№5/2, 2010 - 15 мая 1891 года родился Михаил Афанасьевич Булгаков, советский русский писатель и драматург

Анна Ахматова
ПАМЯТИ М. А. БУЛГАКОВА

Вот это я тебе, взамен могильных роз,
Взамен кадильного куренья;
Ты так сурово жил и до конца донес
Великолепное презренье.
Ты пил вино, ты как никто шутил
И в душных стенах задыхался,
И гостью страшную ты сам к себе впустил
И с ней наедине остался.
И нет тебя, и все вокруг молчит
О скорбной и высокой жизни,
Лишь голос мой, как флейта, прозвучит
И на твоей безмолвной тризне.
О, кто поверить смел, что полоумной мне,
Мне, плакальщице дней погибших,
Мне, тлеющей на медленном огне,
Всех потерявшей, все забывшей,-
Придется поминать того, кто, полный сил,
И светлых замыслов, и воли,
Как будто бы вчера со мною говорил,
Скрывая дрожь предсмертной боли.

1940 г. Фонтанный Дом

/Источник: А. Ахматова. Том 1. Стихотворения и поэмы/


* * *

«Ахматовской строкой взамен могильных роз»

Эхо Москвы. Передача «Непрошедшее время». Ведущая Майя Пешкова. 14.03.2010
Воспоминания ректора школы-студии МХАТ, профессора Анатолия Смелянского.


М. ПЕШКОВА: Спустя шесть дней после смерти Булгакова на пороге писательской квартиры появилась Ахматова со стихами памяти Михаила Афанасьевича. Она их повторяла вдове писателя столько раз, сколько нужно было, чтобы Елена Сергеевна запомнила их. Время было далеко не вегетарианское.
«Ахматовской строкой взамен могильных роз» назвала я встречу с театральным критиком, ректором школы-студии МХАТ, автором книг о Булгакове и театре Анатолием Смелянским.

Насколько сейчас прочитан Булгаков, спустя семь десятилетий, как его не стало? Почему до сих пор нет академического Булгакова?

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Булгаков прочитан, мне кажется, настолько, насколько мы способны были его прочитать. То же самое можно сказать, насколько прочитан Антон Павлович, которому было 150 лет, и как выяснилось, не сильно прочитан, хотя, казалось бы, крупнейшие умы изнашивались в связи с этим. Мне кажется, что с Булгаковым, в его понимании, в его рецепции, в его восприятии мы, как и страна прошли несколько этапов, сменяющих друг друга, и насколько я могу вспомнить – был период абсолютной безвестности Булгакова, когда он канул в небытие.

После 1926 года в России он не видел в печати ни одной своей строчки. Роман «Белая гвардия» был опубликован наполовину. (полностью опубликован только в 60-е годы). Пьесы его были сняты с репертуара весной 1929 года, три пьесы, которые шли в Москве, последняя пьеса «Мольер» в 1936 году прошла несколько раз на сцене Художественного театра. Всё! Всё, что он написал, всё, что сегодня носят, всё, что сегодня знают, что обсуждают, это всё факты посмертной жизни писателя. Это надо учесть.

Ведь не приходил Лев Толстой к читателям таким образом, и Чехов не приходил. Они приходили вовремя. Булгаков пришёл посмертно, вместе со своей жизнью, вместе с легендой своей жизни, с мифами, которые стали слагаться параллельно публикациям. Это очень сложная конструкция, когда Булгаков появился, первая книга в 50-е годы «Дни Турбиных», «Последние дни», «Пьесы о Пушкине» и всё. Потом 1962 год – первая книжка пьес, 1965 год – книжка пьес, предисловие Маркова, одна – Каверина.

В 1966 году – томик прозы, первый, синий так называемый, «Белая гвардия», «Повесть о Мольере», «Театральный роман». 1967 год – «Мастер и Маргарита», 1968 год – журнальные публикации, потом 1972 год красненький том, который Симонов пробивал после смерти Елены Сергеевны, полная публикация по советским понятиям «Мастера и Маргарита». И вот что происходило в 60-е годы, мне кажется, это вхождение Булгакова, посмертное вхождение. Он пришёл вместе с готовой, сложившейся легендой его жизни, подготовленной теми, кто писал о нём – Еленой Сергеевной, конечно, в большой степени.

Тут были все слагаемые русского литературного мифа, была драматическая судьба писателя, который умер в 49 лет. У нас многие воспринимают, что его как бы задушили. Отец его умер тоже в 49 лет и от сходной болезни. Может быть он так генетически был устроен. Но всё равно, в легенде о Булгакове действительно сплетается, что задушили, задушили молчанием, немотой, непризнанием. Он пришёл вместе с этой легендой, он заплатил за этот приход посмертный огромной ценой – ценой жизни своей, катастрофой писательской, потому что в 1930 году, когда Сталин ему позвонил (что тоже потом станет частью его мифа, что он будет десять лет писать, ни разу не получит ответ)…

... Булгаков же не нашёл себе духу в ответ на вопрос Сталина: «Что Вы хотите?», он же не сказал, что я писатель, я должен работать, печататься, я драматург, мои пьесы должны идти в театрах, если я их пишу. Он же просил практически его от голода и нищеты и устроить хоть на какую-нибудь работу. Работу ему дали, но ни печататься, ни ставиться он так и не стал. Хотя Сталин, опять-таки, часть легенды, появляясь иногда в своей ложе в Художественном театре, а потом и в Большом, где Булгаков был либреттистом после 1936 года, он мог иногда, сознательно, конечно, спросить: «Ну что там Булгаков? Что делает?»

Этого было достаточно, чтобы его не трогать, чтобы все знали, что Сталин его как бы опекает, охранная грамота, оберег такой. Одной фразы года полтора хватало до следующей фразы, чтобы не брали. И поэтому было ощущение, что всех врагов его уничтожают, а его не трогают. И когда начались судилища над Киршоном1, действительно врагом его литературным, и Булгакова стали приглашать поучаствовать в его травле и уничтожении, никогда не пошёл, не воспользовался.

Короче говоря, в 60-е годы он приходит, как часть легенды. Плюс ко всему и «Мастер и Маргарита», конечно, в большой степени, что сейчас не ощущается, она стала не бульварной, но частью другой культуры. Вот этого автобуса булгаковского, который у нас ездит на Патриарших, как-то так закольцевалась жизнь... когда идёт этот автобус, его проклинают остальные, потому что он занимает всю узкую Малую Бронную, нельзя разъехаться, а там зевающие туристы ездят по булгаковским местам. Булгаковский автобус с этими туристами – это бизнес-Булгаков.

Булгаков же в 60-е годы приходил не как бизнес, он приходил, как советская Библия. Или вместо Библии. Первая книжка подцензурная, которая по рукам у нас ходила, человека по фамилии Зеркалов. Называлась «Евангелие от Булгакова».

М. ПЕШКОВА: Издательство «Текст» выпустило.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Да. «Евангелие от Булгакова», с точки зрения ортодоксального и до сих пор церковные иерархи, церковные люди не принимают «Мастер и Маргарита», поскольку явная попытка сочинить что-то своё на эту тему. Это и потрясало. Библию не печатали, большинство моих современников никто не читал. Знали, про что речь идёт в Библии, но вообще не читали. А где читать-то? Я помню, когда я первый раз приехал в Америку, там не по-русски, естественно, в гостинице в каждом номере лежала Библия. Я был потрясён! В 1997 году. Просто открыто, гласно лежит книжка.

А за 20 лет до этого «Мастер и Маргарита» фактически Булгаков предъявил читающей, грамотной России, а у него сразу тогда появилось огромное количество последователей, вроде Левия Матвея, сборщика налогов, который бросает деньги на дорогу, идёт за Учителем. Появилось огромное количество людей, которые слово расслышали. Он был писателем, который вдруг пришёл со своим словом. И это слово было тем более весомым, что за него было заплачено судьбой. Вот что такое был Булгаков в 60-70 годы.

И потом, когда возникает культура свободного слова, неподцензурного слова, уже во второй половине 80-х годов, это совершенно другой Булгаков и совершенно другое бытование Булгакова, само по себе булгаковеды, и как они расслоились, как они пишут, как Булгакова пытались встроить то в эту систему координат, то в эту систему координат. Но в целом произошло то, что происходит почти с каждым замечательным писателем – его приспосабливают, его переваривают, его обуживают, его вводят в школьную программу.

А свойства школьной программы, как вы знаете, любимые слова школьников: «Мы проходили», т.е. прошли мимо, и «Мы сдали». Сдать и пройти мимо. И конечно когда это происходит, то это уже другой Булгаков. Он стал частью массовой культуры. Чудакова Мариэтта, одна из наших замечательных и первейших исследователей Булгакова, очень много сделала для того, чтобы вывести его из зоны легенды в зону литературного факта, реального осмысления, она совершенно справедливо про всё про это написала. И первая рассказала про булгаковский архив и про то, что с ним потом будет происходить.

Кстати говоря, когда перестали в 70-е годы… никого не пускали в булгаковский архив, нас не допускали. Большинство вещей я успел прочитать у Елены Сергеевны в доме, а потом многие годы нельзя было в архив пойти. Держали архив под спудом в Ленинской библиотеке.

М. ПЕШКОВА: Кто там сидел? Почему не разрешали?

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Я не буду называть фамилии, не хочу. Тем более кое-кто уже умер, поэтому не хочу сейчас вспоминать. Но Булгаков стал разменной монетой в борьбе правых, левых, либералов, консерваторов. Славянофилов, русофилов, западников и чёрт знает что! Это его поверх барьеров ощущение, как он напишет про «Белую гвардии» «И несмотря на все мои стремления встать над белыми и красными в духе «Войны и мира», меня запихивают в какой-то лагерь».

Я начал говорить про Чудакову, она справедливо говорит, что с Булгаковым произошло то, что происходит с великими книгами – начинают читать подростки. Это всегда знак того, что вещь стала классикой. «Дон Кихота» читают в школе, он не предназначался для них. «Мастер и Маргарита» никак не предназначалась для ребят 6-7 класса, а сейчас шестиклассникам говорят родители: «На, почитай, это так важно!» Вроде такая стала сказочка, потому что уже никто не ощущает Библию, как важную весть, как важное слово. Никто не ощущает даже парафраз Библии, который есть у Булгакова, как «я тебе расскажу, в чём смысл человеческой жизни». Никто этого сейчас так не ощущает.

Хочешь читать Библию – читай, не хочешь – не читай. Хочешь – кликни Google, открой Евангелие от кого хочешь, прочитай, скопируй, напечатай. То есть, мы живём в мире открытой культуры, шумовой. Булгаков затерялся в этом, как затерялось всё…

М. ПЕШКОВА: Ректор школы-студии МХАТ, профессор Анатолий Смелянский. «Взамен могильных роз», памяти Булгакова на «Эхо Москвы» в «Непрошедшем времени».

А. СМЕЛЯНСКИЙ: У меня в школе-студии девочка одна на экзамене ,я спросил у неё, чем кончается пьеса «Вишнёвый сад», куда уезжает Раневская, она как-то задумалась, я понял, что она не читала, конечно. А рядом сидел другой мальчик, шутник, он ей что-то подсказал, она говорит: «Раневская? Она уезжает в Кунцево». И я понял, что и Чехов в Кунцево давно, и Булгаков в Кунцево, они все в Кунцево. Потому что наступает эпоха беспамятства. И все они уже классики, все они школьные тексты, все они важные.

То есть, Булгаков пришёл сейчас именно в это, когда появляется в кои веки сериал по «Мастеру и Маргарите», вся страна смотрит, пустели улицы! Потому что настолько книга популярна! Но она перебивается рекламой. И в телевизионном восприятии «Мастера и Маргариты» и в восприятии человека 1967-68 гг. – это две разные книги и два разных восприятия, это два разных Булгакова. Тогда – это что-то запретное, важное, мы вставляли все кусочки, которые с лёгкой руки Елены Сергеевны стали бродить по России.

Всё что цензура вымарала и вырвала оттуда, мы вставляли в журнал «Москва», врезали, подклеивали и т.д., я сам получил у неё эти вырезки. Кому это сейчас важно? Иногда довольно последовательно идущий по тексту роман, режиссёр меняет какие-то булгаковские слова, потому что считает, что публика современная даже не поймёт. «Надо отправить этого Канта в Соловки», в фильме говорится «в лагерь», можно подумать, что туристический. Надо объяснять, что Соловки – это один из первых наших лагерей.

И это восприятие телеверсии булгаковского романа, оно же идёт, первая серия, по-моему, была без рекламы или даже первые две, а потом началась реклама. И поэтому, как и все великие большие книги, которые мы экранизировали и донесли до массового зрителя и читателя, они пришли в упаковке, в гламуре современной культуры. Поэтому если каждые 4 минуты в «Мастере и Маргарите» показывать рекламу «Чёрного жемчуга» или на каждые 3 минуты в «Докторе Живаго» или в Шаламове или в Солженицыне каждые три минуты выходит человек с небольшим прибалтийским акцентом и говорит о «чарующем запахе кофе», это уничтожает любую книгу и любой смысл. Но это действует, естественно. Если каждые три минуты тебе будут говорить о чарующем запахе кофе, то, в сущности, ощущение какое?

Что там был ужас, трагедия, но сейчас всё неплохо, недурно, и «чарующий запах кофе» кругом. Ну, был Шаламов, был Булгаков, платили какую-то цену, но сейчас это стало предметом потребления, классикой. Как вы знаете, многие мыслители ХХ века при слове «классика» хватались за голову, потому что это очень часто сопровождается со словами «кладбище, отсутствие смысла», с прохождением в школе, с убиением. Задача по отношению к Булгакову, как по отношению к любому классику – наступит пора возрождения смысла булгаковского. Сейчас утрата огромная.

Хотя всё вошло в быт и мы говорим «ох, этот Шариков», это всё вошло в пословицы. Но сам Булгаков, как явление, смысл, который вместе с ним пришёл в русскую литературу и нашу жизнь, мне кажется, ощущается довольно слабо.

М. ПЕШКОВА: Я хотела Вас спросить о Елене Сергеевне. Как Вы пришли в её дом? Как Вы с ней познакомились?

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Я приехал из Горького, это был какой-нибудь 1963 год, студент пединститута, который профессор его любимый сказал: «Ты занялся бы Булгаковым». Ещё ничего не опубликовано и неизвестно. Но у него было чутьё, что есть архив, может быть жива вдова. Он меня надоумил, из Горького я написал письмо в адресную книгу города Москвы, спросил, жива ли Булгакова Елена Сергеевна. И получил в ответ адрес на Суворовском бульваре. И написал ей письмо.

Она мне ответила: «Да, многоуважаемый Анатолий Миронович», меня она поначалу так называла, что мне очень льстило. Дала свой телефон, который тогда с буквы начинался, московский телефон, «К» или «Б», я уж не помню. Суворовский бульвар – буква «К», по-моему была. «Когда будете в Москве – заходите». Это легко сказать. Это было событие. Но я приехал. С Курского вокзала пошёл на Суворовский бульвар, вот этот дом на углу Суворовского и Никитской, угловой дом. Это не булгаковская квартира, кстати, они же жили в Фурмановом переулке, в писательской надстройке, которую потом снесли и Елене Сергеевне дали эту квартиру, куда она перенесла вещи, бюро, лампу и всё это… Где весь был архив.

Я был поражён, потому что очень многие вещи были смешные и странные. На кухне висел плакатик, какой-то мордоворот, у него в руках была сберкнижка, он так её держал гордо, а внизу была перечёркнутая красным бутылка водки, и было написано: «Водка – враг, сберкасса – друг». И всякие такие вещи. Мало кто тогда к ней приходил, начиналось булгаковского возрождение, слабый расцвет. И она стала давать мне читать рукописи неопубликованных вещей. Не сразу всё.

М. ПЕШКОВА: Она Вас проверяла.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Она проверяла, я думаю. Она знала начало 60-х годов, только что была история с Пастернаком, у неё была, как я потом понял, дальнобойная затея – опубликовать «Мастера», она понимала, что это самое главное.

М. ПЕШКОВА: Она говорила, что даже в «Пожарном журнале» готова опубликовать.

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Она потом объясняла мне, что «Собачье сердце» опубликовали на Западе и теперь никогда не опубликуют в России. И она страшно сожалела, потому что она понимала, что в России опубликуют, если только мы сначала сами здесь опубликуем. И верила в то, что это возможно.

Хрущёвские времена, надежды, опубликовали «Ивана Денисовича», он бывал в доме, Александр Исаевич. Потом она мне показывала его листочки, рассказывала, как он записывал своим мелким зековским почерком, как он ел, стряхивая после каждой еды крошечки, чтобы не пропадали, зековские какие-то вещи. И он приходил, изучал письма Булгакова Сталину, он готовился к «Письмам к съезду», уже потом, позже немножко. И она проверяла тех, кто приходил в дом на восприятие, на способность быть в этом доме.

Года полтора она меня оставила наедине с рукописью «Мастера и Маргариты». Это важный день в моей личной жизни и я могу по себе судить, как по типичному совку, как бы теперь сказали, что произошло со мной после чтения этой книги. Поэтому для меня это не вопрос литературоведения или литературной критики, это вопрос того… вот я пришёл с некоторыми представлениями советского студента о том, что такое литература, что в ней важно, не важно…

И вот я читал эту книгу, которая с одной стороны освобождала абсолютно. Я читал целый день, она меня оставила в доме, ушла сама, оставила с собакой, с Булатом. И я помню, что это перемежающееся чувство восторга и понимание, про что написано, как написано. И испуг, страх, что это я читаю вообще! Что с этим будет? Все же жили ещё, ещё Пастернака история была свежа. Я студент филологического факультета, всё знал. И когда она вернулась к вечеру, а она собирала впечатления, это ясно было. И она меня спросила: «Ну что?»

Более глупой вещи я сказать не мог, но это было искренне вполне: «Елена Сергеевна, потрясающе! Но ведь это же никогда не опубликуют». Это было совершенно ясно. Вот эти огонёчки, которые он в «Мастере» описывает, она говорит: «Опубликуют обязательно!» И с каким-то огнём в глазах. Я понял, что она абсолютно в это верит. А я уже был стар усталостью советского молодого человека. «Ну что Вы… Кто это и когда это опубликует…» Потом появлялись люди в её доме, которые потом будут участвовать.

Симонов, который уже стал председателем комиссии по наследству Булгакова. Семён Ляндрес2, отсидевший много лет, секретарь Бухарина, Отец Юлиана Семёнова. Между прочим, он был юристом и он помогал. Приходили люди, с кем-то она меня знакомила. Она меня познакомила с Лакшиным, когда я написал свою первую студенческую работу про «Белую гвардию» и «Дни Турбиных» и «Бег», ей понравилось, что меня поразило. Я тогда напечатал её впервые, купил где-то на вещевом рынке в Горьком машинку «Ундервуд», двумя пальцами напечатал.

Но я не понимал тогда, что нужны поля, что вообще важно, как оформлена рукопись. Она сама перепечатала или кого-то попросила. Я льщу себя надеждой, что она сама, она очень хорошо печатала. Она прислала мне письмо: «Мне понравилось, я позволила себе перепечатать, Вы не обижайтесь. И вообще, Михаил Афанасьевич считал, что надо рукопись в таком виде, что надо её украсить, чтобы читать её было приятно». Она направила в «Новый мир», познакомила меня с Лакшиным3, с Рудницким4, который тогда уже стал заниматься Булгаковым, познакомила с Лотманом5, с Зарой Григорьевной Минц, его женой.

Дом уже становился перекрёстком многих литературных дорог. А через год, через два, когда выйдет «Мастер», начнётся конечно буря. И один из важнейших моментов – «Мастер и Маргарита» вышел в одиннадцатом номере 1966 года журнала «Москва», Поповкин такой, военный писатель, друг Симонова, он его уговорил: «Ты опубликуй, тебе только за одно это поставят памятник потом». Поповкин не очень понимал, почему поставят памятник, но разделил роман на две части.

В № 11 1966 года и в № 1 1967 года. Для чего? Чтобы подписчиков побольше приобрести, считая, что это детективная история, с таким сюжетом. Он не представлял, какой скандал начнётся после этого № 11, когда сразу же появились статьи в крупнейших мировых газетах – «Шедевр ХХ века», «Роман о Сталине», Воланда тогда давали абсолютно однозначно, грубо, что это Сталин. Где Сталин?! Кто пропустил?! Потому что журнал «Москва» - это не «Новый мир», он не входил в число, где нужно было в лупу смотреть каждую строчку.

Это наш писатель, военный писатель Поповкин, это нормальный журнал. Иногда проходило. Знаете, как Ахматова печаталась в «Нашем современнике», как Максимов печатался в «Октябре» у Кочетова. Раз не хотите вы, я в «Октябрь» пойду, мне плевать, вы все одинаковы! И стали выламывать огромные куски из романа. Но когда вышел № 11, я ещё в горьком, она прислала мне два десятка этих журналов. Много журналов, потому что она хотела, чтобы я это распространял, чтобы знали, что был Булгаков.

Страна была в каком-то отношении более читающая, чем сейчас. И в другом качестве читающая, не так, как сейчас. И не то читающая, я бы сказал. Расцвет самиздатской литературы, 60-е годы. Она прислала мне эти журналы, сопровождая это запиской «Наконец-то вышел «Мастер»! Как я рада». Причём, стоит точка и даже восклицательного знака нет. Знаки препинания показывали, как устала она в этой борьбе, потому что потом началась борьба за вторую часть книги. И надо было решать, печатать это или нет, потому что в изуродованном виде вышла вторая часть. И она решилась на это.

Немца опубликовали сначала эту книгу полностью, где одним шрифтом – что вышло в Советском Союзе, а жирным – то, что выбросила цензура. И начало 70-х годов этот красный томик, где «Мастер» вышел в относительно полном виде. Хотя тоже не в полном, много ещё чего пройдёт. Ей тогда казалось, в 1967 года, в конце 1966 года, что надо ещё распространять это, что надо рассказывать. Очень быстро это стало бесценным, этот номер журнала. И нельзя было уже купить ни на каком чёрном рынке. И началось сумасшествие вокруг Булгакова.

Началась и для него другая эпоха и другой Булгаков начинается. Вот есть Булгаков до выхода «Мастера и Маргариты», Булгаков, начиная с «Мастера и Маргариты», и наше время – это Булгаков-бизнес, часть массовой культуры, часть той культуры, которая всё перерабатывает, чтобы превратить любую вещь в то, что можно продавать. Так инсценировка и спектакль Любимова на Таганке в 1976 году, это не спектакль по «Мастеру и Маргарите» сейчас, да ставь, сколько хочешь и как хочешь, и как тебе угодно.

А тогда это единственный театр! И газета «Правда» посвящает этому спектаклю огромную статью редактора по отделу искусств Потапова, которая называется «Сеанс чёрной магии на Таганке». Попасть на этот спектакль было невозможно. По-моему, это был самый дефицитный спектакль, где распределяли билеты в отделе культуры ЦК КПСС. Это был валютный спектакль, и им нравилось. Там была голая артистка, там было чёрт знает что! Боже ты мой!

М. ПЕШКОВА: Голая спина Шацкой сводила с ума!

А. СМЕЛЯНСКИЙ: Революция! Да! При том, что это был замечательный тогда спектакль и это была попытка представить этот роман целиком. И очень удачная в этом смысле, инсценировку делал такой Дьячин вместе с Любимовым, который вскоре погиб в автомобильной катастрофе. Это была ещё та эпоха. Но уже начиналась эпоха фанатизма. Уже стали собираться в мае на Патриарших прудах, уже стали расписывать коридоры до пятого этажа ,ведущие сейчас к булгаковской «нехорошей квартире», где существует музейный отдел.

Но всё это было в другой эпохе. Сейчас Булгаков – это часть нашего прошлого. Мне кажется, не очень внятно понятого, потому что Булгаков-бизнес как-то перевешивает Булгаков-смысл. Я бы так сказал.

М. ПЕШКОВА: 70-летие со смерти Булгакова было 10 марта. Профессор Анатолий Смелянский, ректор школы-студии МХАТ, театральный критик и булгаковед в программе памяти писателя.

Звукорежиссёры Наталья Квасова и Ольга Рябочкина. Я Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».

________________________________________________

1 Владимир Михайлович Киршон (6(19) августа 1902 года — 28 июля 1938 года) — русский советский драматург. В 1937 вместе с Л. Л. Авербахом в числе наиболее ортодоксальных коммунистических литераторов арестован, обвинен в принадлежности к «троцкистской группе в литературе». Приговорён к смертной казни. Расстрелян как «враг народа». В 1956 был реабилитирован, и его пьесы вновь стали приниматься к постановке.

2 Семён Александрович Ляндрес (1907, Боровино Могилёвской губернии — 1968, Москва) — советский государственный деятель, организатор издательского дела, редактор, литературовед. Отец писателя Юлиана Семёнова. Составитель сборников «Воспоминания о Михаиле Булгакове» (1967, совместно с Е. С. Булгаковой).

3 Владимир Яковлевич Лакшин — русский литературный критик, литературовед, прозаик, мемуарист. Академик РАО, доктор филологических наук. Автор свыше десяти книг критики, прозы, мемуаристики, 300 статей в разных жанрах, автор известных телевизионных программ о русских классиках.

4 Лев Лазаревич Рудницкий (псевдоним — Константин Рудницкий; 26 июля 1920, Кейданы, Литва — 24 сентября 1988, Москва) — российский театральный критик, историк театра.

5 Юрий Михайлович Лотман (28 февраля 1922, Петроград — 28 октября 1993, Тарту) — советский литературовед, культуролог и семиотик.



www.echo.msk.ru








О НАШИХ БУМАЖНЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие издания наших авторов вы можете заказать в пункте меню Бумажные книги

О НАШИХ ЭЛЕКТРОННЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие электронные издания
наших авторов вы можете бесплатно скачать в пункте меню «Эл.книги»

Наши партнеры:



      localRu - Новости израильских городов. Интервью с интересными людьми, политика, образование и культура, туризм. Израильская история человечества. Доска объявлений, досуг, гор. справка, адреса, телефоны. печатные издания, газеты.

     

      ѕоэтический альманах Ђ45-¤ параллельї

      

Hаши баннеры

Hаши друзья
Русские линки Германии Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки. каталог сайтов на русском языке из Сша,Канады,Франции и других стран


  Международное сетевое литературно-культурологическое издание. Выходит с 2008 года    
© 2008-2012 "Зарубежные Задворки"