Стимулом к написанию этой заметки послужило не столько творческое переживание, сколько осознание морального долга образованного человека, ошеломлённого масштабом и глубиною общественного невежества в данном вопросе.
ИУДАИЗМ И НАЦИОНАЛЬНОСТЬ
Нижеследующий текст ни в коей мере не является попыткой высказать что-нибудь новое. Тем не менее, если кто-то найдёт в нём ответы на некоторые свои вопросы, буду рад считать, что время потрачено не совсем напрасно.
Для того чтобы ответить на вопрос о взаимоотношении иудаизма с национальностью достаточно полно и, по возможности, объективно, прежде всего возникает необходимость дать хотя бы краткие определения обоих понятий. И уже на этой начальной стадии рассуждения мы сталкиваемся с серьёзными проблемами.
Начнём с рассмотрения понятия “национальность”. Большой энциклопедический словарь (2000) никакой трактовки этого понятия в такой редакции не даёт — и это уже несколько настораживает. Тогда приходится вспомнить, что термин “национальность” синонимичен термину “нация”, о которой написано буквально следующее:
Нация (от лат. natio — племя, народ), историческая общность людей, складывающаяся в процессе формирования общности их территориальных и экономических связей, литературного языка, этнических особенностей культуры и характера. Складывается из различных племён и народностей [здесь БЭС предлагает читателю обратиться к статье Этническая общность]. Ряд современных учёных связывает нацию с определённым народом и включает в число её сущностных принципов общность самосознания и социальной структуры; другие рассматривают нацию как общность принадлежности к определённому государству.
Как видим, единства среди современных учёных по этому, казалось бы, ясному вопросу до сих пор нет. Теперь полюбопытствуем, что же такое
Этническая общность (этнос) — исторически возникший вид устойчивой социальной группировки людей, представленный племенем, народностью, нацией; термин “этническая общность” близок понятию “народ” в этнографическом смысле.
Круг замкнулся: ““упырь” — см. “вурдалак”, “вурдалак” — см. “упырь””. Из всего сказанного словарём можно сделать лишь два чётких вывода. Первый: с точки зрения строгой науки, оба понятия — и “нация”, и “этническая общность” — страдают терминологической расплывчатостью. Правда, отсюда можно сделать очень важный побочный вывод: нация формируется и функционирует только в контексте исторического процесса, а не вне его. Заодно не забудем: нация не есть некое застывшее состояние определённой людской общности — нации рождаются, живут и умирают. Несмотря на то что все это как бы знают, подавляющее большинство современных людей, произнося слово “национальность”, как бы забывают о том, что предмет их упоминания уже в самый момент такового находится в состоянии крайне изменчивом, охватить которое в целости вряд ли вообще возможно.
Второй вывод: исходя из приведённых выше определений, евреи не являются ни нацией, ни этносом. Историческая общность у евреев явно отсутствует: если Саддам Хусейн ещё может всерьёз рассуждать о том, что он прямой потомок шумерских правителей, то ни один современный израильтянин не станет настаивать на том, что он прямой потомок царя Давида (разве что в шутку). Историческая реальность Древней Иудеи никак не сообразуется с исторической реальностью современного Израиля. Территориальные и экономические связи существуют далеко не между всеми современными евреями, а лишь между их определёнными группами. Литературных еврейских языков существует не один, а по крайней мере два — хотя некоторые специалисты считают, что даже больше. Наконец, различия в “этнических особенностях культуры и характера” евреев заметны гораздо больше, чем сходства, просматривающиеся очень слабо.
Дальше вопрос усложняется. Если нация (по определению) “складывается из различных племён и народностей”, тогда евреи, как общность, сами по себе складываются из множества разных наций — то есть уже совсем на другом уровне иерархии. Но если “ряд современных учёных” включает в число “сущностных принципов” нации “общность самосознания и социальной структуры”, тогда этот ряд учёных должен честно признать, что, вместо общности самосознания, среди большинства евреев можно наблюдать, наоборот, взаимное непризнание и сознательную самосегрегацию (должно быть понятно, что немногочисленные еврейские интеллектуалы в счёт не идут). С этой точки зрения, евреи сами не хотят признавать своё единство. Если же другой “ряд современных учёных” рассматривает еврейство как “общность принадлежности к определённому государству”, тогда этот ряд учёных должен не менее честно признать, что все евреи, не составляющие с сегодняшним Израилем никакой “общности” и не имеющие к нему никакой “принадлежности”, из определения еврейства вообще выпадают. И тогда законный вопрос о том, к какому же государству евреи имели “принадлежность” в течение почти двух тысячелетий до образования Израиля, превращает подобную “научную” позицию в откровенный абсурд.
Тем не менее совершенно очевидно, что описанная выше “научная” логика вовсе не наблюдается в реальной жизни. Евреи знают о том, кто еврей и кто нееврей, не менее чётко, чем это знают окружающие их неевреи, — причём такое интуитивное знание имеет подлинно универсальный характер. Из чего должен, по-моему, следовать единственно возможный вывод: наука в этом вопросе ещё далеко не разобралась. Однако вывод этот неизбежно рождает у интеллектуалов глубокий пессимизм: раз наука не дала до сих пор чёткого определения еврейства как нации , стало быть, все рассуждения об этом вынужденным образом скатываются в поле примитивной ксенофобии и жестокого мракобесия, притом как с той, так и с другой стороны в равной степени.
Далее рассмотрим понятие “иудаизм”. Тот же БЭС сообщает нам:
Иудаизм — наиболее ранняя монотеистическая религия, возникшая в I тысячелетии до н. э. в Палестине. Распространена в основном среди евреев. Приверженцы иудаизма верят в Яхве (единого Бога, творца и властелина Вселенной), бессмертие души, загробную жизнь, грядущий приход мессии, богоизбранность еврейского народа (идея “завета”, союза, договора народа с Богом, в котором народ выступает как носитель божественного откровения). Канон священных книг иудаизма включает Тору (“Пятикнижие Моисея”), книги пророков и т. н. Писания. Различные толкования и комментарии канона собраны в Талмуде . В иудаизме получили распространение мистические учения ( каббала, хасидизм ). Число последователей иудаизма оценивается в 18 млн человек (около 1/3 из них в США).
Как видим, определение это сформулировано гораздо чётче, чем определение “нации”. И именно эта чёткость, скорее всего, сыграла решающую роль в том, что любые попытки создать из евреев общность неизбежно приводила всех классификаторов к мощной объединяющей роли религии, — причём религии не просто как обрядовой системы, а как глубокой монотеистической философии, зафиксированной в древнейших письменных памятниках.
Ни у кого не должно вызывать сомнения то, что монотеизм является сутью иудаизма — его центральным системным элементом. Вся культурная и историческая ценность иудаизма решительно сводится именно к монотеизму, поскольку появление монотеистического мышления знаменует собой важнейшую веху исторического сознания человечества. Из этого, однако, вовсе не следует делать каких-либо выводов оценочного характера , к которым корпус священных текстов иудаизма сильно подталкивает читателя: во всём том новом, что монотеизм привнёс в мировую культуру, были не только положительные, но и отрицательные стороны, — так же, как и в утрате всего того, что было прежде привнесено в культуру политеистическими воззрениями, был не только важнейший позитив, но и глубоко трагический негатив.
Для нас же сейчас важно отметить следующее: не евреи “додумались” до монотеизма, но, наоборот, становление монотеизма (очень долгое и противоречивое) в конечном счёте привело к становлению народа, объединившегося вокруг этой новой духовно-культурной доктрины (и объединение это тоже было очень долгим и противоречивым). Вспомним впечатляющую историю “завета” Бога с Авраамом. Согласно Торе, Авраам не был не только евреем, но и вообще вряд ли принадлежал к какой-либо “нации”. И даже нельзя сказать, что Авраам стал евреем. Правильнее говорить, что он был назначен евреем — за определённые этические заслуги, особым образом отмеченные Творцом. Если же пронаблюдать эту ситуацию с более отдалённого угла перспективы, то здесь можно увидеть также и намёк на то, что в “дозаветные” времена люди (с точки зрения Бога) ещё не овладели той степенью духовной зрелости , которая позволила бы им группироваться в нации; времена дозаветные есть, таким образом, времена донациональные . Иными словами, рассуждая о столь далёкой Древности, современным её исследователям следует помнить о том, что там, где они склонны наблюдать феномен, называемый и считающийся сегодня “нацией”, люди Древности, населявшие её, такого феномена могли либо вовсе не наблюдать, либо наблюдать его совершенно иначе, — и к древним евреям это методологическое предостережение относится в равной степени.
На всякий случай, здесь следует прокомментировать выражение “этические заслуги Авраама”. С современной точки зрения, Авраам представляется совершенно диким человеком, а его духовная позиция — готовность принести в жертву единственного сына по идеологическим(!) соображениям — подлинным варварством. Однако всякие попытки применить к позиции Авраама современные этические нормы, разумеется, являются опасной лженаучной спекуляцией. Не очень-то хочется произносить трагически известную фразу “Такое было время!”, но, пожалуй, лучше, чем ею, время глубокой Древности никак и ничем нельзя описать. Оно действительно было такое — и никаким другим , понятное дело, быть не могло.
Этот важный вывод необходимо распространить на всю древнюю историю евреев — как минимум вплоть до разрушения Храма в начале I тысячелетия. В тех же спекулятивных лженаучных целях можно довольно легко надёргать из Торы множество описаний древнего варварства и неоправданной жестокости евреев по отношению к другим народам, сделав на этом основании “далеко идущие выводы”. Но всегда надо помнить о том, сколь сильно отличается этика Древности от нашей этики — и каких высоких значений при таком взгляде достигает “коэффициент преломления”.
Возвращаясь к словарному определению иудаизма, необходимо чётко уяснить для себя ещё одно важное обстоятельство: чем иудаизм является, и чем он не является; что в него входит, и что лежит за его пределами. Объявить такую цель, конечно, гораздо проще, чем её достичь, но сделать хотя бы некоторые шаги в этом направлении представляется совершенно необходимым.
Для начала я ещё раз напомню тем, для кого это до сих пор ново или не вполне ясно: богоизбранность евреев, которую отчётливо декларирует иудаизм, должна пониматься только и исключительно как особая ответственность евреев за повсеместное становление монотеизма в мировой культуре . Этим понятие “богоизбранность” исчерпывается целиком, поэтому следует хорошо понимать, что любая перетрактовка этого важнейшего постулата Священного Писания — причём как с той, так и с другой стороны, как в одном каком-то направлении, так и в любом противоположном ему, — являет собой в лучшем случае примитивность и антиисторичность взгляда на эту проблему, а в худшем — прямую политическую или идеологическую провокацию. Я не призываю никого бороться с этой тягостной ситуацией, однако отчётливо понимать её совершенно необходимо любому человеку, считающему себя образованным, мыслящим и неравнодушным к истории мировой культуры.
Далее в словарном определении иудаизма следует важнейший формальный пункт, который потребует специального внимания: “Канон священных книг иудаизма включает Тору (“Пятикнижие Моисея”), книги пророков и т. н. Писания. Различные толкования и комментарии канона собраны в Талмуде ”. Несмотря на то что высказанное является “прописной истиной”, многоречивые дилетантские разговоры об иудаизме постоянно расширяют его содержательную сферу, неизбежно и неправомерно включая Талмуд в иудейский канон. Здесь следует ещё раз особо подчеркнуть данное обстоятельство для тех, кому оно ещё не известно и кто пока слабо разбирается в рассматриваемом вопросе: Талмуд занимается иудаизмом, но иудаизм не занимается Талмудом . Разумеется, это не следует понимать “топорно”: нет никакого сомнения в том, что Талмуд есть неотъемлемая и важнейшая часть всей иудейской традиции . Также вполне можно сказать, что Талмуд входит в иудейскую традицию наравне с иудаизмом, хотя он и не входит в иудейский священный канон. Следует, однако, полностью отдавать себе отчёт в том, что для любой религии корпус её священных текстов представляет первостепенную важность , и никакая религия — в ортодоксальной, фундаментальной своей основе — не станет мириться с дилетантскими попытками включить комментарии к её канону в корпус самого канона.
Если Тора продиктована самим Богом — то Талмуд написан всего лишь людьми, пусть умнейшими среди мудрых, но пред лицом Всевышнего всё равно жалкими. В свете этого противопоставления должно быть совершенно понятно, что Тора, будучи текстом гораздо более древним (и гораздо более цельным по структуре ), чем Талмуд, говорит о вещах гораздо более глубоких. И тогда, при ближайшем рассмотрении, оказывается, что “национальный вопрос”, который весьма важен для Талмуда, в канонических иудейских текстах не только не имеет никакого значения, но и вообще не рассматривается. Два следующих примера должны ярко и исчерпывающе проиллюстрировать мою мысль.
Общеизвестен механизм, с помощью которого современная еврейская традиция официально устанавливает “институт еврейства”: национальность определяется по матери — при отсутствии других, более важных признаков еврейства. Если попытаться экстраполировать этот принцип еврейской традиции на времена канона, проигнорировав при этом религиозную суть этого канона, то окажется, что два величайших иудейских царя не имеют к евреям никакого отношения. У Давида была моавитянкой бабушка Руфь — теперь она почитается одной из величайших еврейских женщин (хотя никакого гиюра, в современном понимании, ей пройти не довелось).
История с царём Соломоном вообще, на первый взгляд, выглядит возмутительной: мало того, что его матерью была хеттеянка Вирсавия, она ещё и стала жертвой sexual haraßment со стороны Давида (притом в бассейне, что вызывает совсем уж неприличные аллюзии с современными сборщиками компроматов). Самое скверное при всём этом то, что Вирсавия не просто не была женой Давида, и не просто не была его наложницей, но вообще являлась чужой женой — что позже повлекло за собой коварное политическое убийство её мужа Урии. Таким образом, если представить себе, что идентичная ситуация происходит на 25–27 веков позже, тогда любого другого ребёнка на месте царя Соломона еврейская (талмудическая) традиция считала бы, во-первых, неевреем, во-вторых, — незаконнорожденным ( мамзером )! Тем не менее во времена гораздо более древние — и, казалось бы, гораздо более дикие — “интересное” положение, в котором невольно оказались и Давид, и Вирсавия, и Урия, и в конечном счёте сам Соломон, отнюдь не помешало последнему стать величайшим в истории Израиля царём и грандиозно увековечить его (и свою) духовную славу. Так что, в определённом смысле, драматичная история Давида, Вирсавии и Урии даёт ясный и недвусмысленный ответ на вопрос о взаимоотношении иудаизма и национальности: при необходимости национальность всегда приносилась в жертву иудаизму, который был намного важнее неё.
Именно эта позиция иудаизма решительно отвергает всякую ксенофобию в отношении современного гиюра: ведь глубинная историческая суть иудаизма экстравертна — т. е., в плане культуры, направлена вовне , а не вовнутрь . Другое дело, что никакая общность людей не в состоянии до конца преодолеть свою природную ксенофобию, которая, в сущности, является не более чем биологическим механизмом сохранения вида. Справедливости ради, следует отметить, что диалектика иудейского “экуменизма” и житейской ксенофобии очень честно и драматично описана в Торе, где, с одной стороны, евреям предписано духовно просвещать прочие народы, но, с другой стороны, категорически запрещено брать в жёны чужестранок. Кстати сказать, именно эта диалектика как раз и придаёт древнему тексту Торы высокую эмоциональную актуальность даже сегодня, когда основные реалии эпохи изменились до полной неузнаваемости.
То что “чужих нигде не любят”, является общим местом; так, например, любой родитель, выдающий свою дочь замуж за чужеземца либо женящий своего сына на чужестранке, непременно испытывает чувство иррационального внутреннего дискомфорта — притом чем ниже духовный или интеллектуальный уровень такого родителя, тем агрессивнее выражается его неприятие подобного брачного союза.
Евреи, в этом смысле, не составляют исключения; хотя говорить о том, что именно среди евреев подобный дискомфорт выражается как-то особенно остро, было бы несправедливо. Например, не так давно одна татарская девушка рассказывала мне о том, как трудно ей будет выйти замуж, и когда я уточнил, является ли для её родителей проблемой то, что она должна выйти именно за татарина, то оказалось, что даже не за любого татарина она может выйти замуж, ибо на этот счёт есть тоже какие-то ограничения. Семья у девушки мусульманская, но упрекнуть её родителей в “средневековом мракобесии” совершенно невозможно, потому что я их хорошо знаю. Стало быть, есть такая национальная традиция, которую логичнее (и этичнее) уважать, чем презирать. Вероятно, у некоторых народов существуют даже гораздо более жёсткие ограничения на этот счёт…
Наконец, одной из самых сложных проблем иудейской традиции является проблема российских евреев . Об этой проблеме написаны капля ценной и океан откровенно идиотской литературы. Так, вышедшая относительно недавно книга А.И. Солженицына “Евреи и Россия. 200 лет вместе” уже успела вызвать жаркие дискуссии. Однако, к большому сожалению, основная их тема сводится к вопросу, в данном случае очень малозначительному, — антисемит ли Солженицын. На мой взгляд, основная проблема Солженицына не в том, антисемит он или филосемит (это в огромной степени проблема его личного вкуса и общественного такта), а в том, насколько методология его исследования соответствует духовной и исторической реальности. Здесь я не могу подробно касаться этой темы, но спорность и недостоверность многих моментов книги очевидна даже непрофессионалу. А недостоверность исследования вредит делу значительно больше, чем мнимая (или даже явная) личная ксенофобия его автора.
Если формулировать проблему российских евреев коротко, то следует, прежде всего, отметить их оторванность от мировой иудейской традиции , выразившуюся, с одной стороны, в самоконсервации, а с другой, — в русификации. Поскольку оба эти явления представляются двумя сторонами одной медали, будучи притом весьма значительными в истории мирового еврейства, их следует рассматривать диалектически — т. е. видя неизбежность обоих этих явлений, а также видя историческую равноценность их положительных и отрицательных сторон. Это означает, прежде всего, способность абстрагированного вuдения проблемы во всей её полноте, базирующегося на самом решительном интеллектуальном или, шире, духовном отпоре любому экстремизму, — как с той, так и с другой стороны в равной степени.
Результатом упомянутой оторванности российских евреев от мировой иудейской традиции стало естественное ослабление роли канонической части иудаизма (большее, чем у евреев за пределами России) и одновременное усиление, даже некоторая сакрализация роли неканонической, т. е. талмудической части учения. Хотелось бы лишний раз подчеркнуть, что этот процесс нельзя считать ни целиком положительным, ни целиком отрицательным; самое главное состоит лишь в том, что процесс этот был исторически неизбежным и привёл к уникальным последствиям для российского еврейства, каковые последствия тоже нельзя считать ни однозначно положительными, ни однозначно отрицательными.
Одним из таких важнейших последствий стало, как ни парадоксально, зарождение еврейской нации в классическом (в частности, словарном) значении этого термина . А именно: у российских евреев — в той или иной степени, но явно гораздо в большей , чем у евреев за пределами России, — сложилась,
во-первых, общность территориальных и экономических связей ;
во-вторых, — общность литературного (и разговорного , что не менее важно!) языка ;
в-третьих, — общность этнических особенностей культуры и характера ;
в-четвёртых, — общность самосознания и социальной структуры ; и, наконец,
в-пятых, — общность принадлежности к определённому государству .
Каждый из этих факторов, будучи и сам по себе достаточно значимым, оказавшись во взаимодействии с остальными, сформировал еврейское национальное самосознание, причём юная сила национального аспекта этого самосознания в какой-то момент перевесила древнюю мощь его религиозного аспекта, — что особенно закрепилось потом в контексте советского периода российской истории (об этом очень доходчиво и ярко пишет в нескольких своих книгах В.В. Кожинов). И не отметить, что этот процесс в своих самых основных чертах протекал на территории России, означает изъять один из главных компонентов его объективного и трезвого понимания. В конечном итоге, без этого почти невозможно понять совершенно фантастическую ситуацию сегодняшнего дня, когда большинство российских евреев считает настоящими евреями только себя, фактически не признавая подлинного права за иудеями любых других национальностей тоже называться евреями . Но без этого невозможно понять и то, что подобная (к сожалению, широко распространённая) позиция не является, в глубине своей сущности, ни расистской, ни даже просто шовинистической (хотя элементы шовинизма и бытового расизма в ней, разумеется, присутствуют), — ибо за такой позицией российских евреев стоит огромный пласт российско-советской истории, которая уже неотъемлема от истории собственно еврейской . И если бы в своей книге А.И. Солженицын поставил вопрос в таком ракурсе, то, возможно, это вывело бы его исследование на принципиально иной научный уровень…
В заключение необходимо сказать несколько слов об Израиле. Оговорюсь сразу: глубокие и весьма драматичные проблемы этого государства должны освещаться, во-первых, его коренными жителями, во-вторых, — профессионалами своего дела. Я не принадлежу ни к одной из этих групп, поэтому могу предложить лишь некоторые соображения самого общего характера.
Прежде всего, — и это главное: сегодняшняя ситуация на Ближнем Востоке обязывает к высказыванию максимально продуманных, взвешенных и аргументированных суждений. (При неспособности обнародовать суждения, отвечающие всем названным критериям, я бы посоветовал не обнародовать вообще никаких.)
Если же ограничиться “общим планом”, то, разумеется, более правы те наблюдатели, которые утверждают, что текущий конфликт — это не конфликт евреев и арабов, но конфликт западной и незападной цивилизаций. Хотя можно высказаться и гораздо более узко: мы имеем дело не столько с конфликтом цивилизаций , сколько с конфликтом образов жизни . И если взглянуть на всю историю мирового антисемитизма ретроспективно, то именно образ жизни (modus vivendi) всегда будет оказываться краеугольным камнем любого подобного конфликта. Кстати говоря, понимание этой проблемы (в свете предложенной выше концепции) даёт также и глубокое понимание такого феномена, как взаимный антисемитизм евреев разных наций , — проблемы, которая воспринимается в Израиле с особенной горечью (что вполне понятно). Ведь именно там происходит столкновение самых разных образов жизни не только между евреями и арабами, но и между евреями, приехавшими туда из разных стран.
Тем не менее, возвращаясь к основной теме этого экскурса, следует чётко осознавать, что объединяющая роль иудаизма в современном еврейском мире практически полностью утрачена, тогда как никакой новой объединительной идеи в нём пока не сформировалось. Ясно, что как только сформируется эта, не побоюсь сказать, новая еврейская национальная идея , дела на Ближнем Востоке обязательно пойдут на поправку. И я от души желаю этого всем нашим соотечественникам в Израиле!
Как только это произойдёт, нынешний содержательный разговор можно будет продолжить уже в гораздо более спокойной обстановке. Притом чем скорее, тем лучше!
* * *
ПРИЛОЖЕНИЕ Отрывок из письма моей знакомой, эмигрировавшей в Израиль полтора года назад
…Ещё дала несколько уроков математики в русской вечерней школе. Перед первым уроком была в учительской эйфории. Напридумывала море всякого интересного. Но выяснилось, что растительное существование местной детворы практически полностью заблокировало зону познавательного интереса: мотивация деятельности — конфетка, наклейка и прочие уловки современной канцелярии и “кондитерии”. Дети запросто могут сказать тебе: “А мне это трудно, я не буду это делать”. На моё предложение: “А давай разберёмся, и ты увидишь, что запросто всё сумеешь сделать”, ребёнок говорит: “А я не хочу”!
Словом, это математический кружок, в который пришли не те, кто хочет, а те, чьи родители этого хотят. А это не одно и то же, как мы с вами понимаем. Хотя, хорошо, что родители тоже чего-то хотят… Словом, если бы эти дети занимались в моём классе, где каждый день мы вместе, возможно, я бы смогла что-то сделать, а иначе — не знаю, зачем это всё нужно. Ведь на работу ходят или за деньгами, или за самовыражением, или потому что это увлекает. В моём случае ни один из этих параметров не работает, так что, пожалуй, буду закругляться.
И вообще, израильское образование построено на принципе, где учиться дети начинают в 9-м классе, а до этого сплошные развлечения. Начинать же в 9-м классе способны либо самые умные, либо дети состоятельных родителей, которые нанимают им репетиторов, которые, в свою очередь, и учат этих взрослых детей учиться. А я со своим развивающим обучением, которому была посвящена вся моя педагогическая деятельность, никак не вписываюсь в местную систему. Зато в университеты после израильского <школьного> образования может и хочет идти лишь небольшая часть детей, а остальные — в сферу обслуживания…
