«...странник я на земле, не скрой от меня заповедей Твоих».
Пс.118:19..
Бог-кочевник на крыльях буранов
мне являлся один на один
в виртуальных провалах экранов
на просторах хазарских равнин.
Был в неведомой бездне и рядом.
Распускался туманным шатром,
разгорался грозою над градом,
откликался и злом и добром.
Там, где звёзды восточные светят,
там, где стелется северный путь,
мы не видели тех, кто приветит,
мы не ведали, где отдохнуть...
Он несчитанно звёзд зажигает,
но не могут бродягу согреть.
Тут холодные лампы мигают,
на кого мне под ними смотреть?..
Маюсь, схвачена мутным потоком,
и тебе обиталища нет.
Так заметь меня огненным оком,
а спрошу – не скупись на ответ.
Здесь, у смертных, у жертв неминучих
быть бессмысленно в учениках.
...Взмахом радостным крыльев могучих
раскрывается Книга в руках.
* * *
Был бы книгой - прочесть и другую открыть,
Был бы мёдом - испить и о жажде забыть,
Но тебя не достичь и придётся признать -
я тобой прельщена, и тоски не изгнать.
За сияющий взгляд из-под длинных ресниц
я тобой прельщена, не заметив границ,
и томлюсь у нелепого чувства в рабах
за кривую улыбку на полных губах.
Своему равнодушию больше не страж
я тобой прельщена, ненаглядная блажь,
словно счастьем, которого мне не вкусить,
словно перстнем, которого мне не носить,
словно море Луной - чтоб нахлынуть волной,
и отхлынуть волной, оставаясь одной...
Бог далёк, но взывает к душе высотой,
Мир жесток, но оправдан твоей красотой.
* * *
«Отчего Тора начинается буквой бет? Чтобы человек не тешился иллюзией, что он знает алеф» Баал Шем Тов.
Мне тебя не забыть среди тысячи бед,
даже если любви объяснения нет,
потому что пытаться её объяснить,
всё равно, что из воздуха скручивать нить.
Потому что живём, потому что сейчас.
Потому что умрём в предназначенный час.
Потому что воскреснем и вечен Завет.
Потому что Тора начинается с Бет.
* * *
Я вижу в привычности вашего иска
опаску червей, что ползёт сквозь века:
"Люби тех, кто близко"...
Ничтожества близко!
Ничтожества - близко. Звезда - далека.
Блуждаю мечтой среди белого света,
не помня о вашем пристанище тьмы.
Потеря рассудка как право поэта.
Любовь - это лучший побег из тюрьмы!
* * *
Так мрачно, томно смотришь иногда,
как пленный джинн ночной глухой пустыни,
где сторожишь забытые святыни,
погибших царств пустые города.
И выпуклых семитских губ абрис
в усмешке изгибается надменной
задумавшего спор с Творцом Вселенной
вновь за планету, как за главный приз.
Признайся, ты ведь помнишь те бои
небесные и бездну лет расплаты,
оплавленные молниями латы
и крылья отсечённые свои?
Ты души брал и снова их берёшь,
для этого не нужно древних знаний,
лишь взглядом исполнителя желаний
любых, опасных самых, позовёшь.
* * *
Когда пушистые ресницы
ты опускаешь, застя свет,
то забывает сердце биться,
восторгом схвачено в ответ.
Когда пушистые ресницы
ты поднимаешь, ослепив,
душа готова измениться,
Бог - есть и ближний справедлив.
И уступает разум - вере,
что новый путь начну не зря.
Мне возмещает все потери
твой взгляд ребёнка и царя.
* * *
Моя страна меня отвергла -
здесь ни пылинки для меня,
моя страна во мне померкла,
молитвой детской отзвеня.
И безответные святыни
не вдохновляют созидать.
...А жить мне хочется в пустыне,
где будет некому предать.
* * *
Песни по дням, как вода по корням.
Дух устремлён к высоте.
Можно молиться колёсам и пням,
пламени и пустоте.
И признавать, и отбрасывать власть
мифов, пьянящих в пути.
Но помогают лишь ярость и страсть
снова себя превзойти.
* * *
Что построила – всё разрушу.
Что ценила – считаю жертвой.
Боже, дай мне вторую душу.
Ту, что будет сильнее первой.
Из прошедших по дну морскому,
из стоявших перед Синаем
стаду бешеному людскому
пастухов над последним краем.
Я сомненья обезоружу,
обесточу строкою верной.
Боже, дай мне вторую душу.
Ту, что будет мудрее первой.
…И взметнулись две хищных птицы,
стражи доблестям и порокам,
и нарушили все границы
между Западом и Востоком,
чтоб сражаться осатанело,
мучить тело до тени смертной.
Но тебе-то какое дело?
Ты любим и второй и первой.
МЁД ХАЗАРИИ Поэма
Есть у Бога на каждого зверя капкан,
сеть на рыбу любую, на шею – аркан,
ненавидящий истину чуждых племён,
в эту истину будет однажды влюблён
и сочтёт свою прежнюю правду – виной.
Бог смеётся. Насмешка заслужена мной…
Помню: вдаль, по коврам умирающих трав,
мы идём на Саркел, впереди – Святослав.
Но открыл мне законы и Бога врагов
хор незримый, звучавший с небесных кругов.
Обесценилась крови и Родины суть,
стала Русь для меня как бессмысленный путь,
где свою же судьбу ради лжи сокрушим.
Я из ратного стана уйду, одержим,
и в хазарском плену брошу в сторону нож.
Святослав, Святослав, ты меня не спасёшь.
Не спасай, не спасай, даже если простил.
Каганат, Каганат меня тайной прельстил,
золотыми садами дурманящих строк,
где молитвами страстными дышит Восток,
где к кумирам Всевышний ревнует народ,
где разрушенный Храм возрождения ждёт…
Пропаду, пропаду я для ближних своих,
как от ветра зола рассыпается вмиг,
будет друг мне не друг, станет враг мне не враг.
Разный мёд мы успели вкусить на пирах
из славянских ли чаш, из румийских ли чаш…
Мёд Хазарии крепче и чище, чем наш!
О священный народ, скрыв своих мудрецов,
разбросал ты по свету менял и купцов.
Презирают тебя, не пытаясь узнать,
черни трудно понять, черни легче изгнать,
но не сдался, стяжая удел неземной,
отделился от мира незримой стеной.
Но сегодня за этой стеной не спастись.
Святославовы стрелы заполнили высь,
злое солнце горит на славянских клинках,
вспыхнул свиток от искры и тает в руках.
…Есть подземный, безумный, запутанный ход
тот, где тысячи лет пролетают, как год,
где узорами странными выщерблен мел.
Мы спустились, оставив горящий Саркел,
в лабиринт, где бросались на звуки шагов
звери наших сомнений и духи грехов,
но они отступили, в провалах таясь.
и медовая манна оснежила грязь.
А порой моросила под сводами кровь,
значит, где-то Империи рушились вновь,
и шептал я в тоске, словно был виноват:
это Рум… это Русь… это пал Халифат…
это барская спесь, это рабская дичь,
это то, от чего я бежал, не настичь,
чтоб не петь про дешёвую славу и месть,
так творить, словно Бог меня может прочесть.
Всё, чем раньше дышал, стало слишком простым,
ради неба ушло с горизонта как дым.
Вижу землю иной, словно искру с высот,
там, в провале времён только то и спасёт,
что толпой управляет стило, а не сталь.
Трудно взором объять мироздания даль,
трудно сердцем постичь безграничную власть,
словно занавесь cорван и высь взорвалась.
Всё другое – и повод для войн мировых,
и победы, и смысл оставаться в живых.
Древо жизни листвою окутало высь,
корни в бездне с костями героев сплелись,
и ползёт от корней до короны ветвей
очарованной мысли чужак-муравей
под землёй, под корой, меж провалов и круч...
И однажды, рванувшись на мреющий луч,
я взошёл и качнулся, от ветра хмельной…
Третий Храм ожидал, озарённый луной.
ДАВИД И ГОЛИАФ Поэма-диалог
ГОЛИАФ
Был в разведке и видел тебя у огня.
плохо стадо стерёг, не заметил меня.
помню детский румянец глубокого сна,
обнажённую грудь целовала луна.
Острый выхватив меч, полосою клинка
я мальчишеской шеи коснулся слегка
и занёс для удара, для кары врагу…
Не решился - себе не солгу!
ДАВИД
Я не спал, а мечтал о любви. Но к кому?
Словно дух ты возник и растаял в дыму,
с гривой чёрных кудрей, в филистимской броне
зверь, себя посвятивший войне.
Как охотник и жертва мы были близки,
но не тронул, ушёл за луга и пески,
если б только я глянул в глаза-янтари,
истерзал бы меня до зари.
ГОЛИАФ
О великие боги, Дагон и Иштар,
Разве вы отвергали когда-нибудь дар?
Столько пленных зарезано на алтарях,
сколько плещется рыбы в морях.
Почему отвратили сияющий взор,
и герой обрёчен на любовный позор?
Жертвы так ненавидят огонь алтарей,
как номадов – владыки морей.
ДАВИД
Моя сила – Господь, моя слава – Господь.
Должен я побороть и смогу побороть.
Если хищник овцу похищал и бежал,
я его настигал и в главу поражал.
Царь, прости, эти латы и бронзовый меч
тяжелы для меня, как придворная речь.
Только камень за пазухой прячет Давид,
хлыст пращи по запястью обвит.
ГОЛИАФ
Ненавижу. И если не взять, не владеть –
на копьё вожделенное тело воздеть,
размозжить, на поживу шакалам швырнуть,
и свою полонённую душу вернуть.
О презренная власть, о неравная страсть…
Полюбить иудея – как ниже упасть?
Но сегодня тоске суждено догореть,
одному из двоих - умереть.
ДАВИД
И вращается камень в удавке ремня,
и качается солнце в очах у меня.
Поднимай же копьё, если так суждено,
но под рёв двух полков – мимо цели оно!
Я успею, мой камень рассёк синеву.
Хрустнул череп. И рухнул воитель в траву...
Богу – слава. Народу – победа в борьбе.
Царство – мне и свобода тебе.
