Рассказ начинается почти обыденно. Письмо «прекрасной даме» отнюдь не переполнено эмоциями. Даже принятые, как норма литературного языка, восклицательные знаки в конце обращения – отсутствуют. И потом – «уважаемая»... Так пишут письмо учительнице сына, дальней родственнице, соседке. Но перед нами – письмо о любви, облеченное в форму простую, но только на первый взгляд. Здесь имеет место быть весьма сложное, многоплановое художественное построение. Не знаю, как определил для себя Борис Курланд главную мысль своего произведения. Я буду говорить о том, о чем я думала, читая этот рассказ: о странностях любви, и, как ни «затерто» это прозвучит - о том, «как тасуется колода».
Четкое, почти сухое изложение истории знакомства Рассказчика с Женщиной Его Мечты, постепенно начинает смещаться и двоиться. Ракурс меняется в сторону все большей фантастичности. Вот Рассказчик находит в Германии в захламленной букинистической лавке, среди книг, покрытых многолетним пыльным ковром, тоненький сборник русских (!) стихов своей возлюбленной. И тут, мановением дирижерской палочки, дан сигнал поднять занавес.
Представьте себе подмостки, где на каждой имеющейся выгородке висит по ружью. Просвещенный читатель помнит, что говорил по этому поводу Антон Палыч. На сцене: персонаж гофмановского наполнения книжник Ульрих с микрокосмосом своей судьбы, тут же фортификатор Карл с графинюшкой Олеандровой под сенью зловещего символа семьи - олеандра розового (Nerium oleander) с его опасной красотой. Здесь же ошиваются предки из старинной Книги Судеб с вензелями и гербами, а в воздухе парят стихотворения, передающиеся генетическим путем, как набор хромосом. Здесь же, но за кулисами, Шуберт и Веласкес грустят над своими неоконченными творениями, а еще несколько невинных теней маются поблизости, вовлеченные в действие в качестве массовки.
Сюжет строится на основе бесчисленных счастливых и иных совпадений, которых вполне могло бы хватить на четыре романа. С тем только условием, что каждый сюжет был бы глубоко разработан, а его герои не являли бы собой толпу персонажей из салона мадам Тюссо, правда, «со словами». Да, а ведь имеется еще одна судьбоносная книжица. „Buch der Lieder“ Генриха Гейне. На ней-то и строится, странным образом, столь же мало мотивированно, как и все остальное, дальнейшее повествование. Но, вперед, читатель! То ли еще будет!
Гейне, а точнее, потрепанный томик его стихов, вынутый из-за пазухи, оказывает действие, сродни взмаху платка парфюмера Гринуи из романа Зюскинда. Персонажи, еще секунду назад едва знакомые, бросаются друг к другу, объятые страстью. В тот же вечер будет срочно зачата Главная Героиня рассказа, вынужденная, однако, до поры остаться за кулисами.
С этого момента читатель начинает постигать смысл названия рассказа. Но кульминация еще впереди! Несмотря на то, что на сцене уже яблоку негде упасть, действующие лица дышат автору в затылок, а ему все мало. Как говорится: «Те же и Светлана с Джессикой». Мизансцена – все тот же букинистический магазин, Ульрих-отец, он же дед, он же пленный, он же возлюбленный на одну ночь. Все, frame construction*. Катарсис? Ан нет. Вы недооцениваете Бориса Курланда. То, что сделал он, не умел и О'Генри, этот мастер неожиданных развязок! Стреляют сразу все ружья, сцена в дыму, читатели в шоке, а дамы в обмороке: Рассказчик открывает публике, ради чего затеян весь этот сыр-бор. Он предлагает своей романтической возлюбленной сделку в духе времени: со своей стороны он гарантирует ей любые средства для спасения смертельно больной дочери, а взамен отчаявшаяся женщина должна отдаться своему тайному обожателю. И все будет сделано «по понятиям», и сам черт хвоста не подточит. Все отслежено, все просчитано, все взвешено, трезво, «взаимовыгодно». Оркестр устал, занавес падает. А на нем, на занавесе, высвечиваются странные слова, сказанные Г.В.Лейбницем совсем по другому поводу: «Любовь есть склонность находить удовольствие во благе другого человека».
