Интервью пермскому интернет-изданию СОЛЬ. – Творческий проект Алексея Девотченко «Путин — это наш Сталин-light»
Наталья Овчинникова /09 августа 2011
«Лучший Хлестаков» современной России, актер Алексей Девотченко признается, что, попадись ему хороший сценарий и режиссер, он не прочь сыграть Путина. Путин, считает Девотченко, фигура неоднозначная, сумрачная, местами трагическая. Много времени на погружение в материал не потребуется — эпоху и героя Девотченко изучил по митингам, маршам несогласных и коллективным письмам оппозиции. На гражданском форуме «Пилорама» в музее ГУЛАГа «Пермь-36», 31 августа он сыграл моноспектакль, посвятив его тем, кто в этот день вышел протестовать.
В интервью «Соли» актер и гражданин рассказал, грозит ли Путину покаяние, а русской интеллигенции — исцеление от блядства.
«Путин не просто назначенный негодяй, демон. Он — продукт своей родной теневой гэбешной массы, которая его выдвинула».
Фото: Алексей Гущин / Соль
— Вы часто играете двойников и в моноспектаклях переживаете неоднократную смену масок, — в общем, можно сказать, эксперт по двойничеству. Как вам кажется, кто в российском «двуглавом» управлении страной номер один, а кто дублер? — Я думаю, в нем нет двойников. Есть один оригинал — Путин. А Медведев — он так, пустое место. Вот все говорят «тандем». Ну, какой же это тандем! Ведь понятно, что всем руководит Владимир Владимирович. А Дмитрий Анатольевич — даже не двойник, пародия на двойника. Карикатурное существо. Некая субстанция.
— Многие общественные деятели, деятели искусства сейчас рассуждают в том духе, что если на президентский пост вернется Путин — не придется ли им собирать чемоданы. Для вас имеет принципиальное значение путинский камбэк? — Безусловно, значение имеет. У этого события могут быть крайне отрицательные последствия. Катастрофические. Для нашего общества, зачатков нашей неокрепшей демократии, от которой уже и так мало что осталось.
При всем при этом лично я никуда не уеду. Потому что я владею профессией, которая связана со словом, с языком. Мой вариант развития событий — «где родился, там и пригодился». И других вариантов у меня нет. При всем неприятии Путина и системы, которую он создал в стране, я не смог бы заниматься своей основной деятельностью вне России. Зубной техник может уехать в другую страну и уверенно продолжать работать по специальности. Композитор может писать музыку в другом месте, художник — картины. Даже певец — и тот может обжиться за границей. Но артист, для которого главный инструмент — слово, и, конечно же, на родном языке, он никуда не может деться. Вот вы можете привести хоть один удачный пример отъезда на Запад драматического артиста? Я нет.
Можно вспомнить Михаила Чехова, но и то, он занимался в основном преподавательской деятельностью и время от времени снимался в кино. Он не играл на сцене. Тот, кто уезжал, не работал по профессии. Из недавних — Михаил Козаков (Царство ему Небесное!) пробовал, но тоже неуспешно. Хотя, повторяю, уезжали многие. Да, они жили за границей в безопасности, в достатке, некоторые сколько-то снимались. Но чтобы быть актером, нужно не просто знать язык, а быть носителем языка. Все эти драматические вещи очень привязаны к стране, которую надо чувствовать нутром.
— Ну, или надо быть Набоковым, например. — Набоков был писателем. Писателю можно работать с неродным языком. Бродский, извиняюсь, и стихи гениальные писал на английском. Но это — слово написанное, которое резко отличается от слова произнесенного. Что до Набокова, то начнем с того, что он языки знал с детства. К тому же, есть у меня подозрение, что, даже блестяще владея английским, он все равно чувствовал себя не в своей тарелке, потому что родился с другим языком — с русским.
— Многие люди ближе к старости раскаиваются за отдельные слова и поступки. Вот и Путин вроде как двинулся в этом направлении. Говорит, что зря сказал про «мочить в сортире», мол, не сдержался. Вы верите, что он мог измениться? — Не верю. Это такой чисто предвыборный ход. Раскаялся он! Да он на следующий же день понес какую-то очередную пошлятину: про какие-то «сопли», которые кто-то «жует».
Дело тут даже не столько в Путине, сколько в системе, которая его на царство посадила. Путин, я думаю, фигура достаточно неоднозначная, сумрачная. Он на самом деле очень зависим от тех спецслужб и от всей теневой гэбешной массы, которая его выдвинула. Тут все гораздо сложнее. Путин не просто назначенный негодяй, демон. Он — продукт своего родного ведомства.
— Но уж очень персонифицированный. — Да, персонифицированный. Потому что это ему доставляет определенное удовольствие. И все-таки: тут не в Путине как личности дело, а в той массе, тьме, которая его выталкивает на поверхность и подпитывает.
«В природе актера заложена определенная степень блядовитости — необходимость быть все время на виду, продавать себя».
Фото: Алексей Гущин / Соль
— Почему вы отдаете предпочтение жанру моноспектакля? — Ну, во-первых, я играю не только в моноспектаклях. Но логичное объяснение этому есть: так мне удобнее. Я могу выбирать материал исключительно «под себя».
— А в вашей жизненной парадигме есть понятие «мы»? Вы как-то сказали, что не любите словосочетание «коллега по цеху», но, тем не менее, с каким-то сообществом идентифицируете себя? — Безусловно. Я чувствую свою принадлежность к великой русской интеллигенции. Точнее, к остаткам того, что некогда являлось русской интеллигенцией. У этого чувства есть глубокие корни. Мои предки были людьми творческих и интеллектуальных профессий. Бабушка училась в консерватории, и именно она приучила меня к музыке. Правда, ей не удалось закончить консерваторию. Но поскольку она знала три языка, то стала работать преподавательницей в школе рабочей молодежи.
Конечно, я чувствую свою причастность к стране, потому что ощущаю себя гражданином Российской Федерации. Но, например, я совсем не стремлюсь в какие-то художественные, актерские объединения. Почти от всех них тянет каким-то нехорошим душком. Особенно, когда то или иное объединение вступает в Общероссийский народный фронт. Союз архитекторов в него вступил, кто-то еще. Я все жду, когда же, наконец, Союз театральных деятелей соберется. Казалось бы, пора уже, но нет — тянут что-то. Когда это случится, я из Союза выйду.
Кроме того, говорить «мы» я могу и в адрес конкретных людей, которые мне близки по профессии, политическим взглядам, по жизни. Я имею в виду и Льва Абрамовича Додина, и Олега Валериановича Басилашвили, и Лию Меджидовну Ахеджакову, и Людмилу Евгеньевну Улицкую. Но, как говорится, узок круг этих людей и страшно далеки они от народа. И от Народного фронта.
— Вы полагаете, интеллигенция как класс сегодня существует? — Существует, но как класс немногочисленный.
— А за счет чего она живет? Есть ли сегодня у актеров, учителей, врачей возможность поддерживать себя материально, работая исключительно по профессии? — Весь прошлый театральный сезон я провел в Москве, работая только в театре. Сначала я репетировал «Записки сумасшедшего» в ТЮЗе у Камы Гинкаса. Потом работал с [Эймунтасом] Някрошюсом в «Калигуле» в Театре Наций. Были еще проекты. Но я не снялся ни в одном телепроекте. Это я говорю к тому, что артисту сегодня можно прожить, если заниматься только своим трудом.
Да, есть у нас сегодня зарплаты в восемь тысяч рублей. Но эту ситуацию можно изменить. И первый, кто мог бы этим заняться, — это Союз театральных деятелей, на сегодня совершенно бессмысленный, но который ведет активную коммерческую деятельность, сдавая в аренду свои бесчисленные помещения, оставшиеся с советских времен. Такой Союз — а не профсоюз, как на Западе, который занимается только защитой прав артистов, в том числе и повышением зарплаты, — мне не нужен.
Повторяю, можно не сниматься в кино и телесериалах и при этом не бедствовать. Хотя в природе актера заложена определенная степень блядовитости — необходимость быть все время на виду, продавать себя. Сегодня для российского актера панелью служит отечественное кино — я имею в виду безумные несмешные комедии и скопированные блокбастеры. Но это, конечно, не весь наш кинематограф: есть, слаба богу, и другое кино, в котором приятно сниматься.
— И все-таки, благодаря чему интеллигенция сохраняет свою девственность? — Благодаря тому, что уходит в себя. В музыку, в книги, в чистую профессию. Во все времена именно это помогает ей сохраняться. К сожалению, в России нет динамики. У нас все идет по кругу. Даже не по спирали, а по кругу. Я думаю, все это очень печально.
«У нас в стране если у человека есть свое мнение, и если он его высказывает, то его считают либо помешанным, либо глупцом».
Фото: Алексей Гущин / Соль
— Вы на митинги ходите? — Иногда хожу. Когда считаю нужным.
— Вас на этих митингах били когда-нибудь? — Нет. Но пытались. Пытались задержать уже после митинга, но меня отстояли. Это было как раз после знаменитого, самого страшного Марша несогласных в Петербурге — 15 апреля 2007 года. Тогда было избито огромное количество людей.
Не всегда получается ходить на митинги, на которых, как чувствуешь, должен быть. Потому что вечером у меня, например, спектакль, а мало ли что может случиться днем. Даже если не побьют, то ведь могут задержать, и на сутки. Поэтому, когда я вижу объявление о митинге, я сначала сверяюсь со своим расписанием и смотрю, чтобы в течение двух-трех дней у меня не предвиделись спектакли. Если есть «окно», тогда я могу пойти протестовать.
— Ваша семья вас поддерживает? — Да. Не так чтобы «давай-давай», но понимает, почему я это делаю, почему выхожу на площадь и для чего веду блог. У нас в этом полное взаимопонимание.
— А блог на сайте «Эха Москвы» вы ведете, потому что молчать не можете? — Ну да. Но я ведь высказываюсь по каким-то конкретным поводам, которые лично меня задевают. В принципе, когда тебя что-то беспокоит, молчать нельзя. Меня часто упрекают в том, что я таким образом пиарюсь. Говорят: иди на сцену и там работай в полную силу, чего лезть в политику. Так вот это — пошлячество. И люди, которые такое говорят, — пошляки. У нас в стране если у человека есть свое мнение, и если он его высказывает, то его считают либо помешанным, либо глупцом. Или сразу записывают в «общественные деятели». Но это бред, я не общественный деятель никакой, я просто говорю, что думаю.
Общественный деятель — это академик [Андрей] Сахаров, [Александр] Солженицын, Вацлав Гавел. А вот [Иосиф] Бродский, который написал свою глубокую нобелевскую речь, не общественный деятель. И [Сергей] Довлатов — выдающийся писатель и журналист, не стеснявшийся в словах, не общественник. И Олег Басилашвили, и Юрий Шевчук — все они, прежде всего, граждане, потому и высказываются. Просто у нас все смешалось в этом чаду. Мы перестали различать обычные проявления гражданских чувств и большие поступки. Мы нормальное, по сути, привычное дело считаем уже подвигом.
— Вы сочувствуете арт-группе «Война»арт-группе «Война»? — А как же.
— Много ли таких, как вы, в Петербурге?
— Достаточно. Среди них есть, кстати, много людей, которые по всем понятиям не должны были бы этого делать. Например, у нас есть замечательный писатель и публицист Нина Катерли, которой уже далеко за шестьдесят. Но она очень сочувствует арт-группе «Война». И именно после фаллоса на Литейном мосту, а не абсурдного «Дворцового переворота».
«Что бы Медведев ни сказал, какую бы инициативу ни проявил — это просто сотрясание воздуха. Ведь понятно, что всем руководит Владимир Владимирович. А Дмитрий Анатольевич — даже не двойник, пародия на двойника».
Фото: Алексей Гущин / Соль
— Вас называют «лучшим Хлестаковым» новейшего времени. За эту роль вы в 2004 году получили госпремию. По-вашему, кто из реальных политиков сегодня главный Хлестаков в стране? И вообще, благоприятное ли сегодня время для хлестаковщины? — А как же! Жириновский — вот это всем хлестаковым Хлестаков. Ну, и Валентина Ивановна Матвиенко, которая врет на каждом углу. Ее заявление о том, что Петербург — один из самых комфортных городов мира, едва ли не комфортнее Парижа и Нью-Йорка — хлестаковщина чистой воды!
— Не так давно на Пермской книжной ярмарке современных писателей спросили, почему никто не напишет новую «Войну и мир». Захар Прилепин и Андрей Аствацатуров сошлись во мнении, что для этого сама действительность должна быть эпохальная, грандиозное время. А у нас про кого из политиков или элиты ни начни писать роман, все равно фельетон получается. С другой стороны, если не новый Толстой, то почему бы не новый Гоголь — раз уж процветает хлестаковщина, или Салтыков-Щедрин? — У нас действительно сегодня масштаб персонажей не тот. Боюсь, что и Салтыков-Щедрин не появится в ближайшее время. Для этого нужна пореформенная Россия. А у нас только модернизационные реформы, которые тоже не более чем слова. Все эти разговоры о модернизации тошно слушать.Человек (президент Медведев — «Соль») публично по несколько раз на дню повторяет слова про свободу общества, а в это время идет обвинительный приговор по второму делу Ходорковского, разжигается августовский конфликт с Грузией, умирает Магнитский. Все это доказательства демагогии. Что бы Медведев ни сказал, какую бы инициативу ни проявил — это просто сотрясание воздуха. Да, красиво оформленное, но бессодержательное. Поэтому даже если на грядущих выборах победит Медведев, ничего не изменится. Да и Путин никуда не денется. Он останется в том или ином качестве — либо премьер-министра, либо министра внутренних дел. Но как Путин, как наш Сталин-light.
— Вы бы хотели когда-нибудь сыграть Путина на сцене или в кино? — Такой мысли не возникало. Но если бы стали снимать фильм — хороший режиссер, с хорошим сценарием, — почему бы и нет.
