Таксист, которого я попросил подбросить меня до синагоги, доехал до мечети и, перекрестившись левой рукой, спросил: «Не один хрен?» А Ребе Ситечкин до сих пор не в курсе, почему на дверях молитвенного дома тем промозглым апрелем не появилась свастика.
Таксиста звали Лёликом. Весь следующий месяц он возил меня бесплатно и прочувственно читал свои стихи, длинные и надрывные. Оказался, сука, поэтом.
Дальше – хуже. Когда запас стихов иссяк, он вручил мне рукопись романа «Убийцы в шортах» в восьми частях с прологом и эпилогом. Интересовался мнением и просил расставить недостающие запятые. Лёлик восхищался моей эрудицией, хотя поводов я, честно говоря, не давал.
Я читал «Убийц» и был близок к тому, чтобы разрыдаться. Сморкался, грыз ногти, обильно моргал. Но крепился. Пока не дошёл до главы «Первый поцелуй – первая гроза». С невесть где подслушанной репликой «разрешите губе дрогнуть» я принял исходное положение – лёжа на животе, ноги согнуты в коленях, лицом в подушку… И ни единой, сука, слезинки не исторг мой с виду здоровый организм. Чувство было такое, как если бы в душных сумерках вдруг неглиже пришла барышня, которую ты беззаветно и безответно любишь, и прошептала: «Данюшин, я Ваша навеки»… А ты накануне был у венеролога.
Это я к слову и не о себе.
Жизнь, однако, продолжалась. Поменяв название романа на «Блуждающий рундук», я отнёс рукопись в «Вестник литературного возрождения М… губернии». Роман напечатали под моей фамилией. Так я стал молодым многообещающим литератором и персоной нон-грата в таксомоторном парке. Впереди были долгие годы неспешной езды в трамвае.
Солнечной осенью я пришёл в редакцию за гонораром, где узнал, что авторы юбилейного десятого номера в едином порыве перечислили гонорары на счёт Фонда помощи детям-инвалидам по зрению. Я присел на крыльцо и задумался: уж не часть ли я той силы, что вечно хочет.