№5/3, 2010 - 27 мая 2010 года – годовщина со дня кончины Андрея Кучаева, русского писателя
Игорь Иртеньев — российский поэт, один из самых значительных представителей иронического направления в современной российской поэзии, главный редактор журнала «Магазин».
Окончил ЛГИТМиК и Высшие театральные курсы.
Публикуется с 1979 г.
Автор ряда поэтических сборников.
Член Союза писателей Москвы и ПЕН-центр; обладатель премии «Золотой Остап».
Участник телевизионных программ «Монтаж», «Итого», радиопрограммы «Плавленый сырок».
* * *
1.
Я не был рядом с Христофором,
Но представляю, как тогда
Пронзая даль орлиным взором,
Он вел испанские суда
Своей железной силой воли,
Превозмогая волю волн,
Путем неведомым дотоле
Амбициозных планов полн.
И вдруг вдали увидел берег
В трубы подзорной окуляр,
Какой конкретно из Америк
Он частью был – любой школяр
Ответит без запинки сразу.
Сегодня да, но в тот момент
Внезапно морехода глазу
Открылся некий континент,
Что был хорош собой на диво,
Не говоря уже, что нов,
А заодно и перспектива
Богатства славы и чинов
Открылась, и в бессмертье дверца
Пред ним открылась вслед за ней –
Великим сыном генуэзца,
С еврейских примесью кровей.
Другому не пришло на ум бы
Всем этим взять и пренебречь,
Так ведь не все из нас Колумбы,
О чем здесь, собственно, и речь.
2.
«Допустим, я его открою,
Тот Новый Свет, - подумал он, -
Как, скажем, Шлиман, скажем, Трою
Отрыл, но есть ли в том резон?
Сюда под знаменем конкисты –
Прикрытьем низменных страстей –
Рванут толпой авантюристы
Всех рангов, видов и мастей.
Почуяв прибыльное дельце,
Сдержать не в силах алчный зуд,
Под корень изведя индейцев,
Несчастных негров завезут,
И заковав рабов в железа,
Им ад устроят на земле.
Зачем я в эту жопу лезу
На быстроходном корабле?
Уж больно грязно и кроваво
Весь этот выглядит сыр-бор.
Нужна ли мне такая слава? -
Засомневался Христофор. -
3.
Но шепчет мне рассудок здравый,
Что опасеньям вопреки,
Взойдут на почве той кровавой
Цивилизации ростки.
Не так уж мрачно все и хмуро,-
Продолжил думать Христофор, -
Здесь расцветет литература,
Какой до сих не знали пор.
Где, что ни имя, то громада,
А то и целая гора –
Кортасар, Борхес, Пас, Амаду,
Мистраль, Гильен, et cetera.
А взять Пеле и Марадону,
А Роналдиньо и Кака?
Кто знал о них во время оно,
В былые средние века?
4.
Ну, хорошо, литература,
Футбол, опять же, это да,
Но есть еще и диктатура,
Как с нею быть нам, господа?
Тонтон-макуты с Папой Доком
И Стресснер с ними заодно,
Они еще нам выйдут боком,
Что я предчувствовал давно,
И про Трухильо с Пиночетом
Не стоит также забывать.
Так что мне делать с Новым светом?
Открыть его? Не открывать?
А пред испанскою короной
Предстану в виде я каком?
Орлом ли? Щипанной вороной?
Или последним мудаком?».
5.
…Песчаный брег Доминиканы
В тумане перед ним вставал,
Вокруг кружились пеликаны,
Гудел-шумел девятый вал,
И загорелые матросы
Крутили пальцем у виска,
Пока проклятые вопросы
Терзали сердце моряка.
Терпеть не в силах пытку эту,
«Была, - решил он, - не была,
Пожалуй, брошу-ка монету
Но загадаю на орла».
* * *
Ты говоришь, что Бога нет,
А кто ж, по-твоему, тогда
Врубил весь этот белый свет
Однажды раз и навсегда?
Кто отделил его от тьмы,
А следом небо от земли,
Да так, что лучшие умы
Руками только развели?
Кто населил его людьми
И тварью разною живой?
Кто обзавел нас, черт возьми,
Взаимной тягой половой?
Ведь если б не она, тоской
Была бы жизнь полным полна,
И что тогда бы род людской
С рассвета делал дотемна?
Читал бы книжки,- скажешь ты,
Но там лишь мертвые слова
И куча всякой мутаты,
От коей пухнет голова.
Отдался б вольному труду?
Искал разгадку бытия?
Поверить в эту ерунду
Младенец может, но не я.
А я лишь в тезисе одном
Не разуверился пока –
Каким бы ни был наш геном,
А заодно и ДНК,
Иной нам доли не стяжать,
Чем та, которая дана
И род свой надо продолжать,
Пускай и грош ему цена.
Нельзя его нам прерывать,
Насколько он бы ни был плох,
Короче, граждане – в кровать!
И дай вам Бог, и дай вам Бог!
* * *
Жена моя все время моется,
Меняет что ни день белье,
Когда же только успокоится
Душа мятежная ее.
С утра посуда вся помытая,
Пылинки не сыскать в дому,
Хотя и не противник быта я,
Но должен быть предел всему.
Мне чистота моя моральная
Ее физической важней,
Машина хороша стиральная,
Но счастье все-таки не в ней.
Да, я ношу футболки потные
И сплю, бывает что, в пальто.
Не все ж поэты чистоплотные,
Так нас и любят не за то.
* * *
Власы мои давно седы,
Давно не гнется стан,
Так кто же мне подаст воды
На склоне лет стакан?
Никто его мне не подаст,
Чтоб жажду превозмочь –
Ни зять, что только жрать горазд,
Ни профурсетка дочь.
Могла б его подать жена,
Ближайшая родня,
Но романы строчит она
И ей не до меня.
И нет вокруг ни одного,
Призвать к одру кого,
Одна надежда на него –
Димона моего.
Димон – вестхайленд уайт терьер
От морды до хвоста,
Его прекрасен экстерьер,
Душа его чиста.
Когда меня он лижет в нос
Я от блаженства пьян.
Он благороден как Атос
И смел как Д'Артаньян.
Он для меня на все готов –
И воду подавать,
И по двору гонять котов,
И грелку в клочья рвать.
И сесть при случае в тюрьму,
И даже пасть в бою.
Вот завещаю я кому
Недвижимость свою.
ОСЕНЬ РЕЗИДЕНТА
Отказал окончательно слух мне,
Стал я зреньем не гож,
От сортира, бывает, до кухни
Только к ночи дойдешь.
Мысли мозг мой сосут как пиявки,
Извели голоса,
Забываю фамилии, явки…
Как их там…адреса.
Что за женщина рядом со мною?
Почему здесь она?
Представляется вроде женою…
Может, вправду, жена?
Или врет, что, пожалуй, скорее,
Кто их, баб, разберет…
Привязать бы ее к батарее…
Ну, а что как не врет?
А мужик, тот который с ней рядом
И мне смутно знаком,
Все сверлит меня сумрачным взглядом,
Да грозит кулаком.
Мы с ним вроде встречались когда-то…
Только где и когда-то?
Перепутались лица и даты,
Имена, города…
Вспомнил, виделись мы под Ташкентом
У Покровских ворот…
Я тогда был его резидентом
Или наоборот?
…А вода всю дорогу из крана
Льет, зараза, и льет,
И шуршат в голове тараканы
День и ночь напролет.
