Эка Дайс «ОДИНОКИЙ, ХОЛОДНЫЙ, НАДМЕННЫЙ» Дмитрий Воденников в зеркале нарциссизма
… леса.
И в них – 76 озёр.
А на них – я в своей «Ингрид».. И. С.
Поэт Дмитрий Воденников находится в состоянии постоянной, перманентной влюблённости. Его тексты испускают её, как звезда – корпускулы света, как бабочка феромоны. И влюблённость эта – в самого себя.
Но на самом ли деле между словами «Воденников» и «Нарцисс» можно поставить знак равенства? Действительно ли лирический герой поэта говорит на нарциссическом языке?
«Нарциссизм» в обыденном смысле – чрезмерное самолюбование, и только. В психопатологическом – это целый комплекс ментальных установок, поведенческих реакций, лингвистических механизмов. В этой работе мы следуем за философом и культурологом Вадимом Рудневым, постулировавшим существование различных языковых картин мира у людей с разными психологическими акцентуациями. Одна из самых сложных акцентуаций – нарциссизм. Недаром В. Руднев, да и сам З. Фрейд приступают к описанию этого типа восприятия мира лишь после исследования всех остальных – истериков, ананкастов, шизофреников, эпилептоидов и т.п.
Сразу оговоримся: мы рассматриваем в данной статье лирического героя и язык Дмитрия Воденникова, а не его личность. Однако, постулируя «новую искренность», поэт стирает грань между двумя реальностями: текстовой и бытийной, населяет свои произведения родственниками, друзьями, любимыми людьми. Посвящения узнаваемы, а обращения к персонажам зачастую создают эффект чтения интимной переписки. Но мы постараемся, насколько это в наших силах, не допустить стандартной ошибки совмещения образа автора и лирического героя.
* * *
но главное –
голос,
ЖИВОЙ ОСЛЕПИТЕЛЬНЫЙ голос,
с таким неподдельным участьем спросивший меня:
«Ну, что, Дима, уже не можете – без скандала? »
Ну, почему же – МОГУ.
Вадим Руднев понимает скандал как ситуацию, разворачивающуюся в психопатологическом дискурсе, когда у его участников ещё не утрачено тестирование реальности. В противном случае скандал невозможен из-за регресса в архаику, с совсем другими правилами коммуникации, социальными нормами и культурными табу. Главное позитивное свойство скандала, по Рудневу – возрастание информативности в системе, где он происходит1 . В своей книге о нарциссизме Руднев неоднократно упоминает учение русского мистика Георгия Гурджиева. В частности он говорит о том, что Гурджиев пытался разбудить обыденного человека-машину2 , специально помещая в ситуацию скандала, повышая тем самым информативность его поведения.
Идеальные скандалисты – смесь истериков с эпилептоидами. Недаром, и это отмечается З. Фрейдом3 , один из лучших художников скандала – Фёдор Достоевский, страдавший эпилепсией. Руднев рассматривает знаменитый эпизод из романа «Идиот» с Настасьей Филлиповной, бросающей пачку денег в огонь, и интерпретирует эту скандальную ситуацию через отрицание героиней навязанной ей сексуальной агрессии .
В стихотворении «Интерактивный выпуск (или Реквием по моим литературным кумирам)» Воденников пишет:
Пепел Настасьи Филипповны и Хлестакова5 стучит в моем сердце…
ВОТ, ГОСПОДА, В ЭТОЙ ПАЧКЕ СТО ТЫСЯЧ.
ТАК ВОТ Я ЩАС БРОШУ ЭТУ ПАЧКУ В ОГОНЬ,
А КТО-ТО (КОГО Я НАЗНАЧУ)
ПОЛЕЗЕТ ЗА НЕЙ, БЕЗ МАНЖЕТ И ПЕРЧАТОК.
ВЫТАЩИШЬ – БУДЕТ ТВОЯ.
НЕ ВЫТАЩИШЬ – НА ХЕР СГОРИТ.
А МЫ ПОКАМЕСТ НА ДУШУ ТВОЮ ПОГЛЯДИМ,
КАК ТЫ ЗА МОИМИ ДЕНЬГАМИ В ОГОНЬ-ТО ПОЛЕЗЕШЬ.
Воденников, виртуозно передающий в своих текстах интонацию, здесь фактически кричит – от лица героини, которая пытается отвергнуть сексуальные домогательства. Причём фразой из «Тиля Уленшпигеля» Ш. де Костера: «Пепел Клааса стучит в моём сердце». Отметим здесь, «уль эн шпигель» переводится как «сова и зеркало»; зеркало же – типичный атрибут нарцисса. Тема взаимоотношений с отцом – очень важна для Воденникова, в стихах которого линия «отец-сын», где сын это автор, существенно преобладает над «отец-мать» или «сын-мать». У де Костера смерть Клааса преображает жизнь и поведение его сына Тиля, из весельчака, клоуна, трикстера превращающегося в революционера, культурного героя. Но здесь пепел – не прах отца, а сгоревшие деньги: символ преодолённого желания властвовать и доминировать. Далее поэт пишет:
ВЕДЬ БУДУЧИ ВСЕ ЖЕ В ДУШЕ
БОРЦОМ ЗА ПРАВА ЧЕЛОВЕКА,
ПЕРЕРАСТАЯ СВОЮ СЕКСУАЛЬНОСТЬ,
ЧРЕЗМЕРНОСТЬ, ЖЕЛАНЬЕ ВСЕХ ПОДЧИНИТЬ И ПОСТРОИТЬ...
Финал стихотворения оказывается достаточно неожиданным: в нём говорится о том, что повседневная жизнь «должна быть… СЧАСТЛИВОЙ, СЧАСТЛИВОЙ, СЧАСТЛИВОЙ».
* * *
В текстах Дмитрия Воденникова тема счастья появляется достаточно часто, а состояние счастья противопоставляется состоянию скандала. Но счастье это связано с трагедией: старением, болезнью, смертью. А любовь, которая, на первый взгляд, носит подчёркнуто нарциссический характер, оказывается способом общения с духовной субстанцией.
Стихи Воденникова проникнуты пантеистическим язычеством, звериной жаждой жизни, спонтанностью природной стихии. Его Бог – дохристианский и андрогинный, но не антропоморфный. «То ли мальчик, то ли девочка, то ли собачка», как говорит поэт в одном из интервью о своём внимательном слушателе. Витальные образы в случае сгущения эмоций могут парадоксально переходить от зооморфных форм к растительным. В этих ситуациях лирический герой Воденникова – человек-Цветок, человек-нарцисс, предельно органичный и живой:
…а этой мелочью, снимаемой с куста,
а этой формой самого куста
а этой ягодой блаженной – буду, буду.
Цветочным грузом – в чьих-нибудь руках,
отягощенный нежностью и силой...
Ещё раз Вадим Руднев упоминает Гурджиева в связи с его эзотерической техникой самосовершенствования человека, носящей название «Четвёртый путь». «Это учение крайне нарциссично в том смысле, что там постулируется следующее: для того, чтобы помочь другим, нужно прежде всего навести порядок в себе... полюбить себя6 ». Постоянные усилия лирического героя Воденникова в этом направлении достигают неизменного успеха. Однако мы видим в корпусе текстов поэта также и отзвуки философии Владимира Соловьёва, вернее, его любви к Софии. То, что Владимир Соловьёв был гностиком и мистиком – уже довольно давно ни для кого не секрет. Более того, у философа был «роман» с Софией, Небесной Девой. Это убедительно доказывает в своей монографии7 Виктория Кравченко. Не вдаваясь в детали, процитируем лишь, что «самые главные встречи были описаны поэтом-философом в… поэме «Три свидания». Впервые Небесная Дева явилась маленькому девятилетнему Володе в университетской церкви... на богослужении в праздник Вознесения. В открытом алтаре вдруг показалось сияющее видение прекрасной дамы с экзотическим цветком в руке8 ». Затем, вступив с возлюбленной в контакт путём автоматического письма, «Владимир Соловьёв едет в Англию, где происходит его второе свидание с Великой Богиней. Третье свидание состоялось в египетской пустыне. Как подчёркивает Виктория Кравченко, Небесная Дева Соловьёва – не Дева Мария, не библейская Мудрость, а именно языческая богиня: Афродита, Изида, Астарта. Причём, какое именно из имён носила небесная покровительница философа, с достоверностью сказать нельзя. Кравченко склоняется к мысли о том, что это была Афродита, причём не Пандемос (всенародная), а Урания (небесная).
В первой строфе стихотворения «ШИПОВНИК FOREVER», по обыкновению превращающейся у него в эпиграф, Дмитрий Воденников пишет:
в первый раз я увидел тебя – в шесть лет,
второй раз – когда мне стукнуло 35,
в третий раз я увижу тебя – перед смертью,
а больше я тебя уже никогда не увижу.
В эзотерическом смысле здесь описываются три этапа инициации, посвящения в культ Великой Богини, связанные с личным её созерцанием. Ирония заключается в том, что лирический герой, принадлежащий к христианской цивилизации с привычной нам маскулинностью теологических образов, не может вообразить себе женское божество, и обращается к Богине как к мужчине. Но всё равно отдельные смыслы, связанные с женской природой, прорываются: «я все равно тебя – когда-нибудь увижу: / в гробу, в России, в дочери, во сне».
Цвет этой сущности оказывается красным, лиловым, белоснежным, – что соотносимо с розовым светом, который Соловьёв видит «вокруг земных женщин9 ». Однако этот свет принадлежит не им, а Богине-Афродите. Какая именно ипостась Вечной Женственности является лирическому герою Дмитрия Воденникова, понятно из следующих строк:
Дорогой мой, желанный, единственный, счастье мое! –
всё, что я обещал, – всё сбылось (только всё как-то слиплось, слежалось…).
…Но зато – о, как долго томилось
мужское твоё молоко,
как смешно и по-детски оно
на твои рукава – проливалось.
В эзотерическом смысле – здесь чёткое указание на тысячеликую богиню Исиду, кормящую своим молоком неофита. В обыденном – скандальное признание гомосексуальных отношений. Вообще, разговор о половой биполярности лирического героя Воденникова также может быть сведён к эзотерическому пониманию реальности. Бисексуальность шаманов, обусловленная необходимостью легче находить общий язык с духами разных полов – вещь достаточно известная. «Шаман – в одном лице богослов и демонолог, знаток экстатического опыта и знахарь, помощник охотников, покровитель племени и скота, психопомп, а в некоторых обществах – всезнайка и поэт10 ».
Но шаманская инициация весьма трудна и болезненна. Она связана со страданиями, в результате которых отношения шамана с божественной субстанцией могут выглядеть садомазохистскими. Когда поэт пишет:
а это – просто бог кусал меня...
...я утром просыпался в синяках,
но это бог – жевал меня впотьмах,
– речь идёт, несомненно, не о христианском, монотеистическом, а о языческом Боге, в котором функции добра и зла не разделились ещё на светлое и тёмное начала, у которого нет ещё пола и который не настолько антропоморфен, как нам бы того хотелось. Называя себя ягодой, цветком, а свою собаку – буддийским божком, Барабашкой (то есть, в рамках современной городской мифологии – домашним духом) Дмитрий Воденников возвращается к многобожию, к язычеству, к пантеизму.
* * *
В западной психиатрии термины «нарциссическая личность» и «нарциссический характер» закрепились в 1990-е гг. В отечественной нарциссизм традиционно считается разновидностью истерии. Руднев разделяет эти два психологических расстройства, оговаривая, что близость истерического и нарциссического характеров видится ему «только в одном – в демонстративности (применительно к нарциссизму принято говорить об эксгибиционизме в широком смысле этого слова) 11 ».
В начале наших рассуждений мы опрометчиво зареклись рассматривать образ реального Дмитрия Воденникова. Между тем, этот автор, в отличие от многих других, активно работает над своим имиджем. Не секрет, что Воденников часто снимается для глянцевых журналов, в том числе и в жанре ню. Для известного современного поэта в России это достаточно нетипично. Трудно себе представить изображение, скажем, поэтов X.X., Y.Y. или даже Z.Z., сделанное таким образом, как предъявляют Воденникова фотохудожники. Пристальный магнитный взгляд, изящно торчащая в углу рта сигарета, шея, словно бы выгнутая для поцелуев. Из «каменного гостя», прижизненного монумента самому себе поэт в этом варианте превращается в античную статую – со всеми демонстративными атрибутами мужественности и в то же время нежности.
Вадим Руднев отмечает: в том случае, когда на нарцисса не обращают внимания, он отвечает чувством гнева и стыда, в отличие от истерика, становящегося более тревожным. Следуя за Хайнцом Кохутом, Руднев выделяет такие качества нарциссического дискурса, как: чувство стыда; ощущения пустоты, скуки, одиночества, холода; презрение к людям; восхищение отцом и миром, сменяющееся разочарованием. Истоки нарциссизма философ видит в отвержении ребёнка родителями, провоцирующем компенсаторную гипертрофированную любовь к себе, вытекающую из нею сексуальную демонстративность и чувство стыда, обусловленного результатами этого асоциального поведения. Здесь Руднев, возможно, единственный раз в своей практике выделяет научное определение прописными литерами, как бы мимикрируя под нарциссистический стиль: «...ОДИНОКИЙ, ХОЛОДНЫЙ, НАДМЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК... ВОСХИЩЕНИЕ МИРОМ СМЕНЯЕТСЯ ВЫСОКОМЕРИЕМ, ПОНИМАНИЕМ ЧУЖДОСТИ МИРА И СЕБЯ В МИРЕ, ВСЛЕД ЗА ГОРДОСТЬЮ ОТ ДЕМОНСТРАЦИИ СВОЕГО ТЕЛА СЛЕДУЕТ ЖГУЧИЙ ИСТЫД И РАЗОЧАРОВАНИЕ – вот что такое нарциссизм» 12 .
Проведённый нами текстовый анализ стихов, содержащихся на официальном сайте Дмитрия Воденникова, показал, что слово «стыд» употребляется поэтом 20 раз во всём корпусе представленных текстов. При этом оно относится к ситуациям, связанным с рождением, детством, литературными занятиями и смертью. Например:
1) Мне стыдно оттого, что я родился
кричащий, красный, с ужасом – в крови.
2) но это мой стишок,
мой грех,
мой стыд, мой прах.
3) Вот будет номер! – если (будто в детстве)
с открытым лбом
я вдруг пойму тогда,
что – и одетому – мне никуда не деться
от проступающего, как пятно, – стыда.
4) ведь умирать так стыдно, так обидно
Стыд сопряжен в текстах поэта с темой одиночества, являющегося одним из лейтмотивов в его жизнетворчестве. Если учесть, что нарциссизм по В. Рудневу развивается в случае чрезмерного внимания со стороны матери и недостаточного со стороны отца или фигуры, его замещающей, – становится ясным, почему лирический герой таким образом реагирует на отсутствие возлюбленной во сне:
Чувствуя, что силы покидают меня, хватаясь за поручень,
я кричу: «Ну как же вам не стыдно. Вы же видите: я – один.
Для того, чтобы избежать нарциссической акцентуации личности, ребёнку необходимы два родителя, два Других. Один (условно говоря, мать) хвалит его и априорно восхищается, второй (отец) справедливо оценивает. Нарциссизм возникает в случае диадных отношений, когда ребёнок воспринимает «маму» как ещё одного себя13 . Зато в такой акцентуации есть плюс – при нарциссизме не бывает Эдипова комплекса.
В реальной жизни поэт Дмитрий Воденников, очевидно, отнюдь не одинок. Но манифестация одиночества выдаёт в нём нарцисса. Заметим, что в следующем отрывке речь идёт о двух людях (диадные отношения родитель-ребёнок), один из которых – сирота, а другой «лорд Байрон»:
Но – в мельтешенье лиц, имён и зим,
но – в сём дрожанье – из листвы и света:
что будем делать –
с одиночеством моим?
что – с одиночеством своим – я – буду делать?
Я говорю – а мне никто не верит,
так сколько – остается –
нам вдвоем
еще стоять – в моем – тупом сиротстве,
в благоуханном одиночестве – твоем?
Образов, связанных с прохладой, в текстах Воденникова не так уж много, зато они подтверждают связь у нарциссов таких понятий как холод и пустота, а также убедительно показывают, каким образом первичные детские отношения с родителями переносятся далее на отношения с любимыми объектами и моделируют образ Бога:
1) Вот и я –
отпускаю тебя – из прохладной своей пустоты
3) Потому что любовь прохладна. – И никакая она не твоя,
да и я никакой не бог, чтобы быть беспощадным и душным,
ведь горячей – бывает шкурка, твой живот и моя рука,
а любовь, что меж нами течёт, как изнанка цветка, – равнодушна.
Вполне очевидно, что то, как к ребёнку в детстве относились оба родителя, а особенно отец – во многом задаёт в дальнейшем его религиозные чувства. В текстах Воденникова постоянно возникает закономерная связь: Отец («Еще я помню, что мне казалось, что папа очень мало любит меня и, если честно, стыдится) – «Дима» (сам Д.В.) – собака – Бог – нерождённый сын Воденникова Сеня – Д.В. в роли Отца – Д.В. в роли Бога-сына и т.п., где каждый в какой-то момент может превратиться в другого из этой почти альпинистской связки любви и смерти.
Упоминаний, в разных формах, отца в текстах Воденникова около четырёх десятков. Матери – всего десять. На это, вероятно, следует обратить внимание, поскольку в текстах взрослых авторов частое присутствие родителей вообще кажется несколько странным. Вероятно, речь идёт о связи инфантилизма и нарциссизма, о которой писал Владимир Колотаев в книге «Поэтика деструктивного эроса».
Рассматривая роман Н.Г. Чернышевского «Что делать?» и его героиню Веру Павловну с точки зрения дискурса нарциссизма, исследователь отмечает несколько потребностей героини, связанных с её психологической акцентуацией: это латентный гомосексуализм, стремление к жирной и сладкой пище, напоминающей материнское молоко (сливкам и т.п.) и потребность в длительном сне14 .
По многим физиопараметрам Вера Павловна напоминает младенца – она асексуальна (со времени свадьбы до лишения невинности проходит около четырёх лет), требует сливок (даже хочет завести собственную корову) и всё время спит (как известно, средний младенец спит около 16 часов в сутки). Эта героиня настолько любит спать, что в школьные хрестоматии вносятся «четыре сна Веры Павловны». В художественном мире Дмитрия Воденникова они преображаются в «три сна Оли» из цикла «Любовь бессмертная – любовь простая». Все эти три сна непосредственно связаны с лирическим героем Воденникова. В Первом сне Оля (судя по всему, любимая жена героя) путает его со своим отцом. Во Втором сне героя пытаются избить и «в сущности, опустить», но он произносит некую фразу, и его отпускают. В Третьем сне герой произносит Нобелевскую лекцию, заканчивающуюся словами: «Ну получил я вашу премию. А дальше?»
Налицо попытка преодоления родительской нелюбви посредством творчества и завоёвывания всё более большего признания. Социальная лестница, по которой герой пытается подняться – как будто бы уводит от неизбытой детской травмы. Постепенно фигура отца замещается фигурой Бога, который, по людским представлениям, более объективен и справедлив. И в финале герой вопрошает уже не к своему отцу, а к Создателю:
Но я чего-то не пойму:
в поту,
в пальто,
в постели,
на ветру
(мне в самом деле это интересно) –
окрепший, взрослый, маленький, умерший –
хотя бы раз я нравился – Ему?
______________________________________________________________
1 Руднев В.П. Метафизика скандала. / Руднев В.П. Апология нарциссизма. Москва: «Аграф», 2007. С. 7-16.
2 Или, по определению Руднева, обсессивно-компульсивного педанта
3 Фрейд З. Жуткое. / Фрейд З. Художник и фантазирование. М., 1995
4 Руднев В.П. Метафизика скандала. / Руднев В.П. Апология нарциссизма. Москва: «Аграф», 2007. С. 12.
5 Вадим Руднев в своей книге «Апология нарциссизма» среди немногих примеров из русской классики рассматривает именно сцену с деньгами в «Идиоте» и неуёмное хвастовство Хлестакова.
6 Руднев В.П. Апология нарциссизма. / Руднев В.П. Апология нарциссизма. М.: «Аграф», 2007. С. 165.
7 Кравченко В.В. Владимир Соловьёв и София. М.: «Аграф», 2006. С.3.
8 Там же. С.5.
9 Там же. С. 367.
10 Элиаде М. История Веры и религиозных идей: От Магомета до Реформации. М.: Академический проект , 2009. С. 20.
11 Руднев В.П. Апология нарциссизма. / Руднев В.П. Апология нарциссизма. М.: «Аграф», 2007. С. 173.
12 Там же. С. 180.
13 Руднев В.П. Апология нарциссизма. / Руднев В.П. Апология нарциссизма. М.: «Аграф», 2007. С. 168-169.
14 Колотаев В. Поэтика деструктивного эроса. М.: « Аграф», 2001. С. 117-135.
