Мой отпуск – это четырнадцать свободных августовских дней в съемной городской квартире, двухкомнатной, с соседом за тонкой стенкой. В обычные дни я его почти не вижу, поскольку работаю в офисе днем, а он чем-то промышляет по ночам. Вероятно, неким преступным занятием, почти с гордостью за свою мнимую храбрость, думаю я иногда. Мне с одной стороны лень, а с другой боязно спрашивать, даже о том, как его зовут, потому, что в последнее время обилие поверхностного общения стало меня сильно напрягать. Недавно заметила, что если после дежурного вопроса «как дела?» начинаются длительные россказни, то буквально через двадцать секунд мой мозг самопроизвольно отключается от этого вязкого потока чужой жизни…
Утром, проснувшись, я обычно долго лежу на кровати, курю и смотрю на паучка, который бегает по потолку, в некоторых местах слегка потрескавшемуся.
Сосед в это время уже стучит по клавишам компьютера, пьет кофе литрами и иногда грязно ругается вполголоса. Мне нравится воображать, что он там пишет весьма славно закрученный криминальный роман, и когда однажды он не вернется со своего наверняка опасного ночного промысла, я подожду пару дней, а потом все-таки удовлетворю любопытство и прочту то, что сосед все это время настукивал… Вполне может быть, что именно так рано или поздно и произойдет, как знать.
Ночами у него негромко играет кубинская музыка - впрочем, может быть и не кубинская, но, во всяком случае, латиноамериканская, а у меня щебечет по телевизору бородатый ведущий с внешностью как у Курта Кобейна, если бы тот дожил до пятидесяти лет и имел нетрадиционную сексуальную ориентацию. Бог эфира в темное время суток рассуждает о вечном, курит трубку и гладит большого симпатичного рыжего кота.
Иногда мне звонит из Америки мой когда-то близкий, а теперь очень далекий друг. Хотя, теперь уже, наверное, и вообще никто. От когда то огромного всего остался только голос в телефонной трубке, словно без конца повторяющееся эхо. Мы играем с ним в «эмигрантскую грусть».
- Как у вас там?
- Да все так же. Разве что новый президент, а так - то же самое.
- У нас жара - прямо мозг плавится.
- И здесь лето.
- Хочу осенью приехать на недельку.
- Уже третий раз хочешь.
- Все не выходит. Работа, ты же понимаешь.
- Конечно.
- Вот видишь.
- Расскажи, что у тебя нового.
Включаю «громкую связь», достаю из шкафчика припрятанную когда-то давно бутылку красного вина, открываю ее, наливаю рубинового цвета жидкость в два бокала (зачем-то в два) и слушаю. Смысл слов мною не воспринимается, я слушаю голос из телефона как музыку.
Так и проходит мой отпуск, размеренно, лениво и бессобытийно.
Впрочем, бывает, что ближе к середине ночи, когда на улице идет дождь, кто-то стучит в мое окно, всегда четырежды, а потом замолкает.
Я просыпаюсь, включаю настольную лампу, и некоторое время всматриваюсь в темноту. Сердце начинает биться более учащенно. Иду на кухню, грею воду, пью чай с молоком и опять ложусь спать.
В последнюю «отпускную» ночь, услышав стук вновь, я думаю сквозь полудрему, что может быть стоит открыть окно, вдруг что-то важное, вдруг случилась революция или переворот, или Ленин вдруг исчез из Мавзолея, просто встал и ушел куда глядят глаза. Но потом вспоминаю, что девятый этаж, что завтра на работу и какой к чертям Ленин, когда сегодня кончается лето…
Случай из жизни Морозова
Однажды Морозов сидел на крыше и ловил снежинки ртом. Было свежо и немного трагично – ведь первый снег означал конец осени, а он любил это время года. Не за «золото» листьев и «багряные уборы», а скорее наоборот - за серые дожди и клетчатые пледы, разноцветные зонтики и природное умирание. Даже во всеобщей промозглости он находил свое очарование – в состоянии, промежуточном между здоровьем и болезнью, когда кашель только начинает легонько царапать грудную клетку, а ноздрям лишь чуть-чуть больно втягивать воздух, у него получались очень неплохие картины. Да и на профессиональном дизайнерском поприще тоже все шло как-то легче…
Итак, Морозов сидел на крыше. Развлекался тем, что набирал случайные номера на мобильном телефоне. Если отвечали женские голоса, он говорил первое, что приходило в голову, в основном это были когда-то услышанные в кинотеатрах, либо прочитанные цитаты в духе «Я старый солдат, и не знаю слов любви». В ответ либо сразу отключались, либо смущенно хихикали, но ничего не отвечали.
А между тем благоразумно прихваченная с собой бутылка красного вина уже заканчивалась. Он уже собирался было идти домой, набирая очередной номер, однако неожиданно ему повезло. Женщина попалась отзывчивая, и с чувством юмора.
- На посту что ли, солдат?
Морозов почувствовал, что с этой может и выгореть.
- А то! На крыше стою, охраняю покой мегаполиса. Только вот боеприпасы закончились… Поэтому срочно требуется помощь добровольца! А лучше – добровольки. Бутылку красного и сигарет очень нужно принести, чтобы солдат не отдал концы до утра.
- И где же ты стоишь-то? Что за важный объект?
- Строго засекреченная пятиэтажка по адресу Вертинского, двадцать пять.
- О-па. Повезло тебе, солдат. Я тоже на Вертинского живу. Знаю, где этот дом. Держись, солдат, подмога идет!
И в трубке пошли гудки. Морозов обалдело посмотрел на свой мобильник, явно не до конца доверяя услышанному. Тем не менее, подняв воротник пальто, он решил подождать полчаса, потому что «а вдруг».
И она, как ни странно, пришла.
Он даже немного растерялся, когда увидел ее.
- Я – Морозов. Это я звонил.
- Светлана.
Больше они не сказали друг другу ни слова. Молча спустились с крыши в его квартиру, и закружилось. У Светланы оказались очень сильные, но нежные руки, она такое ими вытворяла, что Морозов только диву давался… Потом пили вино и курили на кухне – только тут он ее более-менее рассмотрел. Рыжие длинные волосы, голубые глаза, шрам на коленке, как будто монету вдавили…
Утром Морозов проснулся с жуткой головной болью, совершенно обессиленным, а как выяснилось после измерения температуры, еще и больным. Ночные события при свете дня казались абсолютно нереальными. Проведя первичные алкогольно-оздоровительные процедуры, Морозов решил все-таки позвонить по последнему из набранных накануне номеров, чтобы либо подтвердить, либо опровергнуть накатившие сомнения.
Трубку взял мужчина. Морозов поборол желание сразу отключиться и вежливо прохрипел насчет «доброго утра» и «можно Светлану».
- Ее нет…
Морозов решил обнаглеть окончательно.
- А когда она будет?
- Этого я не знаю. А кто это, простите?
Тут Морозов слегка растерялся. Не скажешь же – любовник. Да и не тянет всего одна совместная ночь на это звание. Решил ответить как можно более уклончиво.
- Знакомый.
- Перезвоните через пару часов. Возможно, что и застанете. Она на сеансе, скорее всего.
- Сеансе?
- Ну да... Она же массаж делает. С выездом к клиентам на дом.
От этих слов Морозов почему-то передумал перезванивать. Ночное волшебное приключение на глазах превращалось во что-то обыденно – застиранное, пошловато-сальное и абсолютно ординарное. Нет уж, спасибо, этого мы уже накушались, да так, что до сих пор мутит – подумал Морозов и удалил номер из списка вызовов. Позвонил на работу, предупредил, что не придет сегодня, выпил еще немного и заснул. Снились ему пьяно кружащиеся звезды, и красивые рыжеволосые русалки, почему-то плывущие прямо по ночному небу….
Крыса
Когда она стала крысой? Этого не знает никто. Может быть, она такой родилась. Может быть, ее сделали такой обстоятельства. Первый раз желание украсть она испытала в пять лет. Тогда ребята ее возраста весной часто ловили майских жуков. Они были большими, мохнатыми и очень забавно скреблись лапками в набитых кусочками листьев коробках из-под спичек. Именно жук и стал ее первой добычей. В детском саду, улучив подходящий момент, она незаметно вытащила у одного мальчишки заветную коробочку. Пареньку не повезло – утром, после завтрака, он неосторожно похвастался своим жуком перед другими детьми. Крыса приняла решение моментально. Дети часто баловались на прогулках забавой, условно называемой «показать Москву». Она имела две разновидности. Первая - когда более сильный товарищ прикладывал к ладони к ушам ребенка и так тянул его вверх, поднимая в воздух. Вторая использовалась при наличии группы из семи-девяти детей. Выбранную жертву сваливал на землю первый, на второго падал третий и далее все остальные. Через несколько секунд конструкция распадалась, а у побывавшего в самом низу смешливо интересовались, видел ли он Москву. Если он отвечал, что не видел, издевательство вскоре повторялось вновь. Именно во время такого мероприятия Крыса и стащила жука. Обнаружив пропажу, мальчик немедленно побежал жаловаться воспитательнице, размазывая по чумазым щекам слезы обиды.
- У меня украли жука! Украли!
Воспитательница мальчику не поверила. Видимо ей показалось, что жук не представлял собой никакой материальной ценности, а, следовательно, никто его не стал бы красть.
В конце концов дети играли на траве, и спичечный коробок сам мог случайно выпасть.
Крыса тогда впервые ощутила удовлетворение от превосходства и безнаказанности.
… В детстве она много времени проводила дома одна, поскольку отец часто уезжал в длительные служебные командировки, а мать была врачом – педиатром с сопутствующими этой благородной профессии ночными дежурствами. В такие дни любимейшим занятием было разглядывание добытых сокровищ, которые она хранила в старой картонной коробке из-под маминых зимних сапог.
Однажды мама вернулась неожиданно раньше обычного, и ее тайна чуть было не раскрылась. Именно тогда ее посетило то чувство, которое потом много раз повторялось. Это была смесь жуткого страха, колоссального нервного напряжения и огромного желания обладания тем, что есть у другого человека, и нет у нее. Поход в магазин и покупка точно такой же вещи не приносила с собой такой гаммы чувств и ощущений… Необходимо было именно украсть.
.Когда она проходила с наворованными вещами мимо охранников в супермаркетах, ее сердце сладко замирало. Она вела охоту везде – в общественном транспорте, в ночных клубах, в кафе, на пляжах. Там, где были другие люди. Она коллекционировала зажигалки, мобильные телефоны, карманные компьютеры, ключи с забавными брелоками, темные очки, запонки, кольца и прочие мелочи, которые люди часто носят с собой или на себе. Потом она стала красть не только вещи, но и собственно людей. Для Крысы это был высший пилотаж. Любовники и мужья ее однокурсниц, коллег и даже соседок по дому неизменно пополняли собой ее коллекцию. Поскольку людей нельзя было сложить в картонную коробку, она оставляла себе от каждого по одной понравившейся ей вещи.
Но однажды случилось непредвиденное. Крыса влюбилась. Они встречались довольно часто, несколько раз в неделю. Она никак не могла выбрать. Она исследовала карманы его одежды с наслаждением, неведомым ей ранее. Тем не менее, никак не получалось остановиться на чем-то и утолить жажду. Пока однажды она не поняла простую вещь. Ей не нужны его вещи. Ей нужен он.
Она позвонила ему сама, чего никогда прежде не делала. Пригласила к себе домой, в свое логово. До того они встречались исключительно на его территории. Для Крысы это была высшая степень раскрытия себя перед другим человеком.
Когда он позвонил в дверь, а она открыла ему, он остолбенел.
На него смотрела огромная, противная серая крысиная харя.
От неожиданности он вскрикнул. На секунду зажмурив глаза, он открыл их вновь. Видение исчезло.
Он виновато улыбнулся и провел тыльной стороной ладони по ее щеке.
- Прости, дорогая, мне просто показалось.
Она рассмеялась низким, бархатным смехом, обняла его и привычно запустила руку в карман пиджака…
Кролик в твоей голове
- Когда я родилась, у меня целых три дня не было имени. Совсем никакого – меня называли просто «девочка». Потом родители решили назвать меня Алисой. До сих пор не знаю, что лучше – когда ты совсем без имени, или когда ты «Алиса». «Алиса» - для меня звучит как нечто среднее между «лиса» и «подлиза». В детстве я часто врала сверстникам, называла другие имена, иногда даже мужские. Вас наверное тоже бесит, что родители назвали Вас Сергеем. Имя «Сергей» - оно похоже на «егерь-гей».
Я смеюсь, да что там смеюсь – ржу в голос.
Он смотрит на меня непонимающе - растерянно. Еще бы. По телефону я была много более любезна.
Я оглядываю его кабинет. Для начальника отдела персонала, в общем-то, неплохо. По крайней мере, черный кожаный диван присутствует. Остальное мне не важно.
Он что-то бормочет о моем «великолепном резюме». Я усмехаюсь – на этот раз про себя. Резюме действительно прямо-таки совершенно – мечта для любого работодателя. Только вот лживо от первой до последней буквы – это единственный его недостаток.
Я опускаю взгляд под стол. Модные ботинки блестят так, что больно смотреть.
Мой тоже такие носил, пока было на что надевать. До аварии.
…Диван оказался довольно удобным. Только начальственный Сережа в первый раз кончил слишком быстро, но во второй раз был очень даже неплох…
Во второй половине дня встречаюсь с председателем местного отделения одной мелкой никому не нужной партии – видела его как-то по телевизору. Позвонила накануне, предложила встретиться по поводу «возможного сотрудничества». Наплела с три короба – что-то, а это я умею. От мужа научилась.
… Сидим в модном кофе-баре. Рассказывает что-то о неудавшемся плане создания предыдущей столь же мелкой, никому не нужной партии.
- Я должен был быть финансовым директором, - с явным сожалением в голосе произносит он. Планировали набрать не менее двадцати процентов на выборах.
Смотрю на этого лощеного красавчика и понимаю, что он просто самонадеянный болван, хоть и симпатичный. Представляю его длинные, «музыкальные» пальцы на моем теле….
- А как Вы, Алиса, относитесь к сетевому маркетингу? – голос «партстроителя» возвращает меня из мира грез на грешную землю, - не хотели бы в этой сфере посотрудничать? Мы занимаемся лекарствами, это сейчас очень выгодно….
При словосочетании «сетевой маркетинг» в памяти сразу всплыли «Гербалайф», чрезмерно сытое лицо Довганя, одно время смотревшее на жителей нашей страны с десятков видов продуктов питания, и более мелкие примеры «кидалова». Неинтересно. Пора заканчивать разговоры.
Мило улыбаюсь, говорю: «Нет, спасибо, простите, очень спешу, было приятно познакомиться» и, стараясь не идти слишком быстро, выхожу из кофейни.
На улице уже довольно темно, а воздух необычайно вкусен и свеж. Я достаю из пачки сигарету, закуриваю. Успела сделать целых три затяжки, прежде чем из кофе-бара вылетел мой спутник. Старею, черт побери...
Номер, ванна, секс. Много хуже предыдущего, но иногда хочется и такого - быстрого, грязного, животного.
Я выхожу из гостиницы, ловлю такси и еду домой. Захожу в круглосуточный супермаркет. Покупаю много сладостей, сгребаю их с полок, почти не глядя.
Он лежит в постели, делает вид, что уже спит. Я провожу рукой по его вьющимся темным волосам. Его ресницы чуть вздрагивают. Моя рука спускается на его шею, спину, потом еще ниже…
«Просыпается». Конечно, сразу же все понимает.
- Ты опять? …
- Ну, ты же знаешь, как это бывает... «Это не я - это все кролик в моей голове». Тебя цитирую, между прочим. Так ты мне говорил, совсем еще недавно. Когда я стаскивала с тебя девок….
Он кривится и прячет лицо в подушку.
- Не смотришь? Противно?
А тож. Мой размазанный чужими губами по лицу макияж говорит красноречивее любых слов.
После аварии таким послушно-сентиментальным стал. Скотина.
- Ну не грусти, мой хороший. Я тебе там сладкого принесла.
Ложусь рядом с ним и закрываю глаза. Кролик в моей голове удовлетворенно засыпает. Я ненадолго освобождаюсь от его сладкого плена.
Спокойной ночи, дорогой. До завтра.
Убить Карлсона
Даша сидела на подоконнике и смотрела на соседний дом. У нее сегодня был шестой день рожденья, а она как назло заболела ангиной. В пятиэтажной хрущевке напротив не было ничего примечательного. Кроме чердака. Потому что на чердаке жил Карлсон. Он был любимым Дашиным сказочным героем. Она твердо верила в то, что он живет на чердаке соседнего дома и еще ни разу не прилетел к ней лишь по какой-то нелепой случайности. Или потому, что она еще маленькая.
Раздался звук поворачивающегося в двери ключа. Это пришли родители – с подарком! Даша просила на день рожденья щенка или котенка. То, что она увидела, было не совсем тем, что она заказывала, но все равно вполне подходящим. Это был волнистый попугайчик в клетке. Он забавно чирикал, и в целом был очень симпатичным на вид. Она назвала его Кешей.
Даша быстро к нему привязалась. Ей нравилось ухаживать за ним, менять ему воду в клетке, сыпать корм. Когда родители были на работе, она часто разговаривала с попугаем, рассказывала о своих секретах. Выпускала его из клетки, а потом ловила старым маминым платком.
Но через полгода попугай заболел. Неделю он практически неподвижно сидел в клетке, нахохлившись. А спустя еще пару дней, Даша проснулась утром и увидела, что клетка пуста. Она сразу побежала к маме.
- Мама, где же Кеша?
Мама прятала глаза, но всеми силами пыталась «сохранить лицо».
- Детка, Кеша он.. улетел. – и показала рукой в сторону окна.
Даша посмотрела в окно, увидела крышу соседнего дома, чердак… И ее осенила догадка.
- Он улетел к Карлсону, да мам?
Мама едва сдержала вздох облегчения.
- Да, Дашенька. Кеша улетел к Карлсону.
- Но… Он вернется?
- Конечно, детка. Правда, я не знаю, как скоро это произойдет. Поэтому пока мы уберем клетку в кладовку, хорошо? А когда вернется, вытащим опять. Или мы можем подарить тебе другого попугая, а когда вернется Кеша, они будут дружить.
Даша совсем не хотела другого попугая.
- Нет, ма, мне нужен только Кеша.
- Хорошо, милая. Тогда мы просто подождем Кешу.
.. Прошло шесть месяцев, но попугай так и не вернулся. Даша сначала спрашивала маму, почему же его до сих пор нет, а потом ей надоели ее однообразные утешительные отговорки.
«А что если Карлсон не отпускает Кешу? Что если он совсем не такой хороший, как написано в книжке?» - эти вопросы без ответов терзали Дашу ежедневно.
«Я должна пойти туда и освободить его», - это решение показалось ей единственно верным.
Отпросившись у мамы погулять около дома, Даша, не мешкая пошла в соседний дом. На улице было тепло, но мама, всегда боявшаяся простуд, надела-таки на нее шапочку в виде кошачьей головы, с двумя забавными помпонами по бокам в виде ушек. Даше было жарко, но снимать шапку она не стала.
Поднявшись на последний этаж, Даша увидела, что замок на чердачном входе не закрыт. Она обрадовалась, и полезла по лестнице наверх.
На чердаке было темно и грязно. Пару раз споткнувшись, девочка конкретно измазалась. «Мама заругает», - тоскливо подумала Даша. - «Но, с другой стороны, если я вернусь с Кешей, она обрадуется и простит мне испачканную одежду». В углу кто-то лежит, поняла Даша, когда глаза немного привыкли к отсутствию освещения, и она получила возможность осмотреться.
Даша подошла поближе.
- Эй!
Существо, лежащее в углу, было одето в зелено-серые лохмотья, отозвалось смачным храпом.
Девочка немного испугалась увиденного, поэтому на всякий случай, подняла с пола первую попавшуюся палку.
- Эй! Карлсон! Я пришла за Кешей! – Даша постаралась сказать это как можно громче, в надежде, что ее все-таки услышат.
«Карлсон», которого вообще-то звали по давно потерянному паспорту Федей, а сейчас все чаще величали просто Укурком, недовольно застонал и разлепил веки.
Увиденное повергло его в шок. Перед ним стояло маленькое чумазое нечто с
рожками на голове и копьем в руках!
- Аааааа! – заголосил Укурок.
- Сгинь, сгинь нечисть поганая!
Даша от поднятого крика, разумеется, испугалась. Но, впрочем, не настолько, чтобы тут же бежать без оглядки.
- Верни Кешу! – дрожащим голоском выкрикнула она.
Укурку же послышалось «Вали на крышу». Он вскочил, и быстро полез в указанном направлении.
Даша полезла за ним. Естественно, что она оказалась на крыше значительно позднее Укурка. И не знала, что тот, будучи по пьяни не вполне адекватным, поскользнулся на сырой от прошедшего дождя поверхности крыши и не сумел удержать равновесие…
Даша стояла на крыше и по ее щекам текли слезы. «Он улетел, - думала она, - Карлсон улетел, и теперь я никогда больше не увижу Кешу».
Внизу кто-то закричал, а потом приехала «Скорая помощь». Дашу отпаивали лекарствами, плакала мама, сердился папа… А потом все стало, как прежде. Только книжку о Карлсоне ей никогда больше не читали.
Двое
Их было двое.
Первый пришел ко мне как-то с просьбой позвонить. Льняной голубоглазый мальчик, вены просвечивали сквозь тонкую, молочного цвета кожу. С ним мы часто сидели на полу, пили дешевое пиво, заедая конфетами, и смотрели мультфильмы из моего детства по DVD. Когда мы целовались, я вспоминала сливочные чупа-чупсы, которые покупала, еще учась в начальной школе, на карманные деньги. Он запомнился мне переменчивым - то ласковым, то бешеным, и в этом состояла его прелесть. У него были вечно разодранные колени, и вообще он был весь в синяках. Я мазала его йодом и зеленкой, и он становился похожим на молодого пятнистого леопарда. Ему только-только исполнилось 18 лет, он нигде не учился, и у него имелась бездна свободного времени. В последнем я ему немного завидовала.
Он часто спрашивал меня о моих делах на работе. Когда я пыталась ему что – то рассказать об экономической аналитике, прогнозировании и прочем подобном, он начинал зевать от скуки. Но если я отказывалась отвечать и давала понять, что ему это будет неинтересно, он смешно злился и размахивал руками.
- Ты думаешь, я тупой, да? Ну, скажи мне – так ты думаешь?
Он хватал со стола мои модные очки в тонкой оправе и с победоносным видом водружал их себе на нос.
- А так? Я выгляжу интеллектуальнее?
Я кусала губы, чтобы не рассмеяться.
- Да, ты чертовски мощный интеллектуал. А теперь снимай с себя все и иди в душ.
Иногда он читал мне стихи. Весьма недурные, на мой взгляд, хотя в литературе я мало что понимаю.
Однажды я оставила его в своей квартире на два часа одного – нужно было в выходной день съездить в офис по срочному делу. Пока меня не было, он развлекался надуванием мыльных пузырей. Залил пеной кучу важных документов. Я тогда орала на него полчаса. Он потом сидел на полу, шмыгал носом и сушил мои бумаги феном…
Второй - это моя первая любовь еще с первого курса института. Преподаватель философии. Благодаря ему я узнала много нового. Например, что морщины бывают красивыми. И вообще стареть, увядать можно очень привлекательно. Темные с проседью волосы, легкая грусть опыта жизни в глазах, бархатный голос, который я была готова слушать тысячелетиями… Лежать, как преданная собака у его ног и слушать, слушать, впитывать в себя все, что от него исходит…
Он редко появлялся в моей квартире. У него были жена, дети, диссертация, а вполне возможно и еще несколько таких, как я.
С ним было до одури интересно. Он знал все и мог говорить на любые темы: артхаус, глобализация, политические тенденции, литературные новинки, музыка и много чего еще.
Но иногда, когда я смотрела на него спящего, мне хотелось взять огромный кухонный нож и вскрыть его грудную клетку, чтобы посмотреть, есть ли там внутри хоть что-то живое, теплое, трепещущее…
Однажды первый случайно увидел, как второй выходил из двери моей квартиры.
- Это что твой отец? – спросил он меня потом.
- Вроде того.
Лень было врать ему, да и зачем…
Хотел дать мне пощечину, но я увернулась. Уже присутствовал навык на такие ситуации…
Я убежала от него в кухню, успела закрыть дверь. Он стучал и ругался. Потом прислонился лицом к стеклянной вставке и начал корчить страшные рожи и изображать, что он со мной сделает, если я не впущу его…. Потом мы долго сидели под кухонным столом и кормили друг друга мороженым при помощи губ…
Закончилось все резко и неожиданно. Первого забрали в армию, а второй умер от рака легких. Первый мне иногда пишет, но я ему не отвечаю.
Нас по-прежнему двое – я и мой будущий сын. Я не знаю, кто его отец, но твердо уверена, что буду сходить с ума от любви к нему в обоих случаях – и если он будет маленьким льняным голубоглазым леопардом, и если с детства станет испытывать тягу к гуманитарным наукам…
Мобильник
Макс шел по набережной вместе с дождем. Дождь явно пребывал в хорошем, ровном расположении духа – он не хлестал истерично и не капал еле-еле, а моросил ровно и как бы никуда не торопясь. Макс же, наоборот, торопился - опаздывал на важную встречу. Дорогая машина осталась ждать хозяина на стоянке - из-за пробок пришлось идти пешком. Улица была практически пуста – люди спрятались по машинам, магазинам и кафе.
За Максом увязалась лишь девочка – бродяжка лет десяти-двенадцати. Она бежала за ним и канючила.
- Дяденька, дай на хлебушек, дай, дяденька...
Макс брезгливо отнекивался.
- Отстань, нет у меня мелочи! Отцепись, не дам я ничего!
- Ну дай, дядь, кушать хочется..
- Глухая, блин? Достала, отвали!
В этот момент у Макса зазвонил сотовый телефон. В правой руке он держал зонт и поэтому попытался выудить телефон из кармана левой. Получилось это крайне неловко, мобильник выскользнул и, стукнувшись об асфальт, улетел вниз по склону к реке . Сердце у Макса неприятно екнуло. По счастью, телефон не упал в воду, а застрял в небольшой канавке, где скапливался прибрежный мусор.
Макс был в отчаянии – лезть по склону за телефоном означало перемазаться по уши, а обходить не получалось - до встречи оставалось всего ничего. Макс оглянулся по сторонам и его взгляд упал на бродяжку, которая, отстав от него метров на двадцать, стояла и пыталась раскурить подобранную почти целую сигарету. Она тоже увидела, где телефон.
- Эй, послушай! Достань мне телефон, а я тебя деньгами отблагодарю!
Девочка задумчиво сморщила равномерно испачканный чем-то носик.
- А сколько дашь?
- Ну... Пару сотен.. Нет, нет, ладно, тысяч! Две тысячи, идет?
- Ладно, дяденька.
Бродяжка легко и быстро спустилась по склону. В отличие от Макса, ей не надо было жалеть одежду.
Но, когда в ее руках оказался симпатичный небольшой аппарат, ее затерзали сомнения.
«А пошел он со своими копейками. Такая мобила не меньше десятки стоит», - подумала она.
- Жадность фраера сгубила, дяденька! – бродяжка улыбнулась почти беззубым ртом и резво побежала по набережной, унося Максов навороченный мобильник.
Вслед ей несся четырехэтажный мат, но это досадное обстоятельство, разумеется, не могло омрачить ее радости. Наташа – так ее звали, уже на бегу прикидывала, куда она сможет потратить столько бабла. «Накуплю жратвы, шмоток, косметики»…
Макс пришел на встречу расстроенным и несобранным. Телефона было жалко – купил его совсем не давно и даже насладиться толком не успел….
Следующим утром Макса разбудил ранний звонок. Он с трудом разлепил веки и потянулся за трубкой.
- Кто там?
- Леснов Максим Валерьевич?
- Да...
- Старший лейтенант Тесаков. Сегодня был обнаружен труп девочки примерно 12 лет. Рядом с трупом обнаружен Ваш мобильный телефон. Вам придется сегодня приехать к нам в отделение по адресу Петровского 9 и дать показания...
Макс нашел на прикроватном столике ручку и записал адрес в блокнот.
- А телефон, лейтенант? Вы вернете мне телефон?
Но в трубке уже шли частые гудки.
Подарок
Я не люблю разговоры о работе. Она и так съедает у меня слишком много времени от жизни. Поэтому с друзьями и даже просто знакомыми эту тему я стараюсь всегда душить в зародыше. Не получается это только с одним человеком...
Арчи (дружеское производное от Артема) 27 лет, и он не то что бы «не работал ни дня в своей жизни»... Человек скорее не трудился более нескольких дней на одном месте. Обычно, его если куда-то и брали, то выставляли обратно в неопределенность в течение 48 часов. Этому на первый взгляд не было очевидных объяснений. Мой знакомый не употреблял алкоголь и не курил, не ругался матом, говорил и выражался всегда крайне интеллигентно – для работников неквалифицированных видов деятельности это, казалось бы, очевидный плюс. Однако для его нанимателей сие всегда выглядело крайне подозрительно. Оказалось, что людей с каким-либо очевидным недостатком – той же привычкой «заложить за воротник», берут на работу охотнее, чем тех, кто с виду кажется почти ангелом. Его не понимали и отчасти боялись. Представить себе, что нормальный человек может быть безработным всю свою сознательную жизнь и при этом не глушить водку их внутренняя матрица отказывалась.
Для мало-мальски серьезных должностей Арчи не подходил в силу своей чрезмерно тонкой (практически прозрачной) душевной организации. Он очень обижался на любые замечания и всячески сопротивлялся даже крайне деликатным попыткам поставить его в общий строй. Плюс у него патологически отсутствовала внутренняя дисциплина. В современном корпоративном мире с такими характеристиками можно смело намыливать веревку или, для эстетов, – делать харакири.
Большая страсть в жизни Арчи была только одна – слабый пол. Хроническое отсутствие денег плюс высшее филологическое образование в сумме выдали почти стопроцентного романтика – как его обычно представляют в книгах. В придачу к стихам и цитатам философов Арчи еще и хорошо играл на гитаре. В летнее время такой комплект знаний и умений обеспечивал его женским вниманием даже через край. Зимой Арчи грустил – желающих слушать лучшие вирши из Серебряного века на двадцатиградусном морозе находилось немного и даже те, кто решались на подобные эксперименты после почему-то переставали отвечать на его звонки.
Сегодня на дворе март и Арчи явно в предвкушении нового сезона охоты. Надежда найти какие-то заработки уже почти угасла – на прошлой неделе он даже ходил на собеседование в Макдональдс, как обычно ни ответа, ни привета.
- Я уже замучился искать работу – вздыхает мой собеседник, потягивая апельсиновый сок, за который платить, конечно же, придется мне.
- А ты не ищи. Твоя работа – давать людям возможность почувствовать себя на коне, даже если на самом деле ситуация больше похожа на «под конем». Уж извини за прямоту, но это все, что ты можешь дать людям, осталось только в голове переформатироваться из романтика в альфонса. Ну, для женщин еще может быть терапевтический дружеский секс.
Арчи округляет глаза.
- Я не смогу это делать за деньги, ты что. У меня банально не встанет.
- Да расслабься, я пошутила. Ты гитару взял, что-то не вижу ее?
- Конечно, вот она, под столом лежит.
- Отлично. Короче тема такая – сейчас мы поедем на день рождения к одному нужному человеку. Для меня нужному. Ты будешь вроде как подарок. Он авторскую песню очень любит, и твой фирменный Серебряный век тоже. Короче, будешь вести в меру интеллектуальные светские беседы и петь. Денег я тебе подкину за это, само собой.
Арчи сосредоточенно рассматривает кончики собственных ногтей.
- Вообще-то это не совсем для меня...
- В твоем положении советую выкинуть эту фразу из лексикона, Арч. Впрочем, как знаешь. Если тебе деньги не нужны...
Я допиваю свой эспрессо, кладу на стол несколько купюр и иду в сторону гардероба.
Арчи немного медлит, но потом как всегда с обиженным видом идет за мною следом.
- Да, - оборачиваюсь я к нему, - придется тебя обвязать ленточкой. Подарок, так подарок, - мне смешно и одновременно противно-грустно.
В отличие от Арчи я сегодня обязательно напьюсь.
Перерыв
Вадим сидел за столиком уличного кафе на набережной Волги и курил уже третью сигарету. Обычно в обеденный перерыв он просто доходил до ближайшего магазина и покупал там какой-нибудь недорогой салат и сок в пакете, но сегодня захотелось освежить голову и хоть немного побыть на воздухе. И уж совсем не улыбалось в данный момент выслушивать сплетни и подробности из жизней коллег (коллектив в организации был в основном женским). Впрочем, некоторым из его сослуживцев и вовсе нечем было делиться с окружающими, кроме традиционного для начала рабочей недели запаха перегара.
Он смотрел на воду и прокручивал в голове события последних месяцев. Слишком много всего навалилось, сплелось в паутину и опутывало все сильнее. На душе было серо.
Вадим решил взять пива. Денег оставалось немного, поэтому он решил не тратиться в кафе, а просто дошел до ближайшего минимаркета. Затем вернулся на набережную и прислонился к парапету.
Пиво было что надо. Стекло бутылки приятно холодило пальцы, а ее содержимое - горло.
Он посмотрел на часы. До конца перерыва оставалось еще двадцать минут. Целая вечность для человека, который находится в состоянии сильного разлада как с внутренним, так и с внешним миром.
Взгляд его блуждал рассеянно и ни на чем не останавливался, пока он не заметил рядом с набережной собаку. Она лежала в несколько странной позе и совершенно не двигалась. Вадиму даже показалось, что собака мертва.
Он животных обожал с детства, но почему-то все его любимцы жили так недолго, что после пятой или шестой смерти Вадим решил не заводить их больше. Слишком больно было потом с ними расставаться.
Особенно Вадим переживал, когда в детстве его любимого щенка Дика переехал мотоциклом сосед. Дик не умер сразу, он жил еще пару часов, даже пил молоко… А утром дедушка сказал, что Дика он уже закопал. Вадим не смог даже попрощаться со щенком, к которому успел сильно привязаться. Он ведь сам его выбирал, сам нес через всю деревню домой, в самый первый день летних каникул, когда приехал из города…Обида было невыносимой. После три дня ни с кем не разговаривал. Сильно хотелось отомстить всему миру, особенно соседу с его поганым мотоциклом… С каким наслаждением Вадим проехался бы в тот момент по огромному пивному брюху сего господина, это никакими словами не передать. Нет, не на мотоцикле, желательно на тракторе и чтобы каждым колесом по очереди.
Вадим с усилием отогнал грустные воспоминания, но продолжал смотреть в сторону собаки. В следующий момент она наконец-то пошевелилась – легонько встряхнула ухом и повернув голову, посмотрела на Вадима. Умным и даже немного ободряющим взглядом. Мол, чего ты парень, расклеился. Держись.
Вадим рассмеялся так легко и свободно, что сам себе удивился. Он выгреб из кармана остатки денег и решил вернуться в киоск, чтобы купить что-нибудь для собаки. Перерыв уже закончился, но ему было все равно.
