Душа потребует покоя.
А непокоен, смутен лес.
Деревья скорбь мою не смоют,
и ни луча с седых небес.
Чирикнет птичка-невеличка,
сестренка, кровная родня...
Мы с нею схожи и обличьем,
и без чириканья - ни дня.
Мы местные, а это значит,
России близок наш окрас...
И тут поем мы, тут и плачем,
да кто, скажи, услышит нас?
И соловьев никто не слышит!..
Какие, право, соловьи?
Бушует рынок, хрипло дышит
страна вне правды и любви.
В ней переполненные тюрьмы
и детские дома - болят.
И Боря с Ксюшей всех гламурней,
и популярней всех подряд.
Ура - эстраде, смерть - поэту,
и веселись под тру-ля-ля.
И свирепеет власть при этом
обожествленного рубля.
Остановись, страна большая,
остановись и отдышись.
Услышь, как горло надрывая,
сама себя не узнавая,
поет и плачет злая жизнь.
* * *
Еду. Нет уверенности в лошади.
Отлетит педаль, иль спрыгнет цепь?
Как нехорошо, мои хорошие,
если кинет друг, иль рухнет крепь…
Распадайся, боль моя сердечная!
Сколько мне носить тебя в груди?
Стану думать только о не встреченном,
лишь о том, что будет впереди.
Пусть навстречу лишь метель с порошею,
снег скользит, не тая, по лицу.
Эх, нехорошо, мои хорошие,
знать, что путь вперед ведет к концу.
Не найти звезду мне путеводную,
Не обнять ни друга, ни врага.
Сдохну молодой я и голодною,
на строку и на ногу легка!..
Не боюсь я смерти и так далее…
Радостно лежу в моем гробу.
Ты придешь на позднее свидание.
Жаль, тебя прогнать я не смогу.
Майские дела
Дерево придвинулось к окну,
попирая неизменность мира.
Женщина всплыла со дна квартиры,
ото сна, или уже ко сну?
Теплой ручкой форточку толкнув,
подивилась. Нет, не испугало
дерево, что далеко стояло,
а теперь придвинулось к окну.
Заступал на службу светлый май.
Это он придумал небылицу.
Плыл и плыл по небу кот Играй.
Хвост богатый, - что твоя лисица.
Пахло небо теплым молоком,
и никто под ним не знал печали.
Наверху звенели и стучали –
звезды прибивали молотком.
Моя подружка – я
Как птица мчится мой велосипед,
ведь скоро дождь – навстречу ветер колкий.
Народ предусмотрительно одет
во что-то потеплее, чем футболки.
Погода, сто пудов - потрафит им,
пуловерам, зонтам, - еще не лето.
А мы полуодетые летим,
моя подружка я, - других ведь нету.
И я всецело верую в тебя,
мы все равно под нашим небом мглистым
на красный свет прорвёмся до дождя
до дома два проспекта Декабристов*.
Поскольку там и выход наш и вход,
и сколько б мы с тобой ни колесили –
есть выход – на читающий народ!
И ни какой-нибудь – народ России.
__________________________________
* В Казани по этому адресу располагается множество издательств: книжное, газетные, журнальные
* * *
В дороге не иголка тяжела,
а мысли, что нуждаются в прополке.
Мою печаль (которая светла),
наверно, не поднять твоей двуколке.
Она летит быстрей, чем товарняк.
А я же на неё не успеваю!
Я не желаю ехать натощак,
не выпив даже пару рюмок чаю.
К тому же, ну куда она, куда?..
А мне туда давно уже не надо.
Прожитых лет пропащая орда
возможно, полегла под Китеж-градом.
А мне доступна лишь одна из стран.
И лучше я поеду автостопом.
Извилист тайный путь на Зурбаган,
но мне – туда. Я не хочу в Европу.
Но если ты вправду поэт
Несвежего лета остаток
и осени полный бокал.
Раз рыцарь, - доспехи и латы,
и замок. При чем тут вокзал?
Бомжей неподъемная стая,
вождей воспаряющих сброд.
И только во сне ты летаешь.
При чем тут реальный полет?
Кукует, кукует кукушка.
Живи еще тысячу лет
хранителем собственной тушки…
Но если ты вправду поэт,
не будет ни дома, ни доли, -
сиротское, злое житьё
носителя Долга и боли.
При чем тут спасенье твоё?
* * *
Я умру сегодня ночью,
ты меня не беспокой.
…Как сверхплотной бьется точкой
сердце! Ох уж этот бой…
А здоровое, - зараза!..
Как его ни прижимай,
всё двужильно, безотказно.
Непорочно – словно рай.
Не лови в часах кукушку.
Не задумывай побег.
Твою душу, а не тушку
загубить задумал век.
Он стоит – в крови рубаха,
с пеной психа на губах.
И не будет смерти, птаха,
будет мука, будет страх.
Разговор с сыном
Ну, вот и зима, настоящая, пышная снегом,
И всё как положено: жесткий, колючий мороз.
И пристально слишком глядит с высоты это небо.
И я понимаю: теперь это точно всерьёз.
Оно б ничего, только путь до жилья как осилить?
В котомке дорожной не хлеб, а одни сухари.
Да рядом малец. Ничего, мой любимый, мой милый.
Не бойся, не стой, не хандри, не завидуй, не ври.
Оно несомненно, что правда – жестокая матка.
Так ведь не продашь, не сменяешь ее на рубли.
А души – при нас. Значит, все будет в полном порядке.
Не сетуй на холод, на молот, и бога не зли.
Смотри: одиночество – ровное, чистое поле.
Налево, направо иль прямо? Фигня, однова!
Не важно - куда, пусть не так говорили вам в школе.
А самое главное – как. Остальное – слова…
Характер отца словно нож мне вошёл под лопатку.
Дыханья горячего чувствуешь правду и жар?
Мешал прогибаться вонзённый - по рукоятку…
Вот этот от предков и примешь из рук моих дар.
* * *
Туман и морок желтых фонарей,
Остывший кофе с запахом ванили.
Не время помнить, как меня любили,
а в миф войти, не потакая были.
Короче волос - значит, ум длинней.
Я близорука, словно носорог,
не попадайте под ноги - не вижу.
Кровь тяжела как шоколадный грог.
Но дум моих внутриутробна грыжа,
могу скользить на роликах и лыжах,
разрушить дом, построить - не вопрос,
украсть коня и воспитать кентавра,
под визг пилы или под гром литавры
спокойно спать под шкурой минотавра,
пусть он зовется мирно: меринос.
Пускай теперь уставшая вдвойне
я адекватна и войне, и миру,
но в полости запущенной квартиры
две вразнобой рыдающие лиры
и аленький цветочек на окне.
