№2/1, 2010 - 2 февраля 1957 года родился Владимир Таблер, русский поэт. Скончался 22 мая 2010 ( «Зарубежные задворки» №/1, июнь, 2010)
Стихотворения из готовящейся к изданию книги Владимира Таблера «Когда оглянешься...»
Завтра
Завтра будет тепло.
из прогноза погоды на 13 мая 2003 года по Литве
Завтра будет тепло. Завтра будет легко и спокойно.
Будут реки струиться, как время из божьей горсти.
Будет небо высокое - место для колокольни.
Будет все, как положено, течь, обретаться, расти.
Завтра будет любовь. Будет ласка сочиться из пальцев.
Будет нежность от губ отрываясь, слагаться в слова,
незнакомо родные, как лица пришедших скитальцев,
где-то в дальних пучинах искавших свои острова.
Ко мне мама придет - одинокою ланью из леса...
Эх, Нико Пиросмани, лишь ты знаешь эти глаза...
Да, седею, все верно. Ребро и наличие беса.
Только мама поймет, что не бес это, а небеса.
Cоберутся друзья. Даже те, кто стал плотью земною.
Пусть в иных воплощеньях , неузнанных теми, кто жив.
Над сенной лихорадкой судЕб, над остывшей золою,
встанем в рост и натужимся всеми остатками жил,
продолжаясь друг в друге и в жизни, и в том, что за нею,
мы еще отчебучим, отбросив занудную роль!
И в прыжок затяжной, и в крутой бейдевинд мы сумеем,
и по самому краю, в "девятку", летс гоу рок-н-ролл!
Завтра будет светло.Не случатся измена и кривда.
Будет просто, как надо, как дОлжно и как суждено.
Полночь близится. Скоро - и крылья, и парус, и рында...
А сегодня все кончено. Прожито. Завершено.
*****
Когда того потребовали даты
Когда того потребовали даты,
был осенью захвачен городок.
И дерева, как пьяные солдаты,
Шумели и качались у дорог.
По городку, оставленному летом,
Я взад-вперед слонялся не спеша.
В моей душе, как и в местечке этом,
стояло ощущенье грабежа.
Здесь был костел, шедевр архитектуры
какого-то столетья , и еще
развалины льняной мануфактуры
светили тускло красным кирпичом.
Был парк - остаток панского маёнтка...
Как хорошо здесь было бы вдвоем...
И девочка с глазами жеребенка
Кидала листья в темный водоем..
А вырастет она и будет письма
бросать в молчанья черные пруды.
И будет умолять кого-то - снись мне!
И что-то создавать из пустоты.
А сторож спички шарил по карманам,
Чтоб листья жечь, чтоб погрузилось в дым,
как в зелье, запрещенное кораном,
все, от чего становишься седым.
И я просил кого-то в небе - рAтуй!
Но этот кто-то мне не отвечал.
Он по небу, заведуя парадом ,
куда-то журавлей перемещал.
Я сам себе судом был бесполезным,
но что-то все ж доказывал судье.
И говорил со сторожем нетрезвым
о женщинах, политике, судьбе.
В беседке мы общались с ним, на фоне
разора, поражения, утрат.
Глаголов, сослагательных по форме,
кружился между нами листопад.
И мы -таки освоили пол-литру,
закусывая салом и лучком,
и подмешали в осени палитру
тоску, произносимую молчком.
Суметь бы...
Суметь бы, суметь все допить и допеть,
доплыть, доползти, добежать, долететь.
Не саван свой шить, не сколачивать гроб -
стремиться, спешить , вылезать из чащоб,
тащить из трясины свои сапоги,
уйти из капкана и от западни.
И против течения выгрести смочь.
От немочей липких отбиться и порч.
И чтоб не бояться хлестнувшей возжи.
Без кожзаменителя вместо души.
Без третьих позиций, без поз, антраша.
Любить - так любить, обжигаясь, спеша.
Грешить - так грешить, а шалеть -так шалеть.
Чтоб пред красотою оторопеть.
Без искариотова чтоб серебра.
Без жалкой и мелочной мести раба..
Допить, что налито, и песню допеть...
Довыть, долюбить, дострадать, дотерпеть...
*****
Сириус, Сириус, пес большой...
Или забыл я заклятья текст?
Сыпал ведь жимолость с черемшой -
кубики -рубики-кре-ке-кекс...
Жабу сушеную растолок,
с аира снятую, лил росу,
мед и нектар, лопушиный сок -
все ведь согласно папирусу...
Мол, сотворишь ты свою любовь.
Вырежи куклу из алычи...
Вырезал, вот она - палка дров...
И эликсиром ее смочи.
Я, понимаешь, со всей душой.
Выпилил, вылизал, сжег кору...
Сириус, Сириус, пес большой -
очи горЕ закатив, ору.
Но деревяшка - ни бе, ни ме...
Стукнуло что-то в грудную клеть.
В классе сижу, а Петрова Е.
Мне говорит :"Перестань храпеть!"
Ленка как Ленка, гляжу, но я
не отошел от недавних тем...
-Ленка, а ты деревянная?
Или уже ожила совсем?
С левой она мне - не будь левшой...
Кто оскорбился бы, но не я.
Сириус, Сириус, Пес Большой.
Вот вам и вся астрономия.
Мелодию-самозванку
дослушать не тороплюсь.
Пинаю пустую банку -
пусть бонги подкрасят блюз.
Мотив, чей ты голос выткал
Из блюзовой размазни?
Дружки мои - Гинтас, Витька ль
окликнули:
-Отпасни!
Но зря озираюсь. Глупость.
Их нет ни в одном из мест.
Их взяли суглинок, супесь
и круговорот веществ.
А блюз, ты пищаньем куцым-
не скроешь простую суть...
Мне есть обо что споткнуться,
но некому отпаснуть.
Давай-ка погнись от песни,
злаченый ручной удав...
Когда-то мы будем вместе.
Я знаю, что в этом прав!
А в небе лилово-мокром -
ужель они оба там -
друзья банку с летним громом
пинают по облакам.
*****
Октябрь. И вроде, все понятно...
Листва летит желта и ала.
И эти солнечные пятна,
разбросанные как попало...
В зените гуси говорили,
сносимы ветром поперечным,
о быстротечном счастье или
о чем-то медленном и вечном.
И прогудели, замолчали,
пропав в небесном купоросе.
А ты глoдай свои печали,
решай проклятые вопросы.
И слышать ты не перестанешь
вокруг летящую несущесть
от кратковременных пристанищ,
из сущности в иную сущность...
*****
Прав ли твой инквизитор?
Транк ли твой вилизатор?
Знаешь, по ком позитор?
Чуешь, по ком мутатор?
Нет, ты мышей не ловишь -
мЫшленье кособоко.
Тешь свою репу, овощ.
Множь своих блох, собака.
Мол, ты почти что вечен.
Дескать, печали канут...
Фигушки, милый, - вечер...
Ариведерчи. Аут...
Сколько тебе осталось?
С гулькин хренок иль носик.
Кажется, трусишь малость?..
Осень, парниша, осень...
*****
...Сим сообщаю, что мир мой стал бел и скользок,
сир и бесплоден. Из проводов над ним
сиверко тянет грусть, как из скрипки - Ойстрах.
Нудный трехфазный тмутараканский гимн.
Окна твои... Вспоминаю миганья светом.
Лампой настольной, шутя, семафорил "SOS"...
Сим сообщаю, маяк твой захвачен смердом.
Высохло море, а флот в палисадник вмерз.
Тысяча лет, как отбыло твое семейство.
Голуби сдернулись, верные, как пажи,
вслед за тобой на последней минуте детства,
выписав на небе длинные виражи...
Пьяница Клава походкою оробелой
двор переходит, стремленья ее ясны.
Вряд ли ей хватит средств на покупку "белой".
Красным продуктом полечится от белизны.
Тысячу лет зима. И согреться нечем.
Хоть мне пятнадцать, но стар я, как вечный жид.
Да и не жид, конечно, а так себе - полунемчик...
Их бин мамут, что в мерзлотных пластах лежит.
Зря это я - глухариный поклеп заладил.
Мне о тебе бы весть- хоть придумай сам...
Где ты теперь у заливов каких зеландий,
нов ли твой Йорк и вполне ли Франциско Сан?
Знаю, где ты - там всегда синева и солнце,
винной лозою становится лебеда,
носят самбреро туманные альбионцы
и самоеды смеются, себя едя.
Сим сообщаю, что тоже уеду скоро...
Отца переводят. И мне, стало быть, за ним...
Ладно, прощай! Это все ерунда, умора –
что из зимы никому не отправил сим...
*****
Итак ты выжил после детских драк
и шалопайства пубертатной зоны,
не променял здоровье на кабак,
азарт и шаловливые гормоны.
Ты избежал проказы и чумы
(а от нестрашных немочей излечен).
И пусть не лез в высокие чины -
зато и плаха чавкала далече.
И не спешил ни "за", ни "супротив".
На кухне ересь гнал по мелочевке.
Из-за тычка, к примеру, суп пролив,
весь мир бранил за тесноту хрущевки.
Ты простоял, как ботик на мели,
неладность даний да и ладность тоже.
И не тебя к помосту отнесли
четыре вертухая менторожих.
О мудростях скрижальных не вещал
и не творил кумира из крамолы -
к событьям, людям, истинам, вещам
нетрудные прилаживал глаголы.
Ведь ни к чему к богатству ладить гать
и лезть во власть, расталкивая челядь,
чтобы любить, мечтать и горевать,
терпеть, страдать и помнить, и лелеять...
*****
После дождей разнообразных
всех степеней
природа закатила праздник
на сорок дней.
На срок великого потопа
включив, как душ,
всю ярость солнечного тока -
жару и сушь.
Но праздник, жаром уморяя,
угас, зачах...
Луна с иссохшими морями
плыла в ночах.
Цвела вода, хирела зелень,
зной тек, как слизь.
И вовсе не было лазеек
остыть, спастись.
А что позволено при пытке?-
Сиди, потей,
ищи неяркие прибытки
в слоях потерь.
И коли не найдешь ни грана,
так хоть поймешь,
что наша жизнь - фата-маргана,
цветная ложь
Первый снег
Первый снег...
Иду, гуляю,
улыбаюся умнО.
Будто я сегодня знаю,
что и знать-то не дано.
Посижу на стадионе,
где футбольная игра...
Не паснут в мое сегодня
из мальчишьего вчера.
Поплутаю в старом парке,
там еще чадит листва
с горьким привкусом заварки
чая, чуда, колдовства.
Согрешу против минздрава
на скамейке закурю.
Синеватый дым отравы
поплывет по ноябрю.
И к мечтаньям расположен,
неожиданно сочту,
будто жизнь начаться может
начисто.
Начистоту.
1985/2003
Воздух мAслян сегодня
Маестро, вальс!
Раз-два-три...
Воздух маслян сегодня - хоть мажь на хлеб,
небо много небеснее прежних неб.
Коль не мажется воздух,
тогда нарежь!
"Неб"- неправильно?
Брось ты -
подумаешь!..
Для тебя я скажу хоть и "небеси"...
Ты пальто больше черное не носи.
А наденься в какой-нибудь синтепон,
и пусть будет каким-нибудь синим он.
Что-то нынче мне так хохочется,
не умею сосредоточиться,
хоть я к этому - все усилия...
Ну зачем все такое синее!
А давай мы с тобою - в "пассатике"
перекатимся к лесу-садику.
Там, где речка и горки, и небеси,
там, где жаворонки и чибисы,.
погуляем, подышим, послушаем
воздух масляный этот покушаем.
Ой, весна ты нас ополаскивай!
И поласковее, поласковей!
Ивой тонкою нам на ветру кивай.
Обволакивай нас, обволакивай!
И на солнце посмотрим, зажмуримся.
Будем жить еще!
Будем!
Сбудемся!
2003
Май
Какой сегодня ветер во дворе!
Кто обвинит в нем май - не ошибется.
Глядите-ка, полуденное солнце
горит на нем, как шапка на воре.
Развешивает женщина белье.
А ветер ее ситцем облепляет,
как пестрою пыльцою, и влюбляет
ленивых доминошников в нее.
Им выпить бы - да нету ни рубля...
Глядят на чистоту ее полотен,
мечтающих в замедленном полете
стать парусом иль гюйсом корабля.
Тоска в мужских неласковых глазах.
В карманах тает на закуску сало.
А в жизнях их не будет Кюрасао,
не ждут их на ванильных островах.
А будет жизнь им кадыки тереть -
тяни ее, как к пирамиде глыбу.
И "пусто-пусто", стало быть, и рыба!
И хоть бы рубль...
Невмоготу ж терпеть!..
И к небу поднимается рука,
святая от усталости и пота.
И вешает на след от самолета
большие кучевые облака.
1984/2003
* * *
Наверное, пора бы о душе,
подумать, пошептаться, посудачить
с ветрами в индевелом камыше
и шорохами выстуженной дачи.
Вот я, живущий, бесом обуян,
смеюсь и вою в спящем состояньи,
вот вы - чуть шевелящие бурьян
и снегу придающие сиянье...
Вы то - звезда, а то - древесный ствол,
то вы - мотив в сосульчатой челесте.
А я, творец пустопорожних волн
и созидатель бубличных отверстий...
Я не умею, милые мои,
которых слышу в воздухе холодном,
крутить снежинок белые рои
и быть от всякой сущности свободным.
Но тоже стану вечен и безлик,
и буду жить в терновнике и дроке,
и вместе с вами шевелить тростник
и завивать поземку на дороге...
Концерт для гобоя и струнных A.Марчелло. Адажио
Пел гобой, со мной говорил
да все в душу влезть норовил,
память, будто рыбку, вываживал
на прозрачной леске адажио.
Не судил, как сонный зоил,
возносил и синью поил
в вышине – и возможно выше ли?-
чтобы грусть – клином клин- да вышибить.
Как, Марчелло, вызнать ты мог
про мирок мой – ворох морок?
И пришел, не побрезгав логовом,
со своим торжеством барокковым.
Поднимал меня за собой
в голубое небо гобой.
Где-то там было Богу богово.
А мне - облако белобокое.
Увлекал туда без труда,
где была мокрее вода,
где всемирное тяготение
тяготило намного менее...
Где все можно было суметь,
где судьба еще не комедь ...
Где та девочка с нотной папкою,
а грусть пО сердцу – потной лапкою...
