КТО КОГО ИМЕЕТ
- Так джинсы хочу, Цвета! – ныла Настя.
Одновременно она рыскала в поисках резинки с глазом. Наконец нашла и села рисовать. На всякий случай уточнила для худоумных: «Импортные джинсики такие».
Но тут звонок в дверь, и Настя сорвалась открывать.
- Цвета! Там йог Андрей, у него борода крупинками и шишка стоит!
Света представила, как шишка на лбу стоит – как банка (она часто ставила Насте банки). В это время йог Андрей гордо заявлял, раздеваясь:
- Я сорван со всех крючков! К родителям не хожу, на работу не являюсь.
- Вот хорошее начало рассказа: «Я сорван со всех крючков!», - задумчиво произнес Миша, не вставая с дивана. – А то ведь пишут, как из реанимации.
- Дядя Андрей, а правда, что джинсы в Америке дешевые? – кинулась к гостю Настя (может, при нем Ивановы ей не откажут и купят).
Йог Андрей никак не мог открыть пузырек с красными буквами. Но-шпа, прочла Настя.
- Шпа-но, откройся! Печень ты моя бедная, заболела!.. И ответила печень: «А поработай в моих условиях: заболеешь тут».
- Джинсы в Америке дешевые? – дергала за рукав гостя Настя.
- Ты хочешь их иметь, Настя? Но ведь И ОНИ БУДУТ ТЕБЯ ИМЕТЬ! – страшным голосом крикнул он в лицо девочке. – Да-да. Ты должна их стирать, беречь и прочее. Чем больше одежды, тем больше ты должна ее обслуживать. И в конце концов… - Тут он уронил голову на стол и замолчал.
- Андрей, выйди на пару слов, - позвала его соседка Нина в приоткрытую дверь.
- Говори здесь, - не поднимая головы, буркнул Андрей.
- Нет, выйди!
Он вышел – она протянула ему вина опохмелиться, и это было все, что она имела ему сказать.
- Подайте же мне праны, иначе я сейчас испорчу всю карму, - изогнулась как бы капризно Света (она боялась, что Миша тоже захочет выпить).
- Я бы его посадила, - сказала громко и призывно Настя.
- Прошу меня не оскорблять, - вяло ответил йог Андрей (лицо его показывало искры жизни после опохмеловки).
- Она тебя посадит, захлороформирует и нарисует, - прояснил ситуацию Миша.
- Но чтоб была шедёвра! – врубился вошедший гость – Василий.
Настя уже сделала набросок Андрея, и теперь фломастером рисовала крупинки бороды, йог уверял, что фломастер пахнет спиртом - нельзя ли его выпить тоже. Василий пек пиццу. Собака мохнатой мордой хотела поучаствовать в этом. В общем, вечер прошел как обычно.
- Цвета! – перед сном заявила Настя. – Я совсем не против, чтобы джинсы имели меня. Да! Все во дворе говорят: у меня фигура под джинсы. Да!
В МОСКВУ
- Представляешь, Свет, Василий уволился – уезжает в столицу. Дворником работать будет. Говорит, что там больше Русью пахнет.
- Ну конечно, там ведь иностранцы, они говорят на каждом шагу: о, матрешка, о рашн девушка! Три сестры: в Москву, в Москву... Ну, пусть. Он заменит всех трех сестер по весу и объему. Но ты, Миша, не хочешь в Москву, нет? Ну и хорошо.
ПЕДАГОГИКА СОНИ
- Мама, я пингвиник? Пингвиники быстро все делают, нет? – уточнила Соня, которой хотелось походить на Настю, которая такая быстрая.
Света достала книгу с рисунком Бидструпа на обложке. Там – четыре темперамента людей. Человек сидит, положив на скамью шляпу. Сел рядом другой – прямо на шляпу! И холерик сразу ему в морду, меланхолик заплакал, сангвиник засмеялся, а флегматик… как уселся, так и сидит!
- Ничего я не поняла, - дернула острым плечом Настя. – Шляпа какая-то!
Соня дала ей в руки шарик, который остался с демонстрации 7 ноября:
- Вот ты на скамейке сидишь. Шарик рядом. А пьяница сел на него, и шарик лопнул! Ты что?
- У-у, я ему так дам! Лопнуть мой шарик! Шары-то нальют…
- Значит, ты холерик.
Соня шляпу заменила на шарик!
- Ну, дочь, я твой младший брат по разуму! – позавидовал Миша.
- А я нарисую это. – Ха, Настя тоже хочет, чтобы ее хвалили. – Но как сделать на картине, что руки у пьяницы дрожат? А, я сделаю, чтоб он рассыпал рожки, вчера видела, как один алкаш рассыпал…
Она такая наблюдательная, это само лезет ей в глаза. Миша погладил девочек по головам и сказал про отросшие волосы – хороши, мол. И вдруг Настина подушка полетела в Соню! Потом – колготки! Свою Сонечку вечно три раза гладят, а ее - два!
Миша ошалело посмотрел на жену: считать, что ли, он должен, сколько раз кого погладил?
ПЕДАГОГИКА МИШИ
- Слушай, Миш, если б не проклятый атеизм, окрестить бы Настю… и тогда мы могли бы ее пугать сковородкой в аду, это каждый миг сдерживало бы девочку. Но ведь из партии тебя исключат, меня с работы выгонят, из школы!
- Бог – как педагогическое средство! Ты думаешь, что говоришь! Оскорбление просто для Бога. Если уж Бог – то верить!.. А не так примитивно, ты чего, подумай!
- Да, ты прав, что-то я не то… Надо уж простое какое-нибудь средство. Вот попрошу написать ее на бумажке «ВСПЫЛЬЧИВОСТЬ» и заставлю сжечь бумажку. На газовой горелке.
И написали, и Настя сожгла, и два дня была спокойной. А на третий…
НА ДВОРЕ МОРОЗ ТРЕЩАЛ
Мороз-то трещал, но он нисколько не испортил лицо красивой одинокой женщины-инженера. Пар изо рта завивался красивыми кудрями, а нос у нее синел, но синева эта была жемчужно-голубиных отливов. Женщина всю жизнь мечтала о любви и вот видит: идет навстречу такой же одинокий мечтатель. Глаза его застыли в крайнем верхнем положении. Они были так вывернуты, словно он вышел проветрить нижние, обычно невидимые части глазных яблок. Освежить их тридцатиградусной атмосферой. Он не блистал молодостью, но своей бородой словно говорил: я одинок, одинок! А то, что он витает, это ничего. Если у меня, думала прекрасный инженер, есть недостатки, то он их не заметит.
Как же его привлечь? Хорошо, что витает в облаках, но если не привлечь, то пройдет мимо меня. Или обратит внимание на ту, которая вовсе не заслуживает… Надо ему помочь!
Тут она увидела: девчонки сопливые лежат на снегу в тридцатиградусный мороз и переговариваются. «Пятнадцать!» – «Но из сорока человек!»
- Девочки! – сказала женщина звучным голосом, который должен был намекнуть на все богатства ее души этому одинокому человеку. - Вы же простудитесь, в такой мороз лежа неподвижно!
- Шестнадцать, Настя, шестнадцать! – радостно закричала одна из девочек и с журчанием втянула в себя сопли.
- А-а! – заорал одинокий мечтатель.
Что он закричал – наша красавица бы ничего, снесла, она могла б любой его крик приспособить под свое представление о нем, но только не те слова, которые он запроизносил далее.
- Вы на снег легли! – вещал он театрально-гневно. – Да и еще давно, наверно? Ни копейки себе не заработали на гроб, а уже легли на снег.
А ведь он не заметил бы своих дочерей, если б навстречу ему не шла одинокая красавица-инженер, которая внутри себя сейчас облилась слезами. А девчонки вмиг настроили весь свой слезогонный аппарат в рабочее состояние и стали вырабатывать слезы крупные, как у великана. Но не встали со снега.
Одинокая женщина подумала: почему я ошиблась, совсем он не был похож на человека, у которого есть дети! Те, у кого есть дети, обычно глядят в землю, как будто там каким-то образом могут найти пропитание для своих детенышей.
Между тем заводчане продолжали выходить из проходной, еще ведя громкие разговоры, хотя шума станков уже не было вокруг.
- Спирта нет – прочистил бы головки у магнитофона, чтоб он хорошо работал…
Одинокий мечтатель (уже не одинокий!) снова заорал:
- Слышали, Настя, Соня! Вам тоже нужно головки прочистить! Говорю: вставайте – а вы не записали мой приказ на свои внутренние магнитофоны! Быстро! А то я зароюсь здесь рядом с вами и никогда не отроюсь…
Одинокая инженер гордо вскинула голову, как это с нею бывало не раз в таких случаях. Она решила удалиться от дурака, который успел настрогать с какой-то дурой таких же детей-дураков. На снег ложатся. «У меня никогда бы не ложились!» И чтоб он уже никогда не увидел ее больше, она не стала удаляться по аллее, но свернула в кусты и утонула в снегу по самые чресла. Это, конечно, не входило в ее планы – утонуть в снегу на виду у некоторых знакомых с завода, но зато ей сразу полегчало. Мечтатель стал ей отвратителен. Нужно чтоб была гармония, мужчина должен быть сильным. А мечтатель все еще не может поднять своих дур.
Оказывается, они улеглись на сыпучем от мороза снегу, так как их пронзила проблема добра и зла. Настя считает: злых больше! Соня же думает: больше на свете добрых людей! Женщина-инженер стояла по чресла в снегу и мечтала: эти девчонки-дуры еще минут пять полежат, заболеют и умрут, их мать – она ведь тоже дура – в ванне утонет, исследуя слив в канализацию – после долгого заныра… «А он будет полностью мой!» Ее мечты горьким облаком расходились в стороны, как капля молока в воде, и наконец заклубились вокруг лежащих на снегу Сони и Насти. Те почувствовали слабость, боль, жар, бред и, пошатываясь, побрели домой.
- Пятнадцать человек из сорока нам сказали встать, значит, добрых людей на свете меньше, - сказала Настя.
- Шестнадцать! И к тому же… добрые позже выходят с завода. Плохие-то спешат убежать с работы, чтобы быстрее выпить. Хорошие убирают возле станка: пол подметают.
- Дура ты, Сонечная!
- Сама ты!.. Папу-то не сосчитала! Семнадцать с ним и той женщиной.
А та женщина, длинно, с судорогами, вздохнув, продолжала ломиться дальше сквозь сугроб на параллельную тропинку. И этот изнуренный папа, конечно, посмотрел ей вслед. Только и осталось у нее удовольствия, что она на секунду почувствовала, как его взгляд проник сквозь ее норковый воротник, свитер, футболку, но – ослабев – ушел в землю по ее левой ноге.
- Мама, мы просто хотели узнать, сколько на свете добрых, а сколько злых. Поставили эксперимент у проходной, да…
- Не на свете, а на заводе Свердлова, может? – спросил Миша.
- Ну, а на всем свете одинаково, как на заводе. Не специально же на завод подбирают одних добрых или там злых, - говорила Настя сквозь заросли соплей.
- Ну и что: вы считаете – ваша выборка достаточно репрезентативна? – Света потрогала лбы девочек, побежала за градусником. – Марш в постель, мудрецы!.. Соня это придумала, конечно! Отцовская порода, проблема добра и зла! Они эксперимент, видите ли, поставили…
Температура у них оказалась за сорок, начались в доме крики, суета, вызвали «скорую», в результате всего этого биополе дома стало вдруг очень тяжелым.
А женщина-инженер все время думала об этих глупых девчонках, ее поле летело туда (она поняла, что они живут недалеко от завода Свердлова), однако ее поле не могло пройти сквозь стены, отталкиваясь от другого тяжелого поля… И таким образом ее отраженные мысли летели к ней, чтобы увесисто бить ее по гипофизу. Сидя в своей однокомнатной скорлупе, она решила получить-таки положительные эмоции и пошла на кухню. Там лежал купленный по дороге лаваш, а ведь лаваш – это несомненно положительная эмоция, потому что весь он – словно одна сплошная корочка хлеба, которая любима всеми.
Ну а девочки похворали и выздоровели. И следующая проблема, которая их заинтересовала, была – соотношение красоты и реальности.
ОТСТУПЛЕНИЕ АВТОРОВ
Ну да, они хотели как-то научиться отличать красивых женщин от накрашенных. Настя считала: красятся только некрасивые. В общем, для проверки они решили брызгать в лица женщин из брызгалки, но поскольку вода в брызгалке зимой замерзает, то вопрос отложили до лета. И хорошо! К лету забыли об этом.
ИЗ ДНЕВНИКА СВЕТЫ
Пропала Настина собака. Мы шли из магазина. Настя все о джинсах: вот ей бы такие (у прохожих видит). Вдруг: «Где?» А собаки нет. Только что была. Я шутливо: мол, он обиделась, что думаешь об одних джинсах.
- Цвета! А когда я прославлюсь, ты у меня будешь ходить только во французских платьях, как Дороти! Да-да.
Кто бы еще сумел так вырулить из тупикового диалога! Настя – гений общения.
Собака исчезла, а кошка родила трех котят! Причем роды принимал Миша. Мне уже надо бежать на работу, а у него библиотечный день. Но как раз партсобрание. А Безымянка прямо под бритву к нему лезет: мяу! Принимай роды! Миша ушел на кухню, она за ним: мяу! «Если я не пойду на партсобрание, а буду принимать у тебя роды, меня никто не поймет», - сказал Миша, но стал принимать роды.
ДРЕВНЕСОВЕТСКИЕ СЕКРЕТЫ
Тата шла по улице. Ее остановил незнакомый мужчина. «Что вы хотите?» - спросил он. «Я вообще-то хотела б счастья в жизни, а что?» - «Здесь нельзя ходить – рядом обкомовская столовая!» - «А что в ней особо засекречено: котлеты или шницеля?»
Настя послушала-послушала разговор Таты и Светы, потом покачала головой: это нельзя нарисовать. Она уже поняла: не все годится для картин, кое-что – для кино или театра.
- Отец лжи не пропустит это и для кино! – сказала она.
- Кто?
- КГБ…
Тата обняла Настю: «Господь с тобой, деточка! Как много уже понимаешь!»
МАМА?
- А можно, Цвета, я буду звать тебя мамой?
Тата и Света замерли с торжественными лицами дипломатов – как при вручении верительных грамот.
- Но ведь тебя растила же… родила родная мама! – растерянно отвечала Света. – Надо подумать.
- Чего думать-то, Цвета! Не та мать, которая родила, а та, которая воспитала.
В дверь заглянула соседка Нина – загадку загадать. «Длинная, грязная, вся в грудях». Как-как? Вся в титьках! Оказалось: очередь в женскую баню. Настя в это время оторвала лепестки от цветка в горшке и слюнями приклеила себе на ногти: цветочный маникюр такой.
- Мама так делает, такого цвета! – похвасталась она.
- Какая мама? – спросила Тата.
- Ну, моя мама - родная мамочка! – любуясь ногтями, отвечала Настя.
Тата и Света замерли с кислыми выражениями лиц: вручение верительных грамот не состоялось. Света вышла в другую комнату, чтобы там незаметно вытереть слезы. Из-под Настиной подушки торчал уголок конверта. Это было письмо от Настиной мамы. «Кровиночка моя Настенька! Милая, птичье молоко ты мое, как я по тебе соскучилась! У чужих людей живешь, сиротиночка! Горек хлеб-то чужой, я знаю, милая моя рыбочка! Я о тебе каждый день думаю, звездочка! Алименты я перевела сюда, когда выйду, куклу куплю…» Кто передал это Насте и что теперь делать?
РАСИСИМ
Что делать, что делать – вслух бормоча «что делать», Света прошла на кухню. Настя подсказала:
- В школу сходи. Короче: Расисим просит, чтобы ты зашла. Со мной не соскучишься!
Еще новости! А Свете до вечерней смены час остался. Надо успеть. И она побежала. Расисим – это Раиса Васильевна (в Настином произношении). Она ведет в обе смены, значит, надо идти сейчас. Света внутренне приготовилась ко всему.
- Ваша Настя вчера снова украла шоколадку. С первых дней, с рождения – надо это воспитывать!
- Дело в том, что когда она родилась, нас не было рядом…
- Что?
- Ну, мы опекуны. Я же говорила. Мать в тюрьме у Насти.
Расисим вдруг обняла Свету и доверительно засмеялась: когда никто в классе не сознался, она сказала: сейчас всех на рентген поведет, и там просветят животы! Настя сразу созналась.
- Блестящий ход, - рабски восхитилась Света, но сразу же пожалела об этом, потому что Расисим подкачалась энергией в этот миг и с новой силой стала учить ее.
- Вы ее завтраком не кормите, что ли? – Расисим даже перстом погрозила, как будто Света была первоклассница. – Взяли ребенка, так кормите как следует.
И вдруг Расисим стала странно отдаляться: это Света падала в обморок. К счастью, сзади был подоконник, и она даже увидела краем глаза, как по двору медленно идет кошка, похожая на Безымянку.
- Вам котенок не нужен, Раиса Васильевна? – вдруг спросила она.
- Звонок, мне пора, - ответила та.
Свете тоже было пора бежать на свою работу. И она опять побежала. Успела выдать учебники своим вечерникам, и тут к ней зашла Лю с двойняшками: там, в соседнем магазине, импортные детские футболки дают!
- Ты думаешь – в футболках счастье! У тебя сыновья не читают, а ты все об одежде.
- Ну, я хотела тебе как лучше!.. – Лю повернулась и пошла, а ее сыновья схватили коробку кнопок канцелярских со стола и, конечно, тут же ее всю рассыпали.
- Лю! – Света догнала Архипову. – Подожди, ты извини. У меня с Настей так плохо! Делаешь добро, а выходит…
- Я смотрю: ты в процессе делания добра совсем озверела!
Света вернулась в свою библиотеку, собрала кнопки, потом закрылась на крючок, раскрыла первый попавшийся том Чехова и вдоволь поплакала над ним. Вместе с Антоном Павловичем она сопротивлялась тому ходу вещей, когда пропадает что-то неповторимое, что дается один раз… словно это было обещано навсегда… кем-то.
ТЕНИ ИСЧЕЗАЮТ В ПОЛДЕНЬ
- Ты знаешь, что такое «Тени исчезают в полдень»? – спросил ее Миша на пороге. – А это Настя взяла без спросу твои тени. Но это не все. Еще что такое «Тени исчезают в полдень»? Это картина, да-да! Фантазия Насти Новоселовой.
Нравится?
- Я сегодня упала в обморок… из-за нее. Эту ногу, растущую из ключицы, она у Дали украла, - Света раздевалась и смывала косметику.
- У Босха! Это Дали у Босха взял, могу показать, - выскочила из детской Настя, а за ней – Сонечка, повторяющая одну фразу: «Когда я была маленькая, я думала, что падать в обморок – это падать в окорок».
Тот, кто не отбрасывает тени, был изображен Настей как бы слегка растерянным, с поднятыми руками – так в кино сдаются немцы в плен русским.
- Нарисуй ему еще запах изо рта… шоколадный. Как у той шоколадки, что ты украла… у девочки в классе! – не очень уж зло сказала Света, но еще и не очень по-доброму.
- Лопни мои глаза, чтобы я еще когда-нибудь украла! – начала клясться Настя, а глаза ее говорили: «Надо вам мои клятвы – ешьте их!» - Цвета, а у дьявола бывает запах изо рта? Серьезно?
- Не знаю, никогда не видела его…
- А я тоже не видела, но голос черта мне всегда вредит: возьми да укради, Настя! Теперь я ему не поддамся, вот увидишь.
НО ВСЕХ МИЛЕЙ
- Инстинктивно! Опять тетради потребует! – Настя бешено приводила в порядок свои тетради и вдруг закричала на одну из них: - Дура! Блинов объелась! (Света узнала интонации Расисим).
- Спрячь ее скорее. – Миша даже прервал свое лежание на диване и пошел в магазин, чтоб только разминуться с инспектором по опеке.
- Почему у тебя, Настя, рот порван? – первым делом спросила Инна Константиновна. – Просто зевнула и порвала? Ну, ты чистой воды холерик. Пишешь грамотно, но почерк – как если б ты писала, едучи в экспрессе, который идет со скоростью двести километров в час… А это что? Комковато, ноздревато, но всех милей. Хлеб, наверное, а не мама! Ты плохо загадки отгадываешь, Настя.
Света закрыла глаза……………………..………………………………….
…………Миша с гармошкой в руках, поет частушечным манером:
Загадаю вам загадку,
Отвечайте поскорей:
Комковато, ноздревато
Но всего, всего милей!
…………………………………………………………………………………………..
- Настя, ну почему ты плохо загадки отгадываешь? – звенела опять вопросом Инна Константиновна.
- Инстинктивно, я забыла! Знала, что хлеб, но забыла! У меня… память плохая, - Настя приготовилась заплакать. – Плохая память, да.
- Вот и хорошо, что память плохая. – Света открыла глаза. – А то б ты все-все помнила, много плохого… А так хорошо. Забываешь.
Инна Константиновна посмотрела на Свету, словно не Света была Главздравсмысл, а она, инспектор по опеке, Инна Константиновна, а Света словно была сейчас… заумец некий.
- Да! – обрадованно вдруг захлопнула Настину тетрадь Инна Константиновна. – Вашу Настю просит артистка ТЮЗа, я сказала ей, что у вас трудности материальные, а она сама вяжет, все сама! Одинокая и обеспеченная.
Новости! Просят… ребенок ведь не котенок, чтоб из рук в руки! Конечно, Инне Константиновне хочется общаться с артистами ТЮЗа, а не с простыми обывателями, как Ивановы, все это понятно, но… Нет, пока Света еще поработает ради Насти, она вот тетради заочников взяла а пединституте.
Инна Константиновна тогда перешла на повышенные тона в плановой беседе, отчет о которой так ведь срочно надо представить в отдел по опеке!
- Значит, ремонт пора вам сделать. Ребенок должен расти в уюте.
Снова Света закрыла глаза, снова появился Миша с… виолончелью уже. И что-то торжественное смычком вывел… такое… что Света энергично заявила: ну, пусть инспектор по опеке проявит заботу – где девочкины алименты, почему до сих пор ни копейки, ремонт требует средств. Инна Константиновна поняла, что проще отстать от этих Ивановых, а то с них требуешь, а они, наглецы, тут же начинают с нее требовать, пусть уж живут, как хотят.
Когда Инстинктивно ушла, Настя стала объяснять Свете: ведь у мамы ноздри есть, вот она и думала, что ноздревато – это мама…
- Успокойся! Надо вот что… портрет Инны Константиновны сделать! У нее же тициановское такое лицо.
- … В смысле «Любовь земная»? Я заметила, тициановское, но… внутри-то у нее что? И не Босх, а советский какой-то художник, Лактионов словно, да, Цвета? И еще я хотела сказать тебе, что мне у вас так хорошо, даже засыпать страшно – вдруг я засну и не проснусь…
- Кто тут боится не проснуться? – Миша возник на пороге с полными сумками еды. – И ты, Настя, права, вполне можешь проснуться в другом мире. Уже проснулась сегодня. Вчера жила в мире, где не было конфет, а сегодня вот они!
Настя погрозила ему кулаком:
- Этосло, Мишасло, всесло ерундасло!
- Вот и в том мире ты мне тоже грозила кулаком, только кулак был в мелкий цветочек, Настя, а в этом мире твой кулак коричневый.
Миша сделал себе кофе и сказал тихо: пусть кофе настоится, а он – Миша – пока насидится. Настя же долго молчала, словно до конца не была уверена, что настоящий, окружающий ее мир, прочен. В конце концов она нашла выход из положения: потребовала, чтобы Миша покатал ее за это на спине. Он покатал ее на спине, так она восстановила привычную картину мира, зажевав ее несколькими конфетами. Потом долго писала что-то в своем дневнике. Света подумала: о маме? Надо посмотреть. Но там было написано: «Сегодня я съела три конфеты «Белочка», четыре конфеты «Весна», четыре «каракума» и одну неизвестную шапочкой». Это она трюфели имела в виду, догадалась Света.
ВЕЧЕР ВРАНЬЯ
- Все врут, - твердила Настя, - писатель К-ов врет по радио, что партия заботится о литературе, Цвета наврала, что эта новая клеенка – волшебная, что на ней уроки сами учатся.
- А спорим, что вы соврать интересно не сумеете, - предложил Миша, когда Света убежала на работу. – Зови, Настя, своих друзей, устроим вечер вранья.
Вечер вранья пролился на Антона и Соню как неожиданный дождь. Настя так быстро собрала друзей, а сама первая начала врать («Однажды моя кисточка попала под машину…»), что Миша вынужден был ее осадить: сначала пусть гости! Лада подняла руку, как на уроке:
- Можно, я совру? Однажды я упала в яму. А края высокие, выбраться трудно. Ну, думаю, если не выберусь, сбегаю домой за лестницей!
- Так нечестно, - заметил Антон. – Это не вранье, это сказка всем известная.
Соня тоже подняла руку, ей предоставили слово.
- Однажды я решила высидеть цыпленка из яйца…
- И снова нечестно! – опять встрял Антон. – Это не вранье, ты ведь на самом деле хотела высидеть цыпленка, я помню.
Миша остановил Антона: вранье может начаться вполне с того, что было на самом деле, важно ведь, какой поворот в рассказе. Пусть Сонечка продолжит. Сонечка смекнула, что так подсказали ей ход вранья, и стала выруливать в указанном папой направлении:
- Я взяла яйцо, свила для него гнездышко на теплой батарее, у стенки, мягкое гнездышко из старой варежки… И тут у цыпленка появился страшный враг! Как вам сказать… Он был на четырех лапах…
- Это наша кошка Безымянка! – прервал сестру Антон своим занудным голосом. – Ты думаешь, что назвала кошку врагом, и это уже вранье?
Да, Сонечка так думала: если назвать всех другими словами, то и будет интересно. Ведь нет ничего интересного в том, что кошка уронила яйцо, разбила и съела, а вот сделать в рассказе врага… а чем кончить-то? Она ничего не могла своего придумать: из разных сказок к ней лезли разные концовки (то пир, то свадьба), но все они сюда не приклеивались.
- Я скажу! – В паузу вплыла Оля-толстая. – Мама однажды говорит: иди в булочную, купи полбутылки черного, полбутылки батона!..
- Это ВЗАПРАВДУ было, я сама слышала! – закричала Настя.
- Так кисточка тоже попала под машину ВЗАПРАВДУ – у тебя из рук выпала.
Настя с горестным видом уронила голову в руки: трудно ведь интересное что-то придумать! Миша ей отвечал:
- У меня трудности были в детстве – трудности так трудности! Если я упаду, то уж лежу-лежу, лежу-лежу, ни за что не могу встать! Пока кто-нибудь не поднимет… А если я иду, то уж иду-иду, иду-иду, никак не могу остановиться. День иду, два дня иду, наконец как закричу: «Остановите же меня!»
Настя понимала, что Миша-меланхолик трудно переключается, он, в самом деле, если лег, то может лежать и лежать, пока кто-нибудь, чаще Света, его не поднимет… Но слов она не находила, какими Мишу устыдить, что это НЕ вранье. Слов нет, а интонация есть: крик. Она закричала:
- А-а-а!
- Не кричи, Настя, а то знаешь, что может случиться? У меня, видишь, вот на шее: бородавка? А здесь раньше росла вторая голова, его звали Степан. Я-то звал его просто Степашкой! И вот однажды он закричал на меня, надорвал голос, заболел и умер. Отсох. Только бородавка на этом месте. А как я его любил! Какой он был весельчак! Как мне теперь скучно! До сих пор я не встречал более родного человека…
Дети с удовольствием слушали Мишу. Настя наконец очнулась для критики:
- Но у меня нет второй головы!
- Так это еще страшнее – единственная отсохнет если… - Миша видел, что Антон хочет вступить в соревнование: он уже позу приготовил, будто у него котенок под мышкой, под свитером. – Антон, твоя очередь!
Но тут ворвался Славка: привет! Ему Настя сразу: ты опоздал, вечер вранья к концу подходит, Миша уже для тебя интересное не будет повторять.
- Оля, твоя мама отравилась! – выпалил Славка и убежал.
- Нехорошее вранье, - сказал Миша. – Нельзя так врать!
Но Оля и Настя уже натягивали пальто и всхлипывали – они от своих матерей привыкли ждать чего угодно.
- Сколько раз я говорила, чтобы карбофос не пила. – Оля хотела объяснить Мише, что мама уже совсем начинала слушаться дочери, ей немного не хватило времени, чтобы сделаться хорошей, но Миша смотрел на часы: ему пора было встречать с работы Свету…
ПРИЧУДЫ КАРБОФОСА
Ивановы увидели, что Настя бегает возле Олиного подъезда.
- Цвета, тетя она СТОЯ умерла! Так прямо в углу и стоит…
Света заподозрила, что ее умело отвлекают от темы проверки уроков, поэтому зашла в квартиру покойной, чтобы проверить слова Насти. В квартире было много соседей, люди ходили и сидели, но стоящая в углу мать Оли выделялась своей непроницаемостью: нельзя было уже понять, что хотело выразить ее испуганное лицо, какую-то борьбу как бы, но с кем… И до нее уже не докричаться. Рубль-десять! Рубль-десять! Шрам на лице еще был виден, и Света вспомнила, как та ей говорила про утопленников: «непреодолимые».
- Улыбочка-то у нее была, помните? – перекрестилась бабушка с Тобиком. – Уголки улыбки соединялись, кажется, на затылке. Таких нет больше… улыбок.
- Жадная она была! – Тетя Паня осудила покойницу: - Зачем столько пить, вот и допилась!
- Жадная? Ты чего! Она всегда нальет, когда попросишь! Она и карбофосу мне давала. Один раз только я не мог ей простить, это когда она меня позвала… Океан открывается! – Мужчина по прозвищу Очко (за присловье «В очко тебя!..») начал глядеть на присутствующих, как бы призывая вспомнить всем известный случай с океаном.
Какой океан? Океан возможностей? Света прикидывала, но догадаться не могла, о чем идет речь. Она осталась послушать на минутку.
- Повела: «Океан» да «Океан» - новый магазин! Конечно, я пошел… Холодно, рано. Народ уже тут, отдельно ветераны войны, на случай икры… то они же сразу без очереди. Ну и мы… если кто наш сияет издалека, ему помашем, он сразу к нам.
Здесь Очко вскочил, прошелся по комнате, встал возле покойницы, чтобы показать: вот так «наши сияют издалека». Это было просто выглядывание-выискивание возможного собутыльника. Света подумала: как они о себе высоко думают, ишь: «сияют».
- Значит, так: здесь наши сияют, отдельно ветераны войны, отдельно старушки с кошелками, ну и карманники, те не отдельно, а напротив, вместе с теми или другими… И вот открывают «Океан». Рубль-десять пробилась как-то туда, руку помяли ей маленько, это потом оказалось, а все же пробилась! И мы ждем. Кто-то уже выбежал с жареной камбалой, кто-то кричит: «Тунца дают»! Ну, ждем. Каждая секунда кажется годом, веком! Все внутри-то… сами понимаете! Рубль-десять выходит, сухие кипучие спиртовые калории несут ее к нам, вдруг она легко распахнула руки и сказала: «Ничего!» - «Как ничего?!» - «Ничего». На нас зашикали старушки с кошелками, они выносили рыбу и тунца, а мы – ничего! Но нам-то не жратва нужна была! Они жрут, чтобы набраться сил, чтоб завтра снова по магазинам искать жратву… А мы!..
Тут кто-то вбежал с бутылкой чего-то, и все кинулись искать емкости, а Света растерялась. Она думала: все ждут участкового, который засвидетельствует смерть, и тогда можно заняться обрядом похорон, но все, оказывается, ждали выпивки. Очко зубами достал из бутылки пластмассовую пробку и страшным голосом глухо спросил у стен:
- Как только десантники зубами держатся? На зубах висят, когда идут по канату, а тут надо стрелять с двух рук…
Оля попыталась завыть по матери, но на нее прикрикнули: тихо, молчать, вот молодежь, доводят родителей, а теперь где собираться – выпивать-то! Одна мать посадила в тюрьму, другая - вообще на тот свет отправила!.. Настя сразу потянула Свету вон из квартиры. Так и не проверила Света уроки у нее, день прошел, до нас не дошел, как говорила – бывало – Светина бабушка.
РАЗГОВОР
- Если будете заставлять меня читать: выброшусь в окно! – Настя, с вызовом.
- Если б мне запретили читать, я бы точно выбросилась в окно, - Тата, между прочим.
ПОХОРОНЫ В ДРЕВНЕЙ СОВЕТИИ (стиль Насти, спешащей в кино)
- Я шла с портфиком, одна конфета, Лада дала, я еще Соне обещала половинку, вот Очко стоит… Раньше люди были крепкие: бзднешь – три дня яйца качаются, а нынче что – перед тем, как бзднуть, сам три дня качаешься! Это он тете Пане. Ну, вижу, Оля с венком выходит через плечо. Очко не пускает гроб в машину! Они его в машину, а он сталкивает, сила страшная у пьяного, где, говорит, будем выпивать, если похороним ее… Наглость выше Гималаев, как бы сказал Антон… Я не поняла, что ему Оля сделала, но тут Очко упал и захрапел прямо в машине, гроб рядом поставили, поехали…
ФИЛОСОФИЯ СОСЕДКИ
- Шесть котлет жарятся, они кипят и шумят на сковородке громче, чем пять. А тем более люди! Когда в квартире у нас было пятеро, то и тише все-таки… Зачем вы взяли еще Настю? Она вырастет, вы от нее взвоете, вся в мать пойдет.
В ПОГОНЕ ЗА СЧАСТЬЕМ
Соседка Нина запнулась в коридоре за Настин портфель. Миша сразу спросил: почему Настя так плохо воспитывает свой портфель – никогда он не уходит сам на место, а это и есть невоспитанность, нужно сейчас же провести с ним беседу… Вместо этого Настя сделала лицо, утомленное Мишиными шутками, и отпросилась к соседке в гости – помочь стряпать пельмени. Света строго наказала, сделав губы кувшинчиком: не ешь много! Пельмени, Нина говорит, свиные, а в этом месяце уже трижды вызывали «скорую» к Ее Величеству Печени Насти Ивановой.
- Я – Новоселова!
- Удочерим, - пообещал Миша и ушел в библиотеку.
Сразу же из Нининой комнаты полилось: «Лаванда-а! Горная лаванда!» Видимо, такой шум помогал стряпать. Вдруг прибежала Настя с усталым лицом мудреца: будут ли давать ей материальную помощь в школе, если ее удочерят? Нет? Ну, тогда не нужно… вон сколько вещей купили Насте на двадцать рублей помощи! Она убежала. Снова донеслось: «Лаванда-а!» Света наскоро записала в дневнике: девочка рассуждает слишком по-взрослому, но в чем-то она и права – денег совершенно ни на что не хватает.
И тут Настя вдруг вползает, падает на диван и убивает Свету своим умирающим видом.
- Да здравствует немытье пола? – спросила Света, привыкшая к тому, что в день уборки Настя разыгрывает что-нибудь вроде приступа болей в желудке.
- Как мне тошно, Цвета! Я съела пельмень счастливый. С солью. Думала:
счастье будет…
С ее-то печенью съесть комок соли! Света лихорадочно перебирала: вызвать рвоту, поставить клизму, дать желчегонное? Что еще-то, что?
- А когда я была маленькая, - сказала Соня, - думала, что наша солонка – волшебная! Да, соль ведь там никогда не кончалась. Но однажды я увидала, как мама сыплет в солонку соль… - И она грустно покачала головой: не хотелось ведь расставаться с волшебством в этой жизни.
- Сколько несчастья нам принесла твоя погоня за счастьем! – И Света давала Насте желчегонное, ставила градусник, разводила клюквенный морс.
- А сами-то… А вы! Мою собачку увезли в ветлечебницу и там… сделали укол, чтоб он уснул навсегда. Мне Нина это по секрету сказала.
Тут Света прямо обезглаголела. Они с Настей вместе были, вместе собачку потеряли, а теперь что?! Слова соседки стали реальнее реальности! Нина еще сегодня утром говорила на кухне: конечно, делать добро нужно, но очень уж девочка некрасивая Настя. Ни уха, ни рыла. Сколько денег на нее уходит, лучше б Ивановы купили лишний кубометр альбомов по искусству! Поссорить хочет Свету с Настей… чтоб на кухне народу меньше было, когда девочка уйдет. Ну, сейчас же надо с нею поговорить! Но… худой мир лучше доброй ссоры.
Настя прочла все эти метания на лице Светы и разочарованно отвернулась к стене. Ссора принесла бы ей какую-нибудь да выгоду… от соседки, например! Но Ивановы все наоборот делают! Неуютно ей у них в самом деле.
- Давай градусник. Ого, сорок один!
- А еще я Ладу ненавижу, потому что она лучше учится, умнее! – в стенку подала реплику Настя, хотя уже пришел Миша и пытался понять ситуацию дома.
- Ха! – сказал он. – Значит, любишь ты глупых, а умных ненавидишь? Все понял. Внимание: я глупый!
Но Настя закрыла глаза, показывая, что она спит. Тем не менее Миша запел голосом пьяного:
- Если вы стоите за вином, и нахальство свыше вам дано…оо-о! Любишь меня, Настя, уже, да, глупого меня сильно полюбила, да?
Света принесла анапирин, но Миша засомневался: согласится ли дитя принять лекарство с таким умным именем: анапирин! Вряд ли, ой ли. Настя с вызывающим видом выхватила таблетку и проглотила не запивая. Света дала ей клюквенный морс, приговаривая насчет природы, которая такая умница: чем ягода севернее, тем она ценнее
- Что ты говоришь, женщина! – закричал Миша. - Ничего умного Настя не выносит! Ну, я прошу тебя, дорогая Настя, если во сне кого глупого увидишь, от меня привет передавай!
- У меня галло… цинации! – вдруг вскрикнула Настя. – Портфель шевелится!
Портфель Миши вдруг на глазах стал съеживаться и оседать. Но ничего странного: он просто оттаял в тепле, кожа-то искусственная. Так что можно спокойно засыпать.
Ночью Настя, видимо, от большого ума, стала умирать. Растянется, растянется - потом резко встряхнется, опять задышит. Света побежала звонить в «скорую». Но там сказали, что вызовов слишком много, поэтому нужно дать анапирин, и все. Света вернулась домой: Миша оборачивал девочку мокрой простыней, приговаривая, что Александра Македонского тоже так лечили – мокрыми простынями. Света вспомнила, что древнегреческому Сашке это не помогло.
Она снова побежала звонить. Ухнула вниз по лестнице, почему-то формулируя, что Настя – как пульсирующая вселенная (то приходит в себя, то умирает). Возможно, она ловила из воздуха мысли Миши. А если позвонить писателю К-ову, вдруг он со своим авторитетом поможет вызвать врачей?! Трубку взяла Дороти.
- У нашей Насти температура от Шопена падала, - сонно вспомнила она аристократическую деталь. – Да-да, мы ставим ей пластинку с Шопеном, и Настя приходит в себя…
- Ну, у вас всегда есть чему поучиться, - в бреду бормотала Света.
- Кстати, поучиться! Помнишь: дворянок обучали… для красивой походки! Золотую монету зажать между ягодичек, и чтоб при ходьбе не выпадала.
Света бросила трубку. В «скорой» опять говорили про множество вызовов и вдруг спросили: «Рвоты ведь не было?» «Была!» - радостно заорала Света в трубку – на весь микрорайон.
- Так бы сразу и сказали. Ждите.
Света подошла к подъезду, а «скорая» уже стояла возле. Две женщины в белых халатах пытались прочесть цифры на табличке. Света подхватила их под руки и бегом потащила наверх. Увидев судороги Насти, врач закричал на Свету: «Где вы были раньше?» Но ведь раньше было много вызовов! Тут уж они, врачи, не виноваты. «Если укол не поможет…» - повисла в воздухе фраза.
Но укол помог. Через полчаса врачи уехали, повелев наутро вызвать участкового.
Света проспала до обеда. Миша, значит, давно увел детей и ушел на работу, по пути вызвав врача. Его-то звонок и разбудил ее сейчас.
- У на так разбросано… ночь не спали! Букет болезней! – заметалась она, убирая то одно, то другое.
- Значит, вы с мужем любите друг друга, - заметил молодой человек, принимаясь мять Настин живот. – Язык у тебя, Настя, всех цветов радуги, а язык – показатель желудка
- Какая тут связь: беспорядок и муж?
- Простая. Вы уверены друг в друге. И главное для вас не в порядке заключается…
Такой молодой и так интересно рассуждает. Интересно еще, когда он закончил вуз? Ах, еще нет, без году врач… Хорошо в пермском меде психологию дают.
- Печень сильно увеличена, - частил без году врач, быстро выписывая рецепты и направления на анализы. – От газов можно массаж живота по чайной ложке.
- А желчегонные давать по часовой стрелке?
Они были довольны друг другом.
Настя тоже была довольна: в школу не идти. Но из-под подушки торчала записка Миши: «Из Америки в Китай поросенок мчится, и желает он тебе хорошо учиться!» Скоро каникулы, улыбнулась она и задремала, а когда проснулась – Миша пришел из издательства и читал с листа:
- Детский врач приходит в дом,
Там вьются вирусы кругом,
Но он за шкирку их хватает
И прямо с лестницы спускает…
- Опять тебе графоманы стихи нанесли? – спросила Настя. – Нет? А что это? Стихи врачу Цвета написала? Ну и ну.
Миша умоляющим голосом попросил: давайте не будем подавать детям пример писания плохих стихов! А пример благодарности хорошим врачам? – спросила Света.
Антон в очередной раз произнес свою знаменитую фразу: если Настя будет есть счастливые пельмени из соли, то она не доживет до 1995 года! А что будет в этом году? Настя уже забыла. Как что? Гонконг наконец станет совершенно свободным от Англии, вот что! Для Антона это было долгожданное событие. Света порадовалась: в семье мирная обстановка, если не считать вечные два балла (завод что-то под землей испытывает, все стаканы и стекла звенят в квартире). Вдруг из детской донесся крик Антона. И Света схватилась за грудь. Сил так мало. Что там еще?!!
- Я нашел на карте целых три города Сантъяго: в Чили, в Панаме и в Доминиканской республике!
Миша начал умолять Свету не бегать на каждый крик детей с помертвевшими щеками, ибо девяносто пять процентов однократных детских воплей ни о чем не говорят. Он, Миша, бежит только на второй вскрик, а они повторяются лишь пять раз из ста.
- Свари кашу на ужин, а? Ты же сэкономил девяносто пять процентов нервов.
ВСЕ ВРУТ
- Цвета, сегодня холодно?
- Нет, что ты, тепло очень.
- Что, можно легко одеться?
- Да, конечно, дитя мое.
Уже через минуту Настя переспросила: тепло ли – деревья что-то качаются прямо от ветра… Ну и что - это теплый ветер, свое твердила Света. Настя выбежала из квартиры, но сразу же вернулась: холод дикий! Света упрямо свое: не может быть, не может быть… Да может быть – холод! Настя аж все лицо собрала в морщинистый комок, чтобы передать размер холода.
- Деточка, как некрасиво! – укорила ее ласково Света. – Если много мимики, значит, словарь беден, слов не хватает. А интеллигентный человек должен уметь выразить более словом свою мысль, чем лицом!
- Миша, а тетя Паня говорит вообще «инострамец» - она ведь неправильно произносит? Нужно «иностранец»?
- Нет, Настя, она верно произносит. – Чтобы скрыть, что он врет, Миша начал говорить вкрадчиво-научным тоном. – В слове «инострамец» два корня. Оно от двух слов произошло: «иной» - другой – и «страм» - срам. Все чужое казалось раньше неприличным, срамным, вот и получилось «инострамец».
Настя потом подговорила Антона, чтобы он нашел это слово в словаре, и там черным по белому было все-таки «иностранец», но Антон Насте напомнил: папа умнее словарей. Вон в этимологическом «вор» объясняется – собственно русское, а папа считает, что оно от индоевропейского «фер» - переносить, перемещать. В мифе вор это… перемешивал элементы мира, кажется (тут Антон подзабыл, что папа дальше говорил).
В тетради у Насти была двойка за сочинение.
- Сама я виновата: слов умных много написала зачем-то!.. «Интузиаст», например. Оказывается, пишется «энтузиаст», да, Цвета?
- Нет, пишется «интузиаст», как «интурист».
- Зачем вы мне врете третий день? Сами говорили: нельзя врать, нельзя!
- Но ты нас убедила: все врут, так и мы будем, как все.
- Цвета, но… мне так НЕУДОБНО.
- И нам неудобно было, когда ты врала. Особенно, когда ты мусор с балкона высыпала. А нам сказала: вынесла. Он же на дереве повис – тетя Паня сняла конверт, а там наш адрес…
Настя неумело упала на колени, которые хрустнули, протянула хворостинки рук и заверещала:
- Не врите мне больше! Я тоже не буду… Вот увидите, я буду стараться не врать вам!
- А другим людям? – спросил змей-Миша.
- Иногда по привычке, может быть… Но стараться буду изо всех сил, чтобы не врать.
Хорошенькое дело, подумала Света, колени у нее хрустят, суставы никуда не годятся, надо вести к врачу.
ПОРТРЕТ ТАТЫ
И пошла Настя с Мишей в издательство. И получила там первый приз за портрет Таты (масло, дерево, 1х 0,5). И был этот приз девяносто рублей ровным счетом. А когда другим детям сотрудников вручили другие призы, Настя зафыркала. Ибо второй приз был за портрет груши, но была то, по мнению Насти, женская попа, рисуя которую, мальчик в последний момент спохватился м прилепил сверху два листочка, якобы то груша. Третий приз вручили за натюрморт девочке десяти лет. И Настя, будучи сама семи лет от роду, сказала, что у девочки ваза – вообще, а нужно, чтобы была ваза-тетя или ваза-дама, а букет – дядя или господин. И едва не возненавидели Настю все вокруг. И сказала она за праздничным столом:
- Пересолено пирожное «картошка». И чай невкусный.
- Что в переводе означает «спасибо большое»? – уточнил Миша.
И тут портрет Таты сказал свое веское слово: он выпал из рук Насти, доска треснула в нескольких местах, словно строгие морщины пошли по лицу, как на иконе. И Настя виновато замолкла.
КАКАЯ МАНЬКА
- Цвета, купите мне на премию джинсовый сарафанчик, как у Лады. Меня в нем все-все полюбят. Что-о? Зачем ты меня оскор… - Настя часто бросала слово на середине, словно оно само себя может договорить.
- Кто тебя оскорбляет!
- Ты! Говоришь: «Какая Манька»! Я тебя зову Цвета, а ты!..
- Какая ро-ман-ти-ка! Вот что!
- Да? Купишь сарафанчик?
- Сарафанчик однозвучный утомительно зве-ени-ит, - затянул Миша во весь свой огромный голос, о котором Настя даже не подозревала.
Настя решила задобрить Свету, она быстренько организовала Антона с Соней, они быстренько нарисовали много натюрмортов и устроили выставку в детской на стульях. Цвета, иди смотреть. Света лежала на диване без сил и придумала, как не вставать: на выставку-то нужно долго ехать на автобусе, вот она пока едет. И задремала. Цвета, ты уже приехала! Цвета! Но она не слышала. А когда проснулась, то возле нее лежало письмо от детей, а там стихи:
Жила-была птичка,
Снесла три яичка,
Родились три птенчика
И научились летать.
И забросили маму,
И давно улетели
В далекие тихие края.
Какая же я Манька, выругала себя Света.
ПОУЧЕНИЯ НАСТИ
- Антон, ты рисуешь так, словно тебе все равно: получится или не получится. А ты должен прийти в состояние, такое, чтоб обязательно получилось… Да, вот еще, Тата все время моргает, это у нее после психбольницы, и ты можешь нарисовать ей много глаз, чтоб передать это моргание, не бойся, Пикассо так делал запросто… Небо можно чисто синим, лазурь… италианство какое-то, конечно, получилось, но хорошо.
САМОЕ БОЛЬШОЕ ВРАНЬЕ.
- Цвета, знаешь, какое вранье самое большое? Когда детей бросают. Сначала рожают: вы хорошенькие, хорошенькие, - а потом бросают. Вот и наврали!
О чем это Настя? Почему именно сегодня? Надо в окно выглянуть. Но окно было затянуто бельмом изморози, и к тому же пора куриц купить. Света вышла на улицу. Во дворе гуляла парочка: рот женщины был похож на расческу с выломанными зубами.
- Я люблю-у! – запевала она и осекалась, начинала заплетать ноги, опираясь бедром на своего хилого спутника.
Они скрылись за углом, следом пробежали дети с санками, поднялась в воздух стая голубей, вспугнутая ими. И вдруг снова выплыла из-за угла та парочка: видимо, они просто обошли вокруг дома. Но спутник-то был уже другой, а если тот же, то вдруг переставший быть покорным.
- Не кричи, как потерпевший, - укоряла она его.
- Хрен тебе на горло, - случился у него ответ.
Тут снова пробежала стайка детей с санками. Для чего же жизнь показала Свете этот кусок?
- Сбежала ведь, - качала головой дворничиха тетя Паня. А таких надо расстреливать и не закапывать. А вы Настю кормить должны…
Значит, эта красавица с выломанными зубами – мать Насти? Так вот почему девочка с утра в таком настроении. Но тут же участковая милиционерша взяла под локоть красавицу, и та покорно оперла на блюстительницу закона свое мощное бедро.
- Я люблю-у, тебя, жизнь! – пьяно затянула она.
- Настя, - дома говорил Антон, – некоторые матери бросают детей, это так, но ведь некоторые женщины берут чужих!
- Да-да. И знаешь, Цвета, я вырасту – тоже возьму девочку! Чужую. Буду ее растить и любить. Как ты вот. Точно возьму! Точно девочку.
ВДРУГ
Вдруг Настя почувствовала, что ей хорошо. А ей когда хорошо? Когда люди вдруг поссорились и обе стороны вербуют Настю в свой лагерь. Тогда они дают шоколаду ей, много чего. И вот сейчас стало хорошо, когда пообещала Цвете взять девочку. Словно дали много шоколаду, Настя ест, всем дает, а шоколад никак не кончается. Когда она клялась не врать или не воровать, словно острый клин вонзался в тело. А когда пообещала взять девочку, стало хорошо. А поскольку хорошего хотелось до бесконечности, то она мно-го-мно-го-мно-го раз говорила за эти часы: точно, девочку на воспитание потом возьмет!
ВЫВОДЫ АНТОНА
- Цвета, ты специально поставила тарелку с рыбой на пол, чтобы тараканы поели?! – Настя была не в духе и цеплялась ко всем подряд.
- Прошу замечания взрослым делать в письменном виде, - напомнил Миша. – По пути ваша грамотность сильно повысится…
- Ничего я не специально, забыла, и все, - оправдывалась Света, стараясь сохранить лад в семье.
Настя не могла составить задачу, в которой нужно, чтобы на три больше чего-то оказалось. Миша подсказал: Настя за день пять раз обидела Свету, а Антона – на три раза больше. Сколько раз за день она обидела Антона?
А чего Антон шуршит весь выходной своими контурными картами. И неконтурными тоже. Надоел уже! Настя продолжала всех обижать, и Антон не выдержал. Он свернул из нижней губы сложную фигуру, заплакал и сказал:
- Настя, не бери девочку! Ты ее заешь! Да, заешь… с твоим-то характером! Не бери девочку, я тебе говорю.
Настя в ответ выдвинула из нижней губы такое корыто, которое тоже обещало несколько минут яростного рева, но вдруг она раздумала: развернула губу, убрала корыто, закрыла рот. Будущая девочка, взятая Настей, недолго прожила в ее мыслях, то выпукло лепясь из небытия, то неразличимо сливаясь с небытием.
В это время послышался голос соседки.
- Настя, можно тебя на минутку? – позвала Нина. – Помоги мне босоножки застегнуть!
Настя с золушкиным видом застегивала ей босоножки, а Нина сушила о воздух свой маникюр.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ СВЕТЫ
Нина кинулась на кухню помогать – в этом и состоял ее подарок на день рождения Свете. Тут же появился на кухне йог Андрей: если можно заказывать, то пусть картофель будет жаренный во фритюре, картофель-фри, так сказать. И Света покорно дала Нине масло: фри-фри… А сама про себя возмутилась: если можно заказывать! Когда она и так из последних сил принимает ораву гостей… все им угождай. Как будто еда – такое важное дело у йогов!
- Хотела скопировать икону.
Взяла доску,
Прогнала двухвостку,
Которая мешала,
Но вместо нее Цвета прибежала:
«Я тебе помогу, помогу!
Ой, не могу…»
И все наискажала…
Настя сочиняла стихи в подарок имениннице, потому что Антон и Соня уже сочинили.
Гости волновались: где же Миша? А он в «Диетке», ушел за вином, пока сядем за стол, появится. Света даже заклинательным голосом крикнула в сторону «Диетки»: Миша, скорее приходи, гости ждут, где ты?!
- Я здесь, - раздалось из шифоньера, и Миша выскочил к гостям (они и не подозревали, что он с фонариком давно сидел в шкафу и читал газету). – Ну, жена, сознавайся: кто из них твой искуситель, а точнее – соблазнитель?
День рождения начался, Тата говорила тост за Светину основательность, которая с годами не становится тяжеловесной (Света просто перескакивает из одной основательности в другую, не успев стать тяжеловесной), йог Андрей налил себе сразу два бокала вина и тоже быстренько перескочил от одного к другому, но взгляд его стал – однако – тяжеловесным после второго бокала. Близнецы Архиповы, Вадик и Вася, тоже стремились привлечь к себе внимание: они брезгливо ковыряли Светины салаты своими вилками, ничего не пробуя при этом.
- Кто съест первый, тот на коне военный! – призвала Лю своих сыновей что-нибудь отведать – голос ее красиво шел на низах. – Что за дети – совсем ничего не едят!
- А какашки откуда? – спросила синяя Настасья (хотя сегодня она была в зеленом).
- Не при дамах будь сказано, - извиняющимся за дочь голосом вставил словечко писатель К-ов.
- А что вы знаете о дамах? – спросил Лев Израилевич писателя К-ова.
- А что вы знаете о знании! – отмахнулся тот.
- А что вы знаете о «что»? – подвел черту Миша.
Нина увидела, что йог Андрей налил себе полный стакан водки и, чтобы не уронить эту драгоценность, судорожно прижал его к щеке, а потом на ощупь подвигал емкость ко рту. Выпил. И сразу упал головой на стол. Света срочно подняла тост за дружбу.
Всех привлек шум в коридоре: это близнецы кричали у туалета.
- Ты дурак! – Вадик локтем заехал брату в бок.
- Я – это я, а кто дурак?
- Ты!
- Ты – это ты…
В чем дело? Лю хотела прекратить безобразную сцену. В туалете кто-то закрылся? Ну и что, можно подождать.
- Почему им нужно в туалет: они же у вас ничего не едят! – мимоходом бросил Антон, уносивший на кухню пустые тарелки из-под салата.
- Послушайте, кто в туалете! Сколько можно там сидеть, - начала возмущаться Лю, постукивая в дверь нужного заведения своим кулачком. Молчание было ей ответом. Тогда она прибежала к гостям и стала всех пересчитывать. – Тата, Миша, Света, Антон на кухне, Соня, Настя, синяя Настасья, Дороти, писатель К-ов, Нина, Лев Израилевич… Нет йога Андрея, вот что!
- Так меня-то ты почему не сосчитала? – возмутился муж ее Архипов. – За человека не считает, вы подумайте…
- Он повесился! – запричитала Нина.
- Что за глупости! Эта русская ментальность! Почему сразу повесился? – возмущалась Дороти, но в глазах ее стоял страх: влипли в историю, следователь будет вызывать и прочее.
- Он на такой тяжелой работе! – продолжала кричать Нина. – Ты вот, Миша, сам в издательстве, а для друга ничего не сделал! Вчера они разгружали на аптечном складе глюкозу, он пришел весь липкий, мешки с глюкозой потаскай-ка… На днях – мешки с хлоркой, тоже не радость…
Звонок в дверь прервал ее причитания. Это телеграмма от Василия из Москвы, сказала Света, открывая. Но это была бабушка с Тобиком. К телефону Мишу, сказала она. Миша страшно удивился. Дело в том, что телефон старушки они дали знакомым с суровым наказом: беспокоить в крайних случаях! Неужели Василий звонит из Москвы, нет… он бы Свету позвал. Именинницу… Из трубки до ушей Миши донесся замогильный голос Андрея:
- Миша, здесь так жарко!
- А разве ты сюда попал? Вот как! А я-то думал, что ты попал туда, где хорошо…
- Ты смеешься, а мне ведь больно!
- Я не смеюсь, я серьезно. Больно? Почему? Объясни подробнее!
- Миша, мне некогда подробнее, в общем, я шел по улице, смотрел, где водку продают…
- Что-о? – Миша такого не ожидал. – У вас там тоже, что ли, ее продают?
- Миша, слушай… вы совсем перепились или как? Я сейчас подъеду к вам…
- Ой, не надо! – Миша перепугался.
- Но меня все равно повезут… К родителям или к вам. Штраф-то за вытрезвитель я должен… Не ночевать же мне в этой жаре!
- Так ты в вытрезвителе! Ха-ха-ха…
- Тебе смешно… Не ожидал…
- Приезжай, Андрей, не обращай внимания а мой смех. Просто тут у нас в туалете кто-то закрылся, мы думали, что там… в общем… Я тебя жду!
Он через две ступеньки шагал к себе наверх, слыша, как Света оправдывается перед соседкой Ниной: ничего они йога Андрея не спаивали, он сам выпить не дурак… в общем, Света была не из тех, кто хорош в споре. Тихо! Закричал сразу Миша. Йог Андрей сейчас приедет сюда. Но кто же там (он постучал грозно по двери туалета).
Без бутылки не разобраться, сказал Лев Израилевич и достал из своей необъятной сумки две сухого: у него жену из больницы выписали, он готов платить, видимо, судьбе за все хорошее.
Но тут заплакали близнецы.
- Я больше не могу – хочу туда, - верещал Вадик. – Это все Вася! Я с ним больше не играю-у-уауауау…
- Ну и не играй, будешь попугай! Попугай не любит – голову отрубят…Сам ниточку принес, а я виноват, да!
- Я тебя не слушаю – за обедом скушаю!
В чем дело? Какая ниточка? Ах, они заперли туалет с помощью ниточки – привязали к щеколде и тянули снаружи, вот дверь и закрылась! Для смеха просто… Дядя Миша сам пример подал, когда в шкаф залез! Миша взял топор и отжал щеколду: добро пожаловать, господа комики!
- Дети хотели привлечь к себе внимание, - появился в коридоре писатель К-ов со своей неизменной трубкой во рту.
Тут и йог Андрей с милиционером появился. Миша сунул деньги представителю закона.
- Молчать! – крикнул Андрей Нине, когда милиционер простился и ушел, выпив поднесенную рюмочку. – Скажи «экзистенциализм»!
- Экзистенциализм, - зло сказала Нина и ушла в свою комнату.
Когда близнецы появились из туалета, Архипов спросил Свету: что – здорово они украсили ее день рождения? А если испортили, то не очень, сказала Лю. Не очень, повторил со значением Миша.
- На своих посмотри! – ответила ему сестра.
НА ПИРУ У ФЕОДАЛА
На своих посмотреть – это, конечно, про Настю, которая чавкает, приканчивая под шумок третий апельсин, бормоча: здесь столько витаминов. Как древний ящер, она резким движением головы отрывала от сочной оранжевой мякоти кусок за куском и, давясь, глотала, глотала. С локтей у нее уже капал золотистый сок. Потом несколько сладострастных судорог передернули ее маленький организм.
- Почему кошки бегают, а вороны летают? – завела застольную беседу Сонечка, неторопливо очищая апельсин (она могла себе это позволить – не торопиться, ведь детство ее не прошло в борьбе за существование).
Настя в это время начала громко отрыгивать. Миша решил всех отвлечь экскурсом в историю. На пиру у степного феодала гости, отрыгивая, давали вежливо знать, что они вдоволь наелись и благодарны, уж так благодарны. Но Настя, видимо, решила поблагодарить дополнительно, потому что стала отрыгивать еще громче.
- Настя, мы видим, что ты благодарна! – сказала Лю и добавила: - Все вкусно у вас, прямо на редкость!
- Чай? Торт? – заткнула Света наступившую тишину.
И только слышно стало, как чешется Безымянка под столом, стуча ногой о ножку стула. Соня дала кошке кусочек какой-то вкусности. В это время и принесли поздравительную телеграмму от Василия: «Скучаю прямо вся не могу». Москва не прибавила Василию чувства юмора.
- У меня от этой еды уже нога заболела, - заявил Вадик.
А Настя никак не могла оторваться от апельсинов: казалось, их мякоть поступает ей прямо в кровь и растекается уже по жилам. Она не замечала, как что при этом уже екала, как лошадь екает селезенкой при беге. Тогда Миша решил устроить конкурс чавканья. Кто громче. Вася начал джургать чай. Антон с присвистом урчал. Синяя Настасья ( в зеленом) чавкать совсем не могла, но она ловко пристанывала. Даже Соня начала чмокать, как грудной младенец. И все-таки первенство присудили Насте Новоселовой.
- Чемпион-чавкун в среднем весе! Советский Союз! – объявил Миша.
Надо сказать, что недолго проносила она это звание – до 1991 года, когда Союз распался…
ЧУЖАЯ
Вдруг пошли анекдоты Хармса: однажды Гоголь переоделся Пушкиным и пошел в гости к Вяземскому… А что такое анекдоты, Цвета? Анекдот, дитя мое, значит неизданное. Народ их устно сочиняет. Настя сразу вообразила, как все идут по улице и сочиняют, словно в игре «Глухие телефоны»: один несколько слов недослышал, сам придумал и другому пересказал. Получается смешно. Близнецы в это время в детской беспрерывно кричали и вдруг замолкли. Видимо, обо что-то стукнулись и поняли суровость бытия. Оказалось, они велосипед сломали: педаль отломилась и смотрела на всех своим печальным взглядом. Света не выдержала: зачем было ездить прямо через Мишину гирю!
- Слушай, ты прибирай получше в своем доме! – пригвоздила ее к месту Лю, обнимая любимых сыновей.
- А ты. Следи. За своими. Детьми, - проскандировала Света голосом Льва Толстого из анекдота.
- Архипов. Пошли отсюда! – Лю схватила сыновей в охапку. – Нас здесь не любят.
- Ох, как стукну и: тиха украинская ночь! – Архипов погрозил детям своим бесконечным боксерским кулаком.
Миша стал показывать близнецам, как опасно после еды беситься. Он на колготках показывал, что такое заворот кишок. Вот так кишки переплетутся: в этом месте сразу непроходимость, воспаление и смерть. На близнецов это произвело сильное впечатление. Они сами запросились домой. Отец, Архипов, говорил:
- Сейчас придем домой, они лягут и: ти-ха украинская ночь!
Но Лю посчитала, что Миша выгнал их. Ничего, они еще их вспомнят, приговаривала она громко, чуть ли не в лицо Насте, они еще пожалеют о таком отношении, они думают, что ЧУЖИЕ люди лучше родни, но это не так. Пусть они потом вспомнят ее золотые слова: Настя еще бросит их в беде! Вырастет, как мать, уличная…
ГЛОБУС
- Мама, я так люблю географию, дай двадцать копеек на мороженое – я карту куплю!
- Посмотри в сумке дяди Левы, там глобус, по-моему, вам… И много чего еще.
- Антарктида похожа на утку! – Антон тянул глобус к себе. – А материки двигаются! – Индостан ведь оторвался от Америки и врезался в Евразию. Край у нее смялся – у бедной! – в складочки. Получились горы Гималаи.
- Что: сильно двигаются материки? – азартно переспросила Настя, которую волновали только быстрые движения.
Антон важно пояснил: двигаются со скоростью пять сантиметров в год. Ох, Евразия ведь врежется в Австралию.
Света засмеялась: ну да, врежется со скоростью пять сантиметров в год. Обитатели Австралии в страхе разбегутся кто куда…
- Вчера видел лужу, похожую на Южную Америку: по ней можно было заниматься, как по карте.
Стало ясно, почему Антону вчера пришлось стирать брюки: он, видите ли, по луже занимался, как по карте. Света срочно заставила его гладить брюки. И Антон заспешил: хотел начать заниматься по глобусу. Глаженье его напоминало движение континентов: одни складки разглаживались, другие – появлялись.
- Люксембург – такое маленькое государство, что ему карта не нужна, - рассуждал будущий географ.
Из детской донесся грохот, и что-то покатилось по полу, как мяч.
- Глобус сломали? – спросил Антон с надеждой на обратное, поставил утюг и побежал в детскую. – Да… Ну! Голову можно вставить, а кто трещину заклеивать будет? Глобус сломали, все сломали, одну только луну не сломали! Идите в магазин за липкой лентой!
- Видел фильм «Пятый вырывается вперед»? – Настя показала ему выразительную фигу.
Раздался оглушительный рев. Даже Света понимала, как ему обидно: только подарили глобус, а из-за этой показушницы Насти. которая поставила его на подоконник, чтобы с улицы все видели – глобус, глобус… и нет глобуса! Но Настя же холерик, начала было Света…
- Холеры все-е… - рыдал безутешно Антон.
- Слезки на колесках! Слезки на колесках! – Сонечка таким образом пыталась напомнить Антону, что он мальчик и должен быть сдержанным, но увидела, что слезки уже не на колесках, что они низвергаются потоком чуть ли не до пола: даже озоном запахло после слез, как после дождя.
Отец увидел это озонное явление – «плачущий сын», скользнул радостным взглядом по кукишу Насти и заявил: все, дети доводят, он от них уходит в себя. И Миша лег на диван с Гомером в руках. Он, видимо, долго ждал повода обидеться на всех, и вот – о радость! – повод нашелся. Но Сонечка совершенно не поняла ситуации и все пыталась ее смазать.
- Когда я была маленькая, - традиционно начала она, - я с мамой шла, а сама все думала: если б я не родилась Соней, то кем бы я была? Пустым местом? И как бы я жила-была пустым местом?..
СЛАДКОЕ ЛЕКАРСТВО
О сахар, о мед! Света вдруг кинулась к сахарнице, как кидаются к колодцу в пустыне – стала буквально забрасывать себе внутрь ложку за ложкой (песок), потом еще проглотила ложку меду. Настя тут сразу поняла, что у Цветы случилось страшное дело, которое она называет дребезжащим словом «стресс».
Это звучит как «тряс» или как «резь», похоже на шнурок, крепко натянутый, так крепко, что он уже дрожит и вот-вот лопнет! И вот во время стресса Цвета ест сладкое, а в обычное время – никогда. Настя сразу представила, что сейчас Ивановы на нее закричат, она хлопнет дверью, и только во сне… потом… порой ей будут сниться обрывки ивановских разговоров:
- В картине должна быть какая-нибудь странность…
- Материки двигаются со скоростью…
- Миша ушел внутрь себя…
СТОП! СТОП! СТОП! Надо спасать этих Ивановых! Они же без нее, Насти, пропадут… не умеют жить-то. Это им она будет сниться иногда, если вот сейчас, в эту же секунду… что? А вот что! У соседки-то Нины Настя видела на полке липкую прозрачную пленку – целый моток… надо кусочек взять! И склеить этот глобус, тогда Цвета будет довольна, Ивановы – спасены, ведь Настя останется с ними навсегда, а с нею они не пропадут, конечно! И когда глобус был склеен, Миша спросил: «Неужели совесть детей заговорила?» А он разве еще не ушел в себя так глубоко, что не докричаться? Нет, ответил Миша, он еще только потоптался у входа в себя, потом зашел неглубоко…
Сонечка радостно повторяла:
- Папа верил, что совесть детей заговорит! И она заговорила.
- Она сказала: «Склеим глобус!» - подытожил Антон.
- Цвета, а как ты называешь картины против войны? Ну, у Дали еще есть пред… чу… чувство гражданской войны. Картины-предупреждения? Вот я такую сейчас сделаю… Я заметила, что из семейной жизни все хорошо получается.
Трещина по земному шару шла страшная, смертьнесущая, а вокруг мечутся белки: мать их оказалась на одной стороне трещины, а бельчата – на другой. Вокруг треснувшего шара-глобуса дети с ножницами и липкой лентой. Девочка с желтыми волосами рукой поправляет дерево, с корнем выпавшее из разлома. Сейчас все будет сделано хорошо. И совесть детей чувствуется.
- Назовем ее «Совесть детей», - предложила Настя.
- Лучше «Совесть людей», - отредактировал Миша.
Света впервые видела в Насте ребенка, потенции которого так высоки, что скорее можно – нужно – некое мистическое слово типа ЧУДО, а не научный термин «потенция» вспомнить. А раз ЧУДО, то рядом хочется слово БОГ услышать. Можно поверить в Него, глядя на работы этой щуплой… Еще три часа назад она готова была превратить выходной день в кошмар скандалов, а сейчас почти готова картина-предупреждение. У Светы сердце не выдерживает такого перепада, как железо порой не выдерживает перепадов температур. Внутри у Светы что-то тоже как бы треснуло и разорвалось, а где взять такую липкую ленту, которая это склеит! Нет на свете такой липкой ленты… А что есть?
Света еще раз зачерпнула ложкой меда. И тут вошла Тата.
- А ты в этом платье выглядишь, - сказал Миша, помогая гостье раздеться.
- Дело в том, что я в нем хожу уже три года, дорогой мой.
- Вот и ходи, - не моргнув глазом закончил Миша тему вещей (а не слишком ли много чести этим вещам – все замечать).
- Буйство красок, - отвлеченно начала Тата анализировать новую вещь Насти. – Изумрудный лес. Так. Рыжие белки, желток солнца… От столкновения яркости красок и мятущихся белок картина получилась напряженная… Чья идея?
- Ну, у Босха, «Несение креста», так же – краски яркие, радостные, а смысл-то! – Настя в отличие от Таты захлебывалась чувствами: даже слюной брызнула пару раз туда-сюда. – Цвета всегда мне на Босха намякала.
Тата своим отвлеченным голосом спросила: талант Насти – электричество, а где его исток – турбина, которую вращает вода и прочее. Причина всего где? Как обычная первоклассница могла придумать такой сюжет, например?
- А! Цвета сказала: бедные белки – глобус-то треснул по тому месту, где леса… - Настя вдруг поняла, что турбина ее таланта-электричества пока в Свете.
Как хорошо, что Тата в этот день к Ивановым явилась: Света пришла в себя, а Миша ушел в себя – таким образом выходной продолжался мирно.
- Тата, пойдем на кухню: прополоскать белье, горячая вода в любой миг может прекратить течение свое, ты понимаешь?
- Понимаю. Ты что думаешь: я каждый раз к вам с Марса, что ли, прилетаю. Я все понимаю. – Но произнесла она это так, словно находилась в мыслях еще далее Марса, во вселенских безднах, где – может быть – сейчас витала душа ее мужа.
ВЫСТИРАННЫЕ ПРИЗНАНИЯ
Света достала из кармана Мишиной прокипяченной рубашки расползающиеся листочки, исписанные мелким почерком. От женщин – признания, сказала Тата, обозначив момент шутки полуулыбкой даже, но Света в безумии подозрения этого не заметила. Она с горечью заключила: если муж любит не меня, а другую, то мир катится в пропасть! Тата в ответ стала даже смеяться, вспоминая, как у Светы зарос карман у шубы: она собралась в него варежки положить, но не нашла. Был – не стало! Зарос. Внутренний карман – и зарос! Потом оказалось, что карман был у другой – старой шубы, но у Светы они перепутались: и та, и эта из искусственного каракуля. Да, вечно у нее с этими карманами проблемы – у рубашек просто забывает перед стиркой вывернуть… а между тем на дрожащих пальцах она уже почти расправила записку, вслух читая слова «в меня» и «Петр»… Петр какой-то! Это муж любовницы, что ли? Подошла кошка Безымянка и стала тереться о ноги, выпрашивая рыбку. Но в ответ получила чуть ли не пинок: не мешай, тут важное дело, ведь буквы могут осыпаться в любую секунду, а без них уже ничего никогда не узнать.
- Света, кошка смотрит на тебя таким взглядом: «Если хозяйка не дает мне еды, то мир точно катится а пропасть!» - Тата изо всех сил старалась быть веселой и не дать подруге зарыдать над судьбой мира, который катится в пропасть.
Но Света продолжала о своем: так, это – кажется – написано на листочке отрывного Мишиного календаря, что на работе – на столе его… значит, там… кто-то… «Прорубается мир в меня, как Петр Первый – в Европу». Слава Богу, не о любви, и вообще – почерк Миши, да и кто же еще такие признания способен делать, кроме несчастного интроверта…
- Слава Богу! – повторила за нею Тата. – Нельзя нагрузить на осла пирамиду Хеопса… Тебе только измен мужа не хватало. – Равнодушный голос подруги убедил Свету, что все в порядке в ее, Светиной, жизни.
АЛЬБЕДО И ЛИБИДО
Из коридора в это время донеслось:
- Дело в том, что… Ик! Дело в том… Ик! Дело… Ик! Де… Ик! Ик-ик-ик!
Конечно, это пьяная икота йога Андрея. Но кому он что пытается рассказать: Мише или соседке Нине? Конечно, Мише, потому что диагноз был оглашен в таких терминах, которые не поняла бы не только соседка Нина, но и Тата со Светой. Диагноз прозвучал так: «Андрей, у тебя сейчас альбедо не превышает либидо!»
- Что такое «альбедо»? – спросила Тата. – Отражательная способность чего? Впрочем, неважно: отражательная способность точно… того… не превышает.
В подтверждение этого йог Андрей рухнул на пол и захрапел. Скоро с помощью носа все в квартире поняли, какая у него моча. И как много! Но у Светы сегодня не поднималась на него рука… ни рука, ни нога, ни голосовые связки… Пусть лежит. Уж если выстиранные признания оказались не любовными, то… Как йога зовут друзья: Патриарх лекарственных трав? Это за то, что он достает настойки календулы, пустырника, кукурузных рылец и прочее – на спирту настоечки, конечно…лучше любого коньяку, для этого и устроился работать на аптечный склад. Что-то запах урины у Патриарха лекарственных трав совсем как у простого алкоголика… ну да ладно.
ПОСЛЕДНЯЯ НОВОСТЬ
Света и Тата продолжали свои кухонные разговоры («Завучу дали звание заслуженного учителя.» - «Понятно, он ставит учебные часы заврайоно, а тот получает денежки!»).
Из комнаты донеслись громкие голоса: «Он его убил! - Убил? – Убил его лопатой! Да». Оказалось, это Геракл убил Авгия лопатой! Последняя новость, слыхали? Антон с удивлением посмотрел на мать: для него эта новость в самом деле была последняя, отец ему ее только что сообщил. Неужели мама этого не понимает? Мама понимающе кивнула и пошла… в стену. Уткнувшись, она поняла, что все еще нормально, жить можно.
- Патриарх, патриарх, весь мочою пропах, - пробормотала Настя.
