ: «В твоей ли слабой воле
Меня пленить, наивный человек.
Назло слепым синоптикам и Глобе,
Остался мир без солнца и удач».
Внезапно «Джингл Белл» запел в сугробе
Мобильник-крошка – весел и горяч.
Cнежинки растопивший на панели
Звал громко ту, что бросила его.
Она вернулась, встала на колени
Пластмассовое сжала естество...
И замер джинн... А хриплый голос в трубке
Шептал cлова прощенья невпопад.
Поехали по городу маршрутки,
Довольные, что кончен снегопад.
Перезагрузка
Пусть за грязным окном вместе с ветром вальсируют ели,
И синицы беспечные клювами бьют по стеклу.
Не хочу уходить из гостиницы в трезвость метели,
Отлежусь день-другой… Хоть уже не усну, хоть уже не усну.
У неё шоколадные ноги под юбочкой узкой,
Ярко-ржавые губы дрожат, словно в них удила.
Мой компьютер завис в ожидании перезагрузки
Виновата зима… Не хватает тепла, не хватает тепла.
Схемы вздрогнут, очнувшись, и мысль зажужжит по контактам:
«Прочь из памяти эту, домой покаянно вернись».
Ангажирует ель ветер-жиголо с южным азартом.
И синицы зовут… Загружается жизнь, загружается жизнь.
Омммм
Созерцая с обрыва природы алтайской убранство,
Насыщая эфир энергетикой праведных дум,
Воплощением птицы, застывший в тантрическом трансе,
Не по-русски бормочет "ом мани", затем – "падме хум".
Сострадательный Будда, прикинувшись утренним ветром,
Шевельнет его волосы теплой и мягкой рукой.
Открываются чакры – дороги в душевные недра,
И, космическим странником, бродит по чакрам покой...
Ей придется одной на горе этой ставить палатку,
Долго хворост таскать, на кореньях настаивать чай.
"Только б он не упал," – колбасу поедая украдкой.
– Бес попутал меня с чудаком прилететь на Алтай!
Завяли ломкие цветы
Забитый грязью до ушей,
Неряха-город еле дышит.
Завяли ломкие цветы
В простых пластмассовых горшках.
Ты равнодушно говоришь,
А я тебя совсем не слышу.
Сегодня расстаёмся мы,
Что толку в брошенных словах?
Завяли ломкие цветы,
Ко мне в окно стучится муха.
Наверно я её впущу:
– Привет. Что, в гости? Ну, побудь.
У мухи в сеточку глаза,
Камзол зелёненький на брюхе.
– О чём я? Разве? Не грущу.
Пока. Управлюсь как-нибудь.
Взгляну сочувственно в окно:
Страдает город гайморитом,
Завяли ломкие цветы…
Вот привязался, чёртов бред!
– Уходишь? Ладно, уходи,
Мёлькнешь, как все, в окне открытом.
Достану мухе на обед
Кусочек сердца из груди.
Йети
У него тепло в котельной. За получку, не по сдельной, –
отдежурил и бреди себе домой.
В магазине взял бутылку, намотать чего на вилку,
и, как дайвер, погрузился в выходной.
Холодок житейской стужи ущипнул разок за уши
да наткнулся на седой, колючий мех.
Неустроенность-позёмка под колени ткнула ловко,
но решила: «Рано праздновать успех».
Давит пол нога в ботинке, бьют по рюмке зубы-льдинки,
ночка-стерва навалилась на окно
негритянской полной грудью, – жизнь течёт с привычной мутью,
как вода из крана в раковины дно.
Западает выключатель, не шумит обогреватель,
в саркофаг из пыли спрятан телефон.
Вслед за соткой – хруст солений. Щель ответила гуденьем –
жулик-ветер залезает на балкон
– Где же вы, жена и дети?.. Он не дайвер – дядя-йети,
гуманоид в толчее панельных гор
У подъезда – cнег с ладошку, не найдёшь удачи крошку.
Oбронил давно, а кто-то ловкий спёр.
Может, на другой планете ждёт героя тётя-йети,
ловит взглядом каждый встречный космолёт?..
... Неoбычное – случайно, голова мечту качает,
и урчит тревожно двигатель-живот.
Руки – в перьях?! Это ж крылья! Над землёй, над снежной пылью,
над трубой, что пар, как cливки, в тучу льёт,
он несётся. Жулик-ветер подгоняет – небо третье,
небо пятое, седьмое. В звёздный лёд.
Точку ставит понедельник. На окладе он, не сдельник,
ковыляет, мешковата шкура-драп.
Разведён, потаскан трошки, – жёлтым взглядом, как у кошки,
провожает c укоризной встречных баб.
