№10/3, 2009 - Произведения конкурсантов. Литература для детей и юношества
Виктор Гришин, Россия, Санкт-Петербург Призер. 1 место в номинации Для детей и юношества
Автор родился 56 лет назад в одном из рабочих поселков в Ивановской области. С одной стороны поле и лес, с другой - старый парк и Волга. Что еще нужно для пацанов пятидесятых годов рождения. Не усложняя жизнь учебой в местной школе, закончил восемь классов. Более подробно деяния детства и отрочества описаны в изданной в Санкт-Петербурге книге «Детство на окраине».
Не мудрено, что автору этих рассказов дома не сиделось, и тяга к дальним странствиям завела его в Горьковское речное училище имени И.П.Кулибина. О годах, проведенных в ГРУ имени И.П.Кулибина, повествует цикл рассказов «Я родом с Волги». Несколько рассказов напечатано в журнале «Новости Россудпрома», «Водный транспорт XXI век».
Потом был Военно-Морской Флот. Три года проведенные под бело-синими стягами произвели такое впечатление, что рассказы о флотской службе пишу до сих пор. Неоднократно печатался в сборнике: «На суше, море и выше» известного писателя –мариниста А.Покровского. Ждут своего часа рассказы, объединенные под названием «У меня на шапке ленты»
В 1775 году в жизни провинциального парня произошли большие изменения: он снял тельняшку и поступил в Московский государственный университет им Ломоносова. Выбрал экономический факультет отделение «Экономическая кибернетика». Странички о студенческой жизни - в рассказах: «Яростный стройотряд». Совсем недавно за этот цикл рассказов автор получил Диплом I степени на конкурсе «Добрая Лира», учрежденном Комитетом по образованию Санкт-Петербурга.
Затем была романтика распределения на Крайний Север: самый северо-западный поселок Заполярья Никель, потом Мурманск. Не отрываясь от основных занятий, таких как подводное плавание в Баренцевом море, марафонские лыжные гонки по сопкам, дорос до начальника областного управления Промстройбанка, председателя правления «Арктикбанк», потом была Контрольно-счетная палата. И так 25 календарных лет. Вся беспокойная жизнь нашего автора отражена в рассказах: «Уедем в дальние края», «Я родом из банка», «Записки чиновника». Часть из них напечатана в СПб журнале «Невский альманах».
Появлением внука обязан написанию сказок: «Сказки старого буфета», «Сказки с блошиного рынка», «Кипрские зарисовки». Несколько рассказов с норвежской тематикой перевел на норвежский язык журнал «Соотечественник».
Охота к написанию рассказов возникла не сразу. Вначале набил себе руку на написании финансовых отчетов и научных работ. Написал пару монографий, диссертацию. Пришла пора докторской. Но тут все чаще стала задавать вопросы дочка Даша: «Папа, а ты был маленький?» Пошли воспоминания. Что может быть дороже восхищенных глазенок своего ребенка: «Папа, такой большой и умный, а стрелял из рогатки и лазал по чужим огородам!». Так рождались рассказы.
В 2006 году поклонился в пояс Полярной звезде со словами: «Спасибо тебе, Север. Ты сделал из меня человека, но время пришло…» и уехал в Санкт-Петербург, где живу и работаю. Кандидат наук, доцент, автор 45 печатных и научных работ, специалист в области гос.фин.контроля, финансовых и банковских рисков. И вообще неплохой человек.
Памяти Павла Петровича Кадочникова посвящается Берендеевка
«Снегурочка» - сказка, мечта, национальное предание, написанное, рассказанное в великолепных звучных стихах Островского».
К.С.Станиславский, Моя жизнь в искусстве
История рассказа проста. 2 мая 2008 года исполнилось 40 лет со дня выхода на экраны фильма «Снегурочка». Снимал его известный советский режиссер П.П.Кадочников в усадьбе-музее Щелыково, что под городом Кинешмой. Павла Петровича нет с нами уже 20 лет. Две знаменательные даты. И тишина. Нигде, ни в одном журнале нет статей о великом режиссере. Я участвовал в массовых съемках этого фильма и ревностно слежу за его судьбой. Забыт Кадочников, не могу найти фильм «Снегурочка». Ничего нет. Страны, в которой снимался фильм, нет. На месте нашей привычной Родины появилась молодая энергичная мачеха. А мачеха она и есть мачеха. Немало русских сказок на эту тему сложено. Я не помню в народном эпосе доброй мачехи. Так и сейчас. Конечно, у нынешней мачехи есть свои любимые дети, но их так мало. Но им все лучшее. Всех остальных - на мороз, в ночной заснеженный лес. Да в насмешку по всем средствам массовой информации раздается: «Тепло ли тебе девица, тепло ли тебе красная…». Светлое имя «Снегурочка», сказочная страна берендеев стали брендом, и в усадьбу-музей Щелыково частенько заваливается кавалькада наглых джипов с подгулявшими современными купчиками, которые: «Желают выйти тутова, рубите дверь по мне…». Другие времена, иные нравы, скажете вы. Не можешь приспособиться, поэтому и скулишь… Скулить не скулю, но страдаю. Страдаю от беспамятства, от цинизма мачехи. Где, в какой сказке вы сможете найти глумление над стариками, насилие над детьми. Поэтому и обращаюсь к памяти Островского, к его солнечной стране берендеев, чтобы напомнить о добре, о вечных ценностях. Можете задать вопрос: «А это нужно»? Отвечу: «Нужно, и именно сейчас». Пока живы воспоминания таких как я.
Нужна память. Большая человеческая память. Память детства, память малой родины. Все, что связано с именем Островского, Снегурочки, а точнее с пониманием малой Родины. Только сейчас, когда не молод, и живешь в большом городе, понимаешь как важна она, малая родина. Для кого-то это околица с незатейливыми березами, что шепчутся поодаль. Для кого-то это двор, в котором ты рос. Старый парк над Волгой. Дедовская усадьба с ее тайнами… Думаете, злобствую? Да ничуть. Историю повернуть вспять нельзя, но память, память детства сохранить нужно. Вот я и попробую.
Лето 1968 года. Удивительно дождливое и холодное. Мы, закончив восемь классов, маялись без дела. Коротали время нещадной игрой в карты и в домино в подъездах, так как на улице моросил нескончаемый дождь. Разнообразие внес мой отец, который работал завучем в школе ФЗУ. Его школу сняли с занятий и отправили в усадьбу – музей Щелыково для участия в массовых съемках фильма «Снегурочка». Школа провела там весь день, но съемок не было по причине ненастья. Завтра поедут снова. Я сделал стойку как пойнтер перед дичью. Вот оно, светлое пятно в нашей беспросветной дворовой жизни. Шутка ли выбраться на съемки, да еще увидеть живьем Кадочникова. Кто из пацанов пятидесятых годов рождения не смотрел "Подвиг разведчика" и не восхищался майором Федотовым. А Алексей Мересьев в "Повести о настоящем человеке"! За компанию прихватили моего приятеля Сашу Зайцева.
Ранним утром мы бодро втроем вышагивали по направлению к волжской переправе. Моста в нашей округе не было. Волга встретила нас неприветливо. Постоянные дожди, как миксер, перемешали ее воды, и из светло- синей она сделалась серо-свинцовой. По ней бежали мелкие сварливые волны. Чайки, задевая крыльями низко висящие клочковатые облака, с печальным криком планировали над ночными рыбаками, которые подобно истуканам сидели в своих лодках. Паром ретиво пересек Волгу, дошел до пристани, и мы быстро высадились.
Как и следовало ожидать, автобусы нас не ждали. Я и Саша рассматривали Кинешму. С противоположного берега мы видели крутой правый берег Волги. На вершине его высилась белая масса Успенского собора. От него отходят краснокирпичные торговые ряды. Как форштевень корабля стоит этот собор на мысу, образованным Волгой и впадающей в нее Кинешемкой. Все прочно незыблемо.
Русские провинциальные города. На них держалась, да изо всех сил еще держится Россия. Но предел, он не бесконечен. Многие лета держалась русская провинция своим самовыживанием, как брошенная мальчишками теплинка. Но угли не бесконечны… Тогда, в далеком 1968 году, мы о таких последствиях не думали. Да разве могло придти подобное в голову.
Послышался шум моторов, и с крутого волжского спуска к нам подъехала целая кавалькада изношенных побитых «Пазиков». Посадка шла весело и быстро. И вот уже «Пазики», надрывно ревя моторами и нещадно газуя, поехали в обратном направлении. Скоро салоны автобусов заполнились пылью, раздалось дружное чихание. Чихание продолжалось пока не выехали на Костромской тракт. Тракт был древний, мощеный булыжником и не так пылил. Наш путь лежал к усадьбе Островского - Щелыково. Щелыково – сельцо в Кинешемском уезде Костромской губернии – было куплено отцом драматурга Николаем Федоровичем Островским. Сюда до конца дней своих, с надеждой и верой в целительное и вдохновляющее влияние "милого Щелыкова" стремился А.Н.Островский.
Вот и ворота въезда в усадьбу-музей Щелыково. Народ оживился, загалдел. Но автобусы не остановились и поехали дальше, к месту съемок. Они были где-то на берегу реки Куекши. Свернули с дороги. Здесь водитель остановился и, вытирая пот со лба, сказал, что все. Дальше не поедет, иначе обратно не на чем будет ехать. Прошли совсем немного. Вот и берег небольшой лесной речки Куекши. Мы замерли в немом восхищении. На противоположном пологом берегу речки раскинулась деревушка. Вот она, сказочная Берендеевка. Избы были разбросаны по всему берегу. Затейливо украшенные резьбой оконца со ставнями были приветливо раскрыты. Коньки изб изгибались и завершались сказочными головами. На окраине, возле начинающегося ельника, стояло языческое капище. На нашем берегу стоял дворец царя Берендеев.
Мы не успели толком рассмотреть все это великолепие, как увидели стремительно идущего к нам худощавого человека в затемненных очках. Это был Кадочников. Мы вздрогнули и во все глаза стали его рассматривать. Он поздоровался с отцом за руку, сказав, слава богу, что приехали. Он уже начинал волноваться. День сегодня обещал быть съемочным. Затем он громко поздоровался со всеми, что-то сказал смешное. Все расхохотались.
Он потом много с нами шутил и постоянно рассказывал что-то веселое. Нужно ли говорить, что очень скоро все были влюблены в этого человека. Затем подошел его и объяснил нам наши задачи. Первым делом отправил всех в гримерные, которые были в избушках, переодеваться и гримироваться. Народ уже знал эту процедуру и бодро двинулся к мостику. Я и Саша остались стоять и все разглядывали легендарного режиссера. Наконец, отец о нас вспомнил. Он что-то сказал Кадочникову. Павел Петрович с интересом посмотрел на нас. Мы подошли. Поздоровались. Непонятно почему, но как-то смутились. «Так что, сниматься хотите»? - весело спросил нас Павел Петрович. Мы дружно тряхнули головами.
«Нет проблем, идите в гримерную», - только и сказал он. Второй раз нам повторять было не нужно. Мы перешли по шаткому мостику речку. Не сразу заметили полуразвалившуюся избушку, которая приютилась возле речки. Мы потом узнаем, что это была избушка бобыля, где выросла Снегурочка. Рядом с ней стоял высокий сухощавый мужчина в рубище, с редкой седой бородой, в уродливом колпаке. Кто это, интересно? Но думать было некогда. Мы спросили у знакомых ребят, куда идти переодеваться. Они махнули рукой на какую-то избу. Мы пошли туда, куда нам махнули и, зайдя за угол постройки, вылетели как ошпаренные. Вслед нам летел девчоночий визг. Мы с легкой руки игривых сотоварищей попали в переодевалку девчонок. Ладно. Разберемся сами. Вскоре мы сидели на пеньках, заменяющих стулья, подставив свои головы умелым рукам гримерщиц. Те знали свое дело: пара мазков кисточкой с клеем и на мне парик. Сбоку раздался хохот. Это Саша посмотрел на меня. Через мгновение, глядя на него, хохотал и я.
«Идите, одевайтесь», - подтолкнули нас гримерши. Мы получили по домотканым штанам, по длинной посконной рубахе и по лаптям. С рубахами проблем не было, со штанами тоже справились быстро, а вот в лаптях запутались. Нужно было еще онучи намотать.
«Что, запутались»? - раздался голос сверху. Мы подняли глаза и ничего не поняли: на нас смотрел матерый русский мужик с окладистой бородой, с волосами, стриженными под горшок. Глаза знакомые, голос родной, а внешность…
«Пап, ты»? - не веря глазам, спросил я.
«Ну как, хорош»? - довольный эффектом спросил отец.
«Слушай, ты копия деда Ивана», - выпалил я, восхищаясь портретом.
«Ну, не уродишься же в пень-колоду», - отшутился отец. Он помог нам справиться с лаптями. Делал это вполне профессионально и на комплимент Саши сказал, что, как ни как, успел походить в них.
Какая это была удобная обувь, русские лапти! Мы в них летали. В этой одеже мы почувствовали себя древними славянами, живущими на этой обетованной сказочной земле. Словно не было в сорока километрах города. Только эта древняя речка Куекша, лениво извивающаяся по лесным массивам и несущая свои воды в другую реку - Меру. Вот уж поистине берендеево царство.
День обещал быть погожим. Солнце уверенно шло к зениту, прогревая промокшую землю. Все вокруг запарило. Ельник по краям опушки стал размытым дымчатым. Вскоре все были переодеты, и деревня преобразилась. Девицы, с пеньковыми косами в длинных сарафанах, от нечего делать на лугу устроили игры в догонялки. Ходили степенные мужики с бородами, гуляли лихие парни.
Я и Саша осматривали съемочную площадку. Интересовало все: декорации, узкоколейка, прожекторы. Что и говорить, сложное хозяйство. Павел Петрович успевал везде. Только что его видели разговаривающим с рабочими-декораторами, как уже в другом месте слышался смех девчонок. Он что-то им там нашутил. Вскоре раздалось здоровое ржание парней. Он и там успел.
«Ну как? Впечатляет»? - это он уже к нам. Вскоре мы сделались его хвостиками и старались успеть с ним везде. На площадке начиналась легкая нервозность. Часы шли, а съемки начать не могли по причине… яркого света. Нельзя снимать при ярком свете, все будет белесым. Вчера лил дождь, сегодня солнце. Сложная жизнь у киношников, решили мы.
Первое возбуждение утихло. Девчонки набегались и сели в кучку возле Галины Петровны. Это заместитель директора школы ФЗО по воспитательной части. Она что-то рассказывала девицам. Подошли и мы. Вслушались:
«Щелыково упоминалось в писцовых книгах XVIII века как ненаселенная "Щалыковская пустошь". В мае 1848 года Алексей Николаевич Островский впервые посещает Щелыково, красота природы которого сразу покоряет его. «Что за реки, что за горы, что за леса». Алексей Николаевич проводит здесь каждое лето. Щелыковская природа вдохновила драматурга на написание весенней сказки "Снегурочка".
Именно здесь Островский, - продолжала Галина Петровна, впервые в жизни лицом к лицу встретился с природой. И сердце приросло к этим местам. В Щелыкове и в соседней Кинешме (считают, что это и есть город Калинов в его драматургической топографии) встречались ему персонажи будущих пьес. Но главное – здесь он окунулся в стихию леса и луга, реки и родника, солнца и мороза. О морозе особо. Островский бывал в Щелыкове только летом. Единственный раз он приехал сюда зимой в1853 году на похороны отца. Щелыковские картины уходящей зимы и вызвали к жизни в пьесе странную супружескую пару: Деда Мороза и Весну-Красну. Здесь на опушку к Островскому вышла дочка Мороза и Весны, Снегурочка. Здесь же, в местности, называемой как в пьесе, Ярилиной долиной, и растаяла Снегурочка, раскрыв свое сердце для любви к человеку и став, поэтому, уязвимой для лучей Ярилы – языческого бога Солнца. На месте, где, по щелыковскому мифу, растаяла Снегурочка, - незамерзающий источник, на дне которого бьют родники, ритмично шевеля бугорки грунта. Это бьется Снегурочкино сердце».
Народ потрясенно молчал.
Вдруг наше внимание было привлечено невиданным зрелищем, вернее сначала звуком. Видение возникло потом. Мы услышали журчание воды и всплеск весел. Это на Куекше! Только что журчал голос Галины Петровны, а тут всплески. Вдобавок грудные сильные выдохи. Так дышат гребцы. Мы даже привстали из-за любопытства. Из-за излучины показалась лодья. Старинная русская лодья с носом-драконом, гордо возвышающимся над бортами. Лодья плыла над водой. В ней сидели гребцы в старинных доспехах, а на носу стоял былинный богатырь в кольчуге и красном плаще. Он был великолепен, этот витязь. Мы ошеломленные замерли. Мы забыли всю бутафорию, окружавшую нас. Мы видели только лодью, былинного богатыря, опиравшегося на сказочного дракона. Мы не были фабричными мальчишками и девчонками. Мы были в этот момент берендеями. Здесь был «русский дух, здесь Русью пахло». Лодья сделала поворот, причем, весьма искусно, и мягко встала к деревянному причалу. Витязь легко спрыгнул, подхватил веревку и привязал сказочную лодью как банальную лодку к столбику. Из лодьи, разминая ноги, выбирались гребцы. «Ушкуйники», - пришло мне в голову. Это были красавцы-парни в доспехах, в бархатных шароварах, лихо заломленных шапках. Навстречу им спешил Кадочников. Он приобнял витязя и со словами: «Ну что? Неплохо, неплохо…», увлек его в сторону. Мы поняли, что это была репетиция. К нам подходил ассистент Кадочникова. Он сказал отцу, что объявляется обеденный перерыв и нужно будет готовиться к съемкам ближе к вечеру.
Отобедали с удовольствием. Но отдохнуть нам не дали. Кадочников принял решение снимать, так как день шел к закату. Появилась легкая хмарь, так милая сердцу операторов. Пиротехники постарались. Надымили своими патронами так, что солнце стало туманным и расплывчатым. Сцена была проста. Группа ушкуйников во главе со своим предводителем Мизгирем подплывала на лодье к пристани, высаживалась, а навстречу им шла толпа селян. Началась процедура рассаживания и размещения по колору и экстерьеру. Посветлее размещали на передний план, потемнее - на заборы и лестницы. Павел Петрович только мельком глянул на меня и скомандовал: «Этого рыжего на передний план!» Меня тут же схватили цепкие руки ассистентов и поволокли, куда им нужно. Толпу сформировали. Потом была краткая речь Кадочникова: «Умоляю вас, просто идите! Не думайте, что вас снимают. Вам интересно на пристани. Вы не знаете что это за люди. В вашей деревне такое событие. Удивляйтесь и возбужденно переговаривайтесь». Мы заверяли в один голос, что поняли. Нужно ли говорить, что остановил он нас на полпути к пристани с криком: «Это что за похоронная процессия! Вы встречаете Мизгиря, жениха Купавы». Мы переглядывались: кто такие? К стыду своему, сказку «Снегурочку» не читал никто. И мы снова пошли… В общем, ходили раза три-четыре, пока Павел Петрович, глянув на оператора, не сказал, что, кажись, все. Потом мы, раскрыв рты, смотрели на этих ушкуйников, профессиональных актеров. Они четко и ловко работали. Как мы теперь понимали, что Мизгирь – это витязь, что стоял этаким красавцем на носу лодьи, картинно облокотившись об изогнутую шею дракона. Картина в лучах заходящего солнца была впечатляющей. У актеров получилось все быстрее, чем у нас. Мы не заметили, как стемнело, и Кадочников дал отбой. Все помчались переодеваться. С воплями и стонами отрывали присохшие намертво парики.
Весенняя сказка «Снегурочка». Сказочная страна берендеев. Жизнь берендеев радостна и безмятежна. Островский описывает их празднества, игры, пляски. Все очень ярко, фольклорно. В центре весенней сказки идиллический образ "народного царя" Берендея, живущего для своих подданных и горячо ими любимого: «Да здравствует премудрый великий Берендей, владыка среброкудрый, отец земли своей».
На следующий день нас встретил ассистент и шумно погнал по гримерным, сказав, что сейчас начнется съемка. Мы уже понимали: если пасмурно и солнца не предвидится, то будет работа. Переоделись быстро и вот мы уже стоим перед Кадочниковым, и он объясняет нам наши задачи. Они оказались сложнее, чем вчера. Нужно тесным кольцом стоять возле избы красавицы Купавы и ждать ее выхода. Потом появится Мизгирь со свитой, и мы расступаемся перед ним. Неспешно расступаемся, настороженно. Мизгирь понимает скрытое напряжение берендеев и, чтобы показать свою щедрую душу, бросает из раскрытого сундука монеты. Мы должны их ловить. Ловить нужно активно.
«Понятно»? - спросил Кадочников. Чего там понимать? Мы становились профессионалами и схватывали идеи быстро. Подготовка закончилась, и начались съемки. Мы достаточно четко сработали по пропуску Мизгиря, ловили деньги, даже устроили кучу малу. Возбужденные и веселые мы сгрудились вокруг Кадочникова, который, по обыкновению, рассказывал что-то веселое.
«Ну ладно», - сказал Павел Петрович. - Вроде все удачно. Который час»?
Кто-то из наших ребят отогнул рукав рубашки и сказал ему время.
«Спасибо», - автоматически сказал Кадочников и, вдруг, перейдя на шепот, спросил парня: «А ты деньги ловил?»
«Да», - ошеломленно ответил парень, удивляясь и не понимания изменения настроения Павла Петровича.
«Ты где стоял»? - не слушал его Кадочников. Посмотрев на показанное место, он схватился за голову руками. Застонал и замотал ею из стороны в сторону. Потом неожиданно для всех: «Приготовиться к съемке». Мы понуро пошли по местам, так как для нас было все ясно: часы попали в объектив.
Он был молодец, Павел Петрович. Никогда не выходящий из ровного настроения, он не упускал случая посидеть с нами и что-то рассказать. Как-то раз, закончив свои дела раньше, мы предавались безделью, слушая неутомимую Галину Петровну. Павел Петрович подошел, взял книжку, посмотрел ее, и стал нам читать. Потом увлекся, отложил книжку и начал рассказывать. Мы замерли. Он рассказывал сказку «Снегурочку», которую мы осваивали на ходу в автобусе.
Он был великолепный рассказчик. Слушая его, мы совершенно ясно почувствовали берендеево царство, царство любви, добра. Слышали безмятежные песни веселого пастуха Леля. Нам стала понятна надменная красавица Купава и безнадежно влюбившийся в Снегурочку Мизгирь. Одно дело слышать слова А.Н.Островского в классе, в театре, другое - на реке Куекше, где тихо стучался о пристань корабль храбрых ушкуйников. Свистел ветер в дырявой крыше бобыля. На высоком берегу сиял своей золотой крышей дворец Берендея.
Веселы грады в стране берендеев,
Радостны песни по рощам и долам.
Миром красна Берендея держава.
В этой стране царь, премудрый Берендей, художник и поэт, "отец земли своей", слуга народа, доступный всем и каждому, проходя между гуляющими берендеями и гордясь их достоинствами, говорит:
Народ великодушный во всем велик, - мешать с бездельем дело
Не станет он; трудиться, так трудиться,
Плясать и петь - так вдоволь, - до упаду.
Взглянув на вас разумным оком, скажешь,
Что вы народ честной и добрый; ибо
Лишь добрые и честные способны…
Павел Петрович увлекся. Он стоял, слегка откинув голову. Читал стихи, которые мы никогда бы сами не прочитали. А здесь стихи читал сам Кадочников. Режиссер! Нам! Шестнадцатилетним мальчишкам и девчонкам. С ума можно сойти. И мы сходили, впиваясь слухом в непривычный для нас речетатив русских языческих былин.
«Тоскуя от одиночества, желая быть счастливой, как все берендеи, Снегурочка выпрашивает у своей матери девичью любовь. Загоревшись восторгом кипучих страстей, Снегурочка, как и предсказывал ее отец, гибнет «от сладких чувств любви», - продолжал Кадочников.
С кончиной Снегурочки вмешательство Мороза в жизнь берендеев прекратилось. Их царь призывает берендеев: «Изгоним же последний стужи след из наших душ и обратимся к Солнцу». Сказка завершается славой богу Яриле: «Красное Солнце наше! Нет тебя в мире краше».
Павел Петрович закончил читать и вздохнул, переведя дух. Мы потрясенные молчали. Потом захлопали. Восторженно, громко. Чудно было. Сидят на бревнах славяне: молодые русоволосые парни, степенные бородатые мужики, дородные бабы в платках и кокошниках и хлопают. Улыбаются и хлопают. Пробил, стало быть, Кадочников наши заскорузлые души, если мы так самозабвенно слушали эту языческую сказку. Почувствовали мы, что живем в древнем краю, самобытном, кондовом. Что Снегурочка, языческий по происхождению и по духу персонаж, близок нам, что все мы Ярилины дети. Мы, потомки древней мери, угро-финских язычников. Это они жили по берегам рек Куекши, Меры, Кистеги, Сендеги. Вот откуда непонятность наших названий. Русь пришла сюда позже.
Павел Петрович как талантливый человек тонко чувствовал натуру. Он понял, что творилось в наших душах. Одно дело видеть языческую сказку на помостках театра, а другое - прочувствовать прелесть языческого духа здесь в Ярилиной долине, где бьет Голубой ключик-усыпальница Снегурочки.
«Спасибо, друзья, спасибо», - повторял Павел Петрович.
Крепко ошарашил нас Кадочников своим выступлением. Так задеть Островским А.Н. ПТУшников шестидесятых - это нужно было суметь, и Кадочников сумел.
Припозднились мы нынче. Уже смеркалось, когда подъехали к пристани. Дожидаясь парома, тихо и устало сидели на берегу, смотрели на Волгу. Мы сейчас видели другую Волгу, Волгу А.Н.Островского:
«Мы стоим на крутейшей горе, под ногами у нас Волга и по ней взад и вперед идут суда, то на парусах, то бурлаками, и одна очаровательная песня преследует нас неотвратимо. И так нет конца этой песне. А люди - это мои земляки возлюбленные, с которыми я, кажется, сойдусь хорошо». Так писал о Волге наш великий земляк. И, честное слово, не хотелось смотреть на пыхтящие густым соляровым дымом тяжелые речные самоходки. Даже кокетливый пассажирский «венгр» с надрывающимися «Песнярами» был лишним на Волге.
Следующее утро, несмотря на ранний час, нас оглушило теплом. Небо выцвело, стало белесым. Перистые облака как перья диковинной жар-птицы распластались по небосклону. Речка Куекша, извиваясь как уж, пряталась от палящего солнца в тенистые берега под своды кустарника. Обступивший поляну ельник, казалось, сейчас вздохнет и махнет вековой лапой, чтобы вытереть пот смолы, которая ползла янтарно-желтоватой слезой по замшелому, бородатому от лишайников стволу.
Было решено идти на экскурсию в усадьбу-музей Щелыково. Наш путь пролегал по теперь уже известным нам местам: по Ярилиной долине. Мы вышли на край леса: перед нами раскинулась широкая, залитая солнцем долина. Ельник уступил место высоким атлетическим соснам. А под соснами уютно приютились березы и ольшаник. И запах! Он обволакивал нас, пропитывал, дурманил голову. Так не пахнет ни лен, ни гречиха.
«Да это же клевер»! - воскликнул кто-то. Да, луг был покрыт бело-розовыми цветами, кашкой, как мы их называли. А где клевер, там и пчелы. Размеренно жужжа, они старательно обрабатывали луговину. Мы даже по лугу не пошли. Обошли его по краешку. И вот он «Голубой ключик». Ключик, ради которого приезжают паломники Островского со всей России. Здесь, согласно, сказке растаяла Снегурочка. Растаяла ледяная красавица, дочь Деда Мороза и Весны-Красны не в силах жить с ледяной замершей душой. Но осталось ее сердце, горячее любящее. Это оно пульсирует внизу колодца. Там, в синей глубине. И не песок приподнимается в глубине родника, это бьется сердце Снегурочки. А вода действительно голубая. Это лучи солнца, преломляясь в зелени берез, делают свет над родником дымчато-голубоватым. И вдруг закуковала кукушка. Словно сама мать-природа поняла наше настроение и запустила этот метроном, чтобы сказать: «Живите долго».
Вечером нам обьявили, что сьемки окончены. Я и Саша решили забраться во дворец царя берендеев и еще раз полюбоваться на картину сказочного царства. Каково было наше удивление, когда мы увидели там Павла Петровича. Он сидел на балкончике дворца, свесив ноги через балясины. Кадочников явно отдыхал от всех. Мы не хотели мешать ему и решили уходить. Но он нас окликнул. Мы сели рядом, спустили ноги за балкон. Завязался разговор. Помню, как Павел Петрович интересовался нашим будущим. Его особенно всколыхнуло мое желание поступить в мореходку. «Романтика, романтика…», - он повторил это слово несколько раз. Потом поболтал ногами в пустоте и, помолчав, добавил: «Романтиками, ребята, нужно оставаться всю свою жизнь». Неплохое напутствие для шестнадцатилетних мальчишек.
Вечернюю тишину разрезал пронзительный автобусный гудок. Нас собирали ехать домой. Прощай, Берендеевка.
P.S. Декорации к сьемкам фильма «Снегурочка» в скором времени разберут и увезут в городской парк в Кострому. Сделают это вопреки призывам кинешемцев оставить декорации на берегу Куекши и включить их в комплекс усадьбы-музей Щелыково.
Сейчас декоративный комплекс доживает свой век в пустоте и забвении. В поселке Островском вывеска «Костромская Снегурочка» венчает винно-водочный магазин…
