№ 1/3, 2010 - 29 января 1860 года – 150 лет назад родился Антон Павлович Чехов, русский писатель, один из величайших писателей в мировой литературе
«Ах, зачем нет Чехова на свете!..»
Поэтический венок Чехову
Десятки, сотни поэтических строк посвящены памяти А. П. Чехова. Если собрать воедино только стихотворения современников писателя, то объем рукописи составит весомый поэтический сборник. Не все стихотворения о «неуловимом» Чехове равноценны по своему художественному уровню, не все выдержали испытание временем, представляя интерес по большей части для литературоведов. Около 150 единиц хранения насчитывает картотека «Чехов в русской поэзии» Дома-музея А. П. Чехова в Ялте, составленная автором этих строк. В нее вошли имена и широко известных поэтов, и стихотворцев-дилетантов — чистосердечных почитателей чеховского таланта. К сожалению, образ Антона Павловича в большинстве стихотворений о нем, словно корабль, неумолимо обрастает ракушками поэтических штампов. В этой связи приходит на память эпизод из воспоминаний Ивана Бунина: «…Чехов внезапно сказал мне:
— Знаете, сколько лет еще будут читать меня? Семь.
— Почему семь? — спросил я.
— Ну, семь с половиной.
— Нет, — сказал я. — Поэзия живет долго, и чем дальше, тем сильнее…
— Поэтами, милостивый сударь, считаются только те, которые употребляют такие слова, как «серебристая даль», «аккорд» или «на бой, на бой, в борьбу со тьмой!».
Звучат пресловутые «аккорды» и мельтешат «серебристые дали» и в «юбилейных» стихах о Чехове. Для некоторых стихотворцев Чехов — это «блестит пенсне, шуршит перо». Поэтому как подарок воспринимаешь строки Самуила Маршака:
О «БРАТЬЯХ-ПИСАТЕЛЯХ» (Эпиграмма)
Писательский вес по машинам
Они измеряли в беседе:
Гений — на «ЗИМе» длинном,
Просто талант — на «Победе».
А кто не успел достичь
В искусстве особых успехов,
Покупает машину «Москвич»
Или ходит пешком. Как Чехов.
6–Х1–1961 г.
Эпиграмму Маршак оставил в книге для посетителей Дома-музея А. П. Чехова в Ялте. Она и сегодня не утратила актуальности.
Стихи Чехову посвящали такие разные по своим творческим устремлениям поэты, как Яков Полонский и Алексей Плещеев. Поэзия чеховской «Степи» стала для них мощным эхом лучших образцов отечественной лирики, в повести они видели «бездну поэзии». А Иван Бунин называл Чехова «одним из самых величайших и деликатнейших русских поэтов». Поэтичность чеховской прозы отчетливо выявилась в языковой стихии писателя, в «пластическом изображении словом», в простоте и образной точности. Остро чувствуя литературную фальшь, стертый поэтический образ, который ничего уже не мог сказать уму и сердцу читателя, Чехов в своем творчестве открывал новые формы. Он понимал, что для создания картины лунной ночи (излюбленная тема поэтов всех времен и народов!) не обязательно прибегать к банальному описанию, а достаточно заметить, что «на мельничной плотине яркой звездочкой мелькало стеклышко от разбитой бутылки и покатилась шаром черная тень собаки». Это и завораживало современников Чехова — поэтов, музыкантов, артистов, художников…
Не обошли вниманием писателя-классика и поэты второй половины ХХ века. Истинная поэзия живет долго. Долгая жизнь уготована также и лучшим стихам о Чехове.
Владимир Коробов
Иван Бунин ХУДОЖНИК
Хрустя по серой гальке, он прошел
Покатый сад, взглянул по водоемам,
Сел на скамью… За новым белым домом
Хребет Яйлы и близок и тяжел.
Томясь от зноя, грифельный журавль
Стоит в кусте. Опущена косица,
Нога — как трость… Он говорит: «Что, птица?
Недурно бы на Волгу, в Ярославль!»
Он, улыбаясь, думает о том,
Как будут выносить его — как сизы
На жарком солнце траурные ризы,
Как желт огонь, как бел на синем дом.
«С крыльца с кадилом сходит толстый поп,
Выводит хор… Журавль, пугаясь хора,
Защелкает, взовьется от забора —
И ну плясать и стукать клювом в гроб!»
В груди першит. С шоссе несется пыль,
Горячая, особенно сухая.
Он снял пенсне и думает, перхая:
«Да-с, водевиль… Все прочее есть гниль».
1908
Саша Черный ПРОСТЫЕ СЛОВА (Памяти Чехова)
В наши дни трехмесячных успехов
И развязных гениев пера
Ты один, тревожно-мудрый Чехов,
С каждым днем нам ближе, чем вчера.
Сам не веришь, но зовешь и будишь,
Разрываешь ямы до конца
И с беспомощной усмешкой тихо судишь
Оскорбивших землю и Отца.
Вот ты жил меж нами, нежный, ясный,
Бесконечно ясный и простой,
Видел мир наш хмурый и несчастный,
Отравлялся нашей наготой…
И ушел! Но нам больней и хуже:
Много книг, о, слишком много книг!
С каждым днем проклятый круг все уже
И не сбросить «чеховских» вериг…
Ты хоть мог, вскрывая торопливо
Гнойники, — смеяться, плакать, мстить.
Но теперь все вскрыто. Как тоскливо
Видеть, знать, не ждать и молча гнить!
1910
* * *
Ах, зачем нет Чехова на свете!
Сколько вздорных — пеших и верхом,
С багажом готовых междометий
Осаждало в Ялте милый дом…
День за днем толклись они, как крысы,
Словно он был мировой боксер.
Он шутил, смотрел на кипарисы
И, прищурясь, слушал скучный вздор.
Я б тайком пришел к нему, иначе:
Если б жил он, — горькие мечты!
Подошел бы я к решетке дачи
Посмотреть на милые черты.
А когда б он тихими шагами
Подошел случайно вдруг ко мне —
Я б, склонясь, закрыл лицо руками
И исчез в вечерней тишине.
1922
Игорь Северянин ЧЕХОВ
Не знаю, как для англичан и чехов,
Но он отнюдь для русских не смешон,
Сверкающий, как искристый крюшон,
Печальным юмором серьезный Чехов.
Провинциалки, к цели не доехав,
Прощались с грезой. Смех их притушен.
И сквозь улыбку мукою прожжен
Удел людей разнообразных цехов.
Как и тогда, как много лет назад,
Благоухает нам вишневый сад,
Где чувства стали жертвой жалких чувствец…
Как подтвержденье жизненности тем —
Тем пошлости — доставлен был меж тем
Прах Чехова в вагоне из-под устриц…
1925
Юрий Левитанский ЭЛЕГИЯ
Тихо. Сумерки. Бабье лето.
Четкий,
частый,
щемящий звук —
будто дерево рубят где-то.
Я засыпаю под этот звук.
Сон происходит в минувшем веке.
Звук этот слышится век назад.
Ходят веселые дровосеки,
рубят,
рубят
вишневый сад.
У них особенные на то виды.
Им смешны витающие в облаках.
Они аккуратны.
Они деловиты.
У них подковки на сапогах.
Они идут, приминая травы.
Они топорами облечены.
Я знаю —
они, дровосеки, правы,
эти деревья обречены.
Но птица вскрикнула,
ветка хрустнула,
и в медленном угасании дня
что-то вдруг старомодно грустное,
как дождь, пронизывает меня.
Ну, полно, мне-то что быть в обиде!
Я посторонний. Я ни при чем.
Рубите вишневый сад!
Рубите!
Он исторически обречен.
Вздор — сантименты! Они тут лишни.
А ну, еще разик! Еще разок!
...И снова снятся мне
вишни, вишни,
красный-красный вишневый сок.
1963
Юлия Друнина ЯЛТА ЧЕХОВА
Брожу по набережной снова,
Грустит на рейде теплоход,
И прелесть улочек портовых
Вновь за душу меня берет.
Прохладно, солнечно и тихо.
Ай-Петри в скудном серебре…
Нет, не курортною франтихой
Бывает Ялта в январе,
Она совсем не то, что летом, —
Скромна, доверчива, проста.
И сердце мне сжимает эта
Застенчивая красота.
И вижу я все чаще, чаще,
В старинный забредая сад,
Бородку клином, плащ летящий,
Из-под пенсне усталый взгляд…
1971
Владимир Соколов ДОМ С МЕЗОНИНОМ
Прощайте, Машенька, прощайте.
Пришла ушедшая пора…
Меня, как Дом, не замечайте,
Ведь дождик льет как из ведра.
Я буду рад, слегка отъехав,
Что Дом, не зная почему,
Стоит задумчивый, как Чехов,
И улыбается всему.
Здесь были мы других не хуже.
Нам было по семнадцать лет.
И тополиный пух на лужи
Летел, как бабочки на свет.
И вишни, близкие к удару,
Шумели в лад, вбежав во двор,
Как исполняя под гитару
Сквозной мотив из «Трех сестер».
…Машинка, как сороконожка,
Все что угодно перешьет…
А Дом подлечится немножко
И Автора переживет.
Прощайте, Машенька, прощайте!
Живите с веком наравне.
Но никому не обещайте,
Что обещали только мне.
1974
Владимир Коробов ЧЕХОВСКИЙ САД С. Г.
За увитой ветками оградой,
как во сне, я вижу этот сад.
Он стоит, не тронутый распадом,
как и двадцать лет тому назад.
До последней черточки знакома
и щемящей нежности полна
одинокость чеховского дома,
грусть венецианского окна.
Кипарис. И в легкой дымке горы,
словно годы в дальнем далеке…
До сих пор слышны здесь разговоры,
чей-то смех… И тени на песке…
Но в ряду волшебных превращений
мне другой запомнился сюжет:
сад ночной, и на твои колени
молоком пролился лунный свет.
Ты была юна и белокура
в том далеком памятном году,
и стрела разящая Амура
угодила в сердце, на беду.
А когда в саду погасли свечи
южных звезд и день встал без прикрас, —
понял я значенье нашей встречи,
краткой, словно чеховский рассказ.
