Из автобиографии:
По образованию, специальности и профессии - инженер-электрик.
Не сидел, не служил, не избирался и не избираю.
Был в октябрятах, пионерах и в комсомоле,
В партиях не был и не буду.
Живу пока в Литве, в Каунасе.
100 кг. 178 см (В лунные ночи -180).
206 (вроде бы) костей, в носу две дырки.
Голоса за дверью - мама, папа, сестры.
Детство. Я проснулся. Слюнка натекла...
Вспомню - будто возвращусь на укромный остров.
Там тепло. До смерти хватит мне тепла.
Яблоки с айвою, с ноткою тумана-
запах. Так, наверное, должен пахнуть рай...
Принеси мне яблочко, мама... мама...мама...
Посиди со мною.
И не умирай.
Многое известно мне - что, кому и сколько.
Я до дней сегодняшних пролистал судьбу.
А тем утром мне светло. И немножко больно.
Словно бы до крови прикусил губу.
2003
Март
Лес еще молчит и спит.
Но учуй - в полянах чистых
марта, слабый в первых числах,
испаряющийся спирт.
Cок уже толкнулся вверх
по древесным по волокнам,
В небе ясно - лишь волОк там
легких облачных помех.
Скоро - гибкие ростки,
выброс их мгновенный, зримый,
скоро - крик любви звериной,
птичьи зовы и свистки.
И в тебе самом, дружок -
человек слегка разумный,-
зазввучат синичий зуммер
или ангела рожок...
То есть, ты не умер - жив,
воздух густ и наст проломлен,
март, как истина, промолвлен
и влечет, как миражи...
То есть все-таки весна
в сферах внутренних и внешних...
Хмель воздушных токов вешних...
Хорошо-то - мать честна!..
1979/2007
Прощеное воскресенье
Я виноват. Я что-то повредил.
Своим телодвиженьем неуклюжим
я что-то поломал или нарушил-
баланс, ранжир, соотношенье сил.
Я виноват в убийстве муравьев .
Из-за несоразмерности огромной
я их давлю с привычкой многотонной,
не замечая гибнущих миров.
Я виноват, что даже запятой
передаю волненье по цепочке,
которое в определенной точке
становится конкретною бедой.
Я виноват. Я виноват. Я виноват
в том, что кого-то мог спасти от стаи,
но, испугавшись, спрятался за ставни...
Как твои руки, братец мой Пилат?
Я виноват как индивид. Еще
я виноват как представитель вида,
что этим видом столькое убито,
что вряд ли будет этот вид прощен.
Я виноват и сто,и сотни крат
в том, что убог, труслив, несовершенен.
Еще до совершения движенья
я знаю, что в нем буду виноват.
Простите - таково уж естество-
кого уже, кого еще уважу-
обижу, оттолкну или измажу,
убью нечаянно, не ощутив того.
Господь, что ты затеял надо мной?
Зачем в вину уводишь, словно в топи?
Скажи, Господь, коль я - твое подобье,
то как ты сам-то с этакой виной?
Не отвечай. Я для ответа мал.
И с каждым мигом жизни убываю.
Прости меня! Молю и уповаю.
Чтоб ты на мой вопрос не отвечал.
2003
* * *
Эту книжечку прочтя,
понимаешь в эпилоге-
сослагательна мечта,
изъявительны итоги...
Если б, если б, если бы
нас поменьше бы качали
волны озера судьбы
и причалы привечали,
если б, если б поезда
не несли по рельсам длинным
от любимых к нелюбимым,
от "всегда" до "никогда",
если б крепче руки свить,
если бы теснее слиться,
может быть, могло бы сбыться
то, чего не может быть.
Если б нас не тасовал
то ли Бог, а то ли шулер,
если б лучший друг не умер...
лучше б мне отпасовал...
Если б вовремя успеть...
Если бы остановиться...
Если б заглянуть суметь
в строчку ниже по странице.
Но в уменьи том слабы
копим память поражений.
ИзъяЗвительность судьбы -
горечь всяких наклонений...
2003
* * *
Он утопил в грязи сапог.
Он вылез на сухой пригорок
и тяжело вздохнул, и вдох
вошел в грудь тысячью иголок.
Болели сердце и кишки,
и легкие болели тоже,
и все вершки и корешки,
и каждый волосок на коже.
Отходы поднимались ввысь.
Скрипели в небе вагонетки.
В грязи два пьяницы дрались
без всяких чувств, как две креветки.
Торчал бульдозерный скелет,
электроток кусал лодыжки,
черно коптили белый свет
автомобильные покрышки.
Динамик смешивал речей
обрывки, песенки и сводки.
А за спиной журчал ручей
струей дерьма и царской водки.
Страшней он был, чем смертный грех
горбатый, слабый, как ребенок.
Он назывался "человек".
Он назывался "наш потомок".
Пошел он, выпрямившись в рост
(а росту было метр иль мене),
торчащий из штанины хвост
поднять из грязи не умея
1989
Романс
Как я любил...
Я создавал миры.
Я их ловил в густом чернильном мраке.
И белая вселенная бумаги
кипела от превратностей игры.
Я населял небесные тела
звериным и растительным народом
и лучших рыб разбрасывал по водам,
и в воздух гнал прекрасные крыла.
Я в твою честь не поднимался в бой,
не плющил лоб в неистовстве молитвы.
Я запрещал охоты и ловитвы
и пасти тиграм набивал травой.
В своих мирах движением пера
я отменял закон противоречий.
И жизнь была одною вечной встречей
и вечною победою добра.
1989
Женщина
Вот женщина, похожая
на ангела воплощенье.
Необъяснимокожая,
невырaзимошеяя.
Болезни мира излечивает ее жест,
одно лишь движенье -
женщина из волшебств,
женщина из женьшеня.
Она, как покойников,
как дохлых моржей,
из праха и тины вторников
воскрешает мужей.
В сердце мужском, как в топке,
разгорается пламя страстей...
Амуров зефирные попки
мелькают в тени ветвей.
1991
* * *
Обмануло время,
как базарный тать.
Мне бы ногу в стремя,
д-ногу не задрать.
Мне бы ночью к даме
на балкон, в окно...
Эвон килограммы-
то-то и оно.
А коль даже влезу,
но гарантий нет-с,
что с такого стрессу
обеспечу секс.
Мне б в запой с друзьями-
это-то могу...
Да наутро, мама,
не желай врагу.
Время, ты как будто
наврало во всем.
На одну ты букву
с "вором" и "вралем".
Обещало счастье,
я возьми - поверь.
А теперь вот часто
мордою - о дверь.
Был мальцем беспечным,
а моргнул и сник-
обещало вечность,
оказалось миг.
Где мой мир прекрасный,
ну-ка покажись.
Обещало праздник,
оказалось-жизнь...
2001
Плачущее дерево
Виолончель
Звучи, виолончель!
От музыки родятся
бушующий апрель,
стихи, протуберанцы.
Пусть ночью будет пар,
пусть будет бег оленей,
и будет звездопад
плыть по щекам Вселенной.
В прозрачности воды
пусть будет свет спирален,
в покое детских спален
пусть будут сны чисты.
Поверить разреши,
уняв мое безверье,
что можно жить вне лжи,
дружить без лицемерья,
любить вразлет, навзрыд
до умопомраченья,
чтоб души – словно взрыв,
чтобы из тел – свеченье,
за щедрость добрых дел
не ожидать получки.
Среди небесных тел
Земля пусть будет лучшим.
Пусть будет свет с небес
густ и виолончелен,
все живы будут без
шаманств, столоверчений.
Не спрашивай – зачем...
Скользи, смычок, по нерву.
Звучи, виолончель!
Пока звучишь, я верю.
1980/2003
* * *
Принимаю данность.
И другого нет.
Но тревожит давность
Непрожитых лет.
(Проходила_Ми)
То ль с устатку рюмашку. То ль таблетку для сна...
Ни в коробке барашка, ни в удаве слона.
В зазеркалье – ужимки чудака-мужика.
Бреет щеки чужие нечужая рука.
Там недавно был отрок, был мосластый юнец.
И не влажен был порох, и не важен конец.
И пройдя коридором, дверь откроешь едва,-
за неведомым морем – острова, острова.
В небе дикие гунны – облака, облака.
А в лазурных лагунах – жемчуга, жемчуга...
Имя девичье – Нелли... как две капли – в цветок...
Мы с тобой не сумели... Я, вернее, не смог...
Истребил я, как ересь, паруса и крыла.
И да здравствует серость, что, как сажа, бела.
И привет тебе, пепел, от сожженных стихов.
Аист черный на небе, серый ход облаков...
Все прошло, как Азоры. Под травою – асфальт.
Ни к чему коридоры. Дверь откроешь – офсайт.
Эй, ты, там, в зазеркалье, корчи рожи, дразнись...
Да, меня обокрали – сам украл свою жизнь.
В горло бритвою целься!
Пусть звонит обо мне
твое правое сердце, в правой, бишь, стороне.
2003
* * *
Поранюсь, порежусь
о сонный осот,
о раннюю свежесть,
о сини высот,
о сирый осинник,
о крылышки птах.
И вовсе не сильно,
но больно-то как...
Как будто на росстань
пора повернуть.
Как колет мне острым
под левую грудь.
Поранюсь, покаюсь -
вина есть вина-
тебе, белый аист,
тебе, тишина.
Я жил и транжирил
казну своих дней,
я плавился в жире,
каких-то идей.
Какие-то числа,
химеры во мгле...
Но я разучился
ходить по земле.
Ломался я в позах,
запутывал след...
Вернись в меня, воздух,
вернись в меня, свет.
И вспомню до рези
в усталых зрачках
туманные взвеси
и солнце в ручьях.
Ты, жимолость, жалость
и нежность моя,
чтоб сердце разжалось-
впусти острия.
О воды, о стрежни,
о хвою в бору
поранюсь, порежусь...
запомню...
замру...
Порежь меня, поле
заросшей межой.
И больно...
И воля...
Живой я.
Живой
2003
* * *
-Прощай...
-Прощай...
-Прощай...
Я повторял на вдохе.
Отпущена дороги
гудронная праща.
Потоком дней черты
твои сотрет земные,
но вечны позывные
любви и чистоты.
Нам выпало совпасть,
в словах, прикосновеньях,
как в легких дуновеньях,
нам заменивших страсть.
Быть вместе не дано –
не так монета пала.
Но и того не мало,
что не утолено.
Я буду слышать весть
через года и версты-
как хорошо и просто,
что ты на свете есть.
И потому не меть
судьбу мою кручиной,
будь навсегда причиной
желанья жить и сметь.
