№7/3, 2010 - Проза

Хаим Соколин
Тетрадка , найденная в архиве

Володе Соколову


Старший лейтенант госбезопасности Зарубаев устал. И не просто устал, а был на грани физического и нервного истощения. Ни один нормальный человек не может выдержать такую нагрузку. Неужели начальство этого не понимает? Раньше они работали втроём и у каждого были определённые дневные, вечерние или ночные часы в зависимости от графика. Подразделение их было образцовое, дружное, все хорошо ладили между собой, и если надо было кого - то подменить по семейным или личным обстоятельствам, то проблем не возникало. Зарубаев обычно подстраивал свои рабочие часы под жёсткое расписание рыжей Клавки, буфетчицы спецстоловой для высшего комсостава. И коллеги относились к этому с пониманием.

Всё пошло наперекос три месяца назад, когда Ершова разоблачили как врага народа. Они остались вдвоём и нагрузка сразу увеличилась. Личный состав сократился на треть, а план не изменился. Часы работы удлинились, день перепутался с ночью. Появились признаки бессоницы, с аппетитом стало не всё в порядке. Но Зарубаев держался. Он понимал, что дело это временное, скоро должны кого-то прислать вместо Ершова. Однако проходили дни и недели, а замены не было. Потом арестовали майора Шпигельгласа, который обещал им подыскать человека на место Ершова, и начальником прислали капитана Ягоду из Калинковичей. Доукомплектование подразделения снова отложили. Новому начальнику требовалось время, чтобы разобраться с кадрами. Так они и продолжали работать вдвоём, Зарубаев и Куценко, ожидая пока Ягода войдёт в курс дела и подберёт кандидатуру. И вдруг - новая неприятность. Две недели назад, как раз в день рождения Ленина, арестовали Куценко. Зарубаев теперь был один, а объём работы не уменьшился.

На следующее утро после ареста Куценко капитан Ягода заглянул в его комнату. Шёл допрос какого-то патлатого профессора - востоковеда, проходившего по делу о шпионаже в пользу Японии. Оба они, Зарубаев и профессор, были измотаны бессонной ночью, а Зарубаев ещё работал и накануне вечером. Поэтому голова разламывалась и мысли путались. Он тупо уставился на капитана и даже забыл встать и отрапортовать. Но тот сделал вид, что не заметил. "Отошли его на хер", - сказал Ягода. Зарубаев вызвал конвоира, и профессора увели.
- Коля, - по отечески ласково сказал начальник, - понимаю, как тебе трудно. Скажи спасибо этим сукам - Куценко и как его там, первого?
- Ершов, - подсказал Зарубаев.
- Да, Ершов. Если бы не их двурушничество, работал бы ты сейчас нормально, как все люди. И время было бы для личной жизни. Это они тебя подвели, падлы. Ты же знаешь, какие теперь проблемы с кадрами. Я ищу тебе подмогу, ищу. Я помню о тебе, старший лейтенант. Но и на тебя рассчитываю. Начинаем большое дело. И учитывая твой опыт и знания, тебе в нём отводится не последняя роль. - Ягода понизил голос и выдохнул: - Покушение на Хозяина.
- В каком смысле? - сонно спросил Зарубаев и зевнул.
- Ну ты, старлей, даёшь. В каком смысле бывает покушение? В прямом и только в прямом. Без вариантов.
- Это я понимаю. Я имею в виду - на какой стадии? Есть стадия заговора, стадия подготовки, выбора средств, стадия террористического акта. Я спросил в смысле - какую стадию будем разрабатывать? - Зарубаев старался быть обстоятельным и соответствовать новому заданию, но сонливость скрыть не удавалось.
Ягода пристально посмотрел на него и решил свернуть разговор.
- Теории в тебе много, Зарубаев. В нашем деле это только мешает. Стадия у нас одна, она же первая, она и последняя, - заговор. Если допустить до других стадий, то нас всех надо расстрелять на хер. Понял, старлей? Подробности узнаешь потом, а пока скажу, что подследственная группа сложная и многонациональная. Есть русские, немцы, евреи, армяне и даже один грузин. Ну всё, иди отсыпайся. Чтоб через два дня был как огурчик.


* * *

Зарубаев ловил себя на мысли, что перестаёт понимать происходящее. Он уже не различал лиц допрашиваемых, они все сливались в его сознании в какую-то лишённую индивидуальности безликую маску, на которой выделялись одинаковые глаза, нос, рот. Пытаться установить принадлежность этих деталей тому или иному подследственному было невозможно. Поэтому, когда вводили нового арестованного, он даже не отрывал голову от бумаг, бегло просматривая личные данные и состав преступления. Фамилии обычно пропускал, на первом этапе они не требовались. Необходимость задавать обязательные формальные вопросы - место и год рождения, семейное положение, образование и т. п. - раздражала его. Всё это было в следственном деле. Знал арестованный и то, в чём его обвиняют. Поэтому, чтобы справиться с огромным объёмом работы, рассчитанной на троих, Зарубаев сводил формальности к минимуму и сразу переходил к главному. Его первый вопрос был как удар хлыстом: "Признаёте себя виновным?" Дальше шли в ход хорошо отработанные разнообразные методы, пока человек не ломался и не подписывал. После этого можно было заниматься такими подробностями как родственники, дружеские связи, знакомства и другими деталями, которые вели к оформлению новых дел.

...Дверь открылась и конвоир ввёл очередного арестованного. Зарубаев по обыкновению, не поднимая головы, просматривал его следственное дело. Минуты через три, не глядя на стоявшего перед ним человека, он выпалил будто ударил наотмашь: "Признаёте себя виновным?"

- Что именно я должен признать? - спросил человек с мягким грузинским акцентом.

- Участие в заговоре с целью покушения на товарища Сталина, - Зарубаев говорил намеренно хриплым угрожающим голосом.

- Я сам товарищ Сталин, - подчёркнуто спокойно сказал человек.

За годы работы в органах Зарубаеву приходилось иметь дело с разными типами людей и разными характерами. Попадались среди них и шутники, хотя обстановка допроса вроде бы к шуткам не располагала. Но характер есть характер, человек с ним рождается и умирает. Недаром в народе говорят: "Ради красного словца не пожалеет и отца". Иногда желание остроумничать сильнее даже инстинкта самосохранения и человек шутит себе во вред. Поэтому Зарубаев имел правило на шутки не реагировать, а настырных юмористов обрезать сразу. Услышав дурацкую шутку арестованного, он открыл рот, чтобы произнести заранее приготовленную для таких случаев фразу, и в этот момент непроизвольно поднял глаза. Рот его так и остался открытым, а слова застряли где-то в горле. Зарубаев вообще забыл все слова. Перед ним стоял Вождь и Учитель. Хорошо знакомый полувоенный френч, брюки заправлены в мягкие кавказские сапоги. Левая рука полусогнута, в правой - трубка. Густые усы, низкий лоб, пронизывающий взгляд маленьких желтоватых глаз. Немного не такой как на портретах, но в то же время более похожий на самого себя. Зарубаева поразил малый рост вождя. Он и сам был невысоким, отчего много страдал в юности, но чтобы товарищ Сталин оказался таким низкорослым, чуть выше наркома Ежова... Этого Зарубаев не ожидал. И ещё - рябое лицо. Лицо Сталина было изрыто безобразными оспинами. В это было совсем трудно поверить.

Зарубаев вскочил и замер по стойке "смирно". Но прошло ещё несколько долгих минут пока способность говорить начала возвращаться к нему. К ужасу своему он обнаружил, что помнит только слово "товарищ". С него и попытался начать. Однако получилось что-то совершенно нелепое и нечленораздельное: "Т-т-т-то-то-то...", как дробь дятла. Дальше дело не пошло.

- Вам надо успокоиться, молодой человек. Выпейте воды, - Сталин налил ему в стакан из графина, стоявшего на столе.

Зарубаев принял стакан, но рука дрожала и вода выплёскивалась. Он обхватил его двумя ладонями, поднёс ко рту и услышал противный стук зубов о стекло. С трудом влил в рот немного жидкости. "С-с-с- сп- спо-..." - попытался он поблагодарить.

- Я понял. Вы хотите сказать спасибо товарищу Сталину.

Зарубаев усиленно закивал. Слова всё ещё не сходили с языка.

- Садитесь, молодой человек. И давайте побеседуем. Расскажите о своей деятельности, чем вы занимаетесь, довольны ли результатами, какие планы на будущее. Товарищу Сталину всё интересно. Товарищ Сталин вникает в каждую подробность жизни людей. Такая у него работа.

Сталин вынул спички, разжёг трубку и сделал несколько затяжек. Потом начал ходить по комнате мягкими неслышными шагами. Зарубаев молчал. Ему казалось, что он сходит с ума. Поверить во всё это было невозможно. Но с другой стороны - как же не верить собственным глазам?

- Как вас зовут, молодой человек? - спросил Сталин.

Услышав вопрос, заданный добрым, почти отеческим голосом, Зарубаев вдруг вспомнил своё имя. Это обрадовало его.

- Зарубаев. Николай Зарубаев, т -т - т - то - то -то...

- Достаточно, товарищ Зарубаев. Говорите только то, что можете. Трудные слова пока не надо. Будем учиться говорить заново. Учиться никогда не поздно,- Сталин улыбнулся. - Я думаю это у вас оттого, что вы не ожидали увидеть товарища Сталина у себя на работе. Когда человек чего-то не ожидает, а это происходит, он теряется. Закон психологии. А сейчас хочу спросить вас вот о чём. Что вы думаете о таком реакционно-идеалистическом направлении в биологии, как вейсманизм-менделизм-морганизм?

Зарубаев попытался что-то сказать, но получилось невразумительно.

- Понимаю, товарищ Зарубаев. Вам ещё трудно. Вы пока послушайте, а когда сможете говорить выскажете своё мнение. На первый взгляд кажется, что эта биологическая проблема не имеет отношения к вашей работе. Но это только на первый взгляд. Вы работаете с живыми людьми и должны ясно понимать, почему они становятся теми или иными, хорошими или плохими, честными партийцами или политическими двурушниками. Буржуазная наука утверждает, что такими их делает генетика или, говоря проще, родители. Если родители плохие, то и дети такие же. Мы, большевики, с этим в корне не согласны. Во-первых, дети не отвечают за родителей. Это надо твёрдо помнить. А во-вторых, мы на практике доказали, что если родители плохие и не могут дать детям правильное воспитание, то общество может заменить таких родителей. Среда, пример окружающих, героизм наших будней - вот что формирует человека. Когда нам приходится ликвидировать врагов народа, то их маленьких детей мы отправляем в специальные заведения, из которых они выходят полезными членами общества и не несут на себе груз преступлений отца или матери. Они даже не помнят, кто были их родители и как их звали. В этом заключается высшее проявление большевистского гуманизма. Вы согласны, товарищ Зарубаев? Если трудно говорить, то кивните или отрицательно помотайте головой.

Зарубаев энергично кивнул.

- Очень хорошо. Я рад, что у нас с вами одинаковое понимание вопроса. Но такое гуманное отношение возможно только до определённого возраста, когда дети могут забыть родителей без тяжёлой душевной травмы. А как быть с теми, у кого в памяти уже отпечатался образ отца или матери? Некоторые горячие головы считают, что их надо судить по тем же статьям, что и родителей, уже с 11 лет и выносить такие же приговоры, включая высшую меру. В то же время отдельные добренькие товарищи предлагают делать это с 13 лет. Я убеждён, что и то и другое - зто вредные и опасные крайности. С одной стороны, расстреливать в 11 лет жестоко и недостойно большевиков - ленинцев. Но с другой стороны, в возрасте 13 лет это может быть слишком поздно. Диалектика учит, что истина лежит посредине. У вас есть дети, товарищ Зарубаев?

Зарубаев энергично помотал головой.

- Очень хорошо. Значит вы можете судить о проблеме с холодной головой и горячим сердцем, без ненужных эмоций личного характера. Как вы смотрите на то, чтобы применять высшую меру только с 12 лет? Нет ребёнка, нет проблемы.

Зарубаев не знал, что делать - кивать или мотать головой. Ему, конечно, было известно о законе, принятом 7 апреля 1935 года о применении смертной казни, начиная с 12-летнего возраста. Но пока он действовал только в периферийных областях. Особенно преуспел в этом начальник управления НКВД в Ленинск - Кузнецке, Кемеровской области, капитан Луньков, чей опыт обсуждался на партактиве неделю назад (Исторический факт. Фамилия Луньков – подлинная. См. А.Орлов-Фельдбин “Тайная история сталинских преступлений”). И всё же вопрос застал его врасплох. Поэтому вместо прямого ответа он неопределённо пожал плечами. Сталину это не понравилось.

- Что означает такая нерешительность, товарищ Зарубаев? Напомню вам очень правильные слова товарища Ежова: "Чекисты - это чернорабочие революции. Они не боятся испачкаться". Назовите возраст, который вы считаете подходящим. Можете сделать это с помощью пальцев. С товарищем Сталиным не надо хитрить.

Зарубаев показал десять пальцев на двух руках, а потом ещё два.

- Ну вот, мы и договорились. А я уже было подумал, что вы тоже двурушник. - Сталин тихо засмеялся и добавил: - Я, конечно, имею в виду не то, что вы показали цифру двумя руками.

Зарубаев отреагировал на шутку широкой радостной улыбкой. "Великий человек,- подумал он. - Было бы счастьем встретить его в другое время и в другом месте. Но как он здесь оказался?" Сталин будто прочитал его мысли.

- Вас, наверное, интересует, товарищ Зарубаев, как я здесь оказался. Меня арестовали по ошибке. Пришли за соседом, товарищем Молотовым, а попали в мою квартиру. Но я не переживаю. Товарищ Ежов разберётся. Кое-кого, конечно, накажем.

Последние слова подействовали на Зарубаева как удар током. Он вдруг обрёл дар речи. Сработал инстинкт опасности.

- Товарищ Сталин, поверьте, я к этому непричастен. Слово чекиста. Моё дело только беседовать с арестованными, выяснять некоторые факты биографии.

- Верю, товарищ Зарубаев. Охотно верю. Вы только маленький винтик в большом и сложном механизме классовой борьбы. Конечно, иногда и винтик ломается или ржавеет. Тогда мы его заменяем.

Маленькие желтоватые глаза Сталина сузились и на мгновение утратили доброе отеческое выражение. Зарубаев это заметил. Он почувствовал, как по спине побежали струйки холодного пота. Почему-то вдруг вспомнилась Клавка, её мягкое отзывчивое тело, длинные рыжие волосы, в которые он любил запускать пальцы. Увидит ли он её снова? Сейчас полночь. Ему бы лежать с ней в тёплой постели, а вместо этого... И всё из-за этих двух сук, Ершова и Куценко, которых он считал преданными чекистами. Недаром нарком Ежов сказал недавно на партактиве: "Неважно, как человек жил. Важно, как он умер". Умные люди всё-таки возглавляют органы... Мысли о Клавке были прерваны неожиданным телефонным звонком. Зарубаев вздрогнул и вопросительно посмотрел на Сталина.

- Возьмите трубку, товарищ Зарубаев. Не бойтесь. И если дело не срочное, то попросите подождать. Скажите, что беседуете с товарищем Сталиным.

- Как дела, старлей? - послышался хриплый голос Ягоды. - Продвигаешься?

- Товарищ капитан, я сейчас занят. Беседую с товарищем Сталиным. Так что, если можно, позвоните попозже.

На другом конце линии повисла тишина, а потом вдруг раздался дикий хохот, перемежаемый отборным матом. Это продолжалось минуты две, порой хохот напоминал истерические рыдания. Наконец, Ягода стал успокаиваться.

- Старлей, бля, ты о системе Станиславского слышал? Ты в какой образ вошёл? - спросил он, с трудом подавляя последние спазмы. - Тебе пора или на сцену, или в психушку. Ты что несёшь, Коля? - Капитан вдруг рассвирепел. - Какой на хер товарищ Сталин? Ты помнишь, какое у тебя задание?

- Дайте мне трубку, - попросил Сталин, увидев выражение замешательства и испуга на лице Зарубаева. - Как зовут товарища?

- Ягода. Капитан Ягода, - тихо сказал Зарубаев.

- Здравствуйте, товарищ Ягода. С вами говорит товарищ Сталин. Мы тут беседуем с товарищем Зарубаевым. Так что, если у вас к нему дело не очень срочное, то будет хорошо, если вы перезвоните часика через два. А если что-то неотложное, то можете к нам присоединиться. Как говорится, одна голова хороша, а две лучше. Может и голова товарища Сталина будет полезной.

- Я присоединюсь. Обязательно присоединюсь, - угрожающе прорычал Ягода. - А ты, падла, отдай трубку следователю. Не лезь в наши дела.

Сталин протянул трубку Зарубаеву. "Не очень умный человек товарищ Ягода. И плохо воспитан. Я думаю его настоящая фамилия Ягуда, а точнее Иегуда. Типичный буржуазный националист и политический двурушник", - сказал он и глаза его недобро сузились. Следователю стало ясно, что дни капитана сочтены.

- Старлей, как у тебя этот псих оказался?

- Его арестовали по ошибке, товарищ капитан. Пришли за соседом, а попали в его квартиру.

- Понятно. Эти штучки мы проходили. Но ты-то, бля, ещё не спятил. Ты-то почему заговариваешься? Ну, ладно. Я сейчас приду. Вот допью чай и приду (Зарубаев понял, что капитан заканчивает бутылку). Разберусь. А ты пока его близко не подпускай. Он тебе ухо откусит. Слушай, старлей, а может сразу санитаров вызвать?

- Нет, нет, товарищ капитан. Этого не надо, - испуганно прошептал Зарубаев и неожиданно для самого себя добавил: - если винтик ломается, его заменяют.

- Хорошая мысль. Соображаешь. Мы его заменим. Жаль, что грузин у нас был только один предусмотрен. Придётся теперь другого искать. Я предупреждал наркома, что с нацменами всегда проблемы. С ними без дублёров нельзя. Будь осторожней, Коля. Тяни время и жди меня. И ещё вот что - шпалер сними с предохранителя, на всякий случай.

Сумасшедших Ягода побаивался ещё с того времени, когда работал заведующим аптечным складом в психиатрической больнице (Настоящий Генрих Ягода до революции был учеником аптекаря). Они пугали его своей непредсказуемостью. Он появился через полчаса. Остановился в дверях и обвёл комнату мутным взглядом.

- Кто здесь Сталин? - прохрипел он и расстегнул кобуру. - Ты, падла? Ты товарищ Сталин?

Он схватил Сталина за грудки и дыхнул ему в лицо густым перегаром. Сталин отшатнулся и зажал нос. Но самообладания не потерял.

- Товарищ Зарубаев, - властно произнёс он, - приказываю вам разоружить и арестовать политического двурушника.

От такой наглости Ягода на миг опешил. К тому же его сбили с толку какие-то смутно знакомые интонации в голосе психа, пробившиеся сквозь туман в голове. Зарубаев воспользовался замешательством капитана, подбежал к нему, выхватил из кобуры револьвер и приказал встать лицом к стене, руки за спину. Затем вынул из ящика стола наручники и защёлкнул на запястьях. Ягода ничего не понимал, но, как это всегда бывает в минуту опасности, трезвел на глазах. Хмельной туман быстро выветривался, и он попытался оценить обстановку. Первое, что сделал - стал внимательно разглядывать грузина. Что-то общее с вождём вроде бы было. Но чем пристальнее всматривался, тем больше находил отличий от хорошо знакомого образа. Наконец, он решил, что готов для контрудара.

- Старший лейтенант Зарубаев, - начал капитан почти трезвым голосом, - я понимаю, что ваша служебная нагрузка за последние дни была на пределе человеческих возможностей. Мы все работаем не щадя сил, выполняя указание вождя об усилении классовой борьбы. При такой нагрузке даже опытный чекист вашего уровня может утратить чувство реальности. Это не вина, а наша общая беда. Но возьмите себя в руки, старлей. Откройте глаза. Посмотрите внимательно на арестованного и вспомните портреты товарища Сталина. Разве у него рябое лицо? Разве на светлом чистом лице вождя есть хотя бы одна оспина? А левая рука? У арестованного она согнута в локте и, видимо, искалечена. У товарища Сталина нет такого изъяна. Вспомните картину "Сталин и Ворошилов в Кремле". Какие сильные прямые руки у товарища Сталина! А рост? Вы что считаете, что товарищ Сталин может быть коротышкой? У него рост не меньше моего, а во мне метр восемьдесят.

Сталин слушал, раскуривая трубку и не скрывая презрительно-насмешливого выражения на спокойном лице. Глаза его стали совсем узкими.

- Скажите, товарищ Ягода, как часто вы встречались с товарищем Сталиным и когда видели его последний раз? - спросил он с сарказмом.

- Не слушай его, старлей. Он не псих, он опаснее. Он самозванец, диверсант. Неужели ты не видишь, что усы приклеены, а на голове парик.

Сталин тихо рассмеялся и выпустил струйку дыма. Но слова Ягоды сделали своё дело. Они зародили сомнения в душе следователя. Он вспомнил, что и сам был удивлён малым ростом этого человека и неприятным рябым лицом. Это как-то не вязалось с привычным обликом вождя. Да и о согнутой левой руке ему не приходилось слышать. Если вождь был ранен, то зачем это скрывать? Боевое ранение только украшает полководца. Зарубаев в замешательстве переводил взгляд с капитана на арестованного и обратно. Ягода это заметил и не стал терять время.

- Старший лейтенант Зарубаев, приказываю сорвать с арестованного фальшивые усы.

- Есть сорвать усы, - отчеканил следователь. Приказ, отданный твёрдым и решительным голосом, положил конец его колебаниям.

Сталин сделал было попытку защититься, но силы были неравные. Зарубаев ухватил концы усов обеими руками и резко дёрнул их сначала вниз, а потом вверх. Сталин вскрикнул от боли, но усы остались на месте. Следователь с удивлением отметил, что кричал он почему-то по-женски, хотя разговаривал до этого нормальным мужским голосом с грузинским акцентом, а усы наощупь оказались короткими, курчавыми и влажными. "Чертовщина какая-то" - подумал Зарубаев и вопросительно посмотрел на капитана. Но тот не обратил внимание на голос, он был озабочен только усами.

- Спецклей, - объяснил Ягода, - изготовлен иностранной разведкой по особой технологии. Надо отпаривать. Ладно, хрен с ними с усами. Сними с него парик. Он не приклеен.

Зарубаев вцепился арестованному в волосы и потянул их вверх. Но парик не поддавался. Тогда он намотал волосы на обе руки и несколько раз рванул изо всех сил. Арестованный завопил от боли и ловко сделал ему подножку. Они оба упали и начали кататься по полу, выкрикивая нечленораздельные слова. Вдруг лже-Сталин назвал его по имени и снова закричал женским голосом. В тот же момент что-то тяжёлое ударило Зарубаева по голове, а по лицу потекла противная жидкая грязь. Удар был таким сильным, что он потерял сознание.

...Очнувшись на короткое мгновение, Зарубаев увидел, что лежит на полу. Сталина и Ягоды в комнате нет. Рядом валяется разбитый цветочный горшок, а на руках у него намотаны два больших клока рыжих волос. Последнее, что он услышал, снова теряя сознание, был рыдающий голос Клавки: "Алё, скорая. Дышит, но без сознания. Нет, не пьяный. Сильное переутомление. Во сне всю ночь разговаривал с товарищем Сталиным. Вход со двора. Этаж пятый. Лифта нет". Зарубаев повернул голову на голос и с удивлением увидел, что голая плачущая Клавка сидит на корточках, прикрывая одной рукой затылок, а другой - что-то внизу живота, между ног. Больше он ничего не помнил...


* * *

Выйдя из больницы, Зарубаев подал рапорт лично наркому Ежову, в котором обвинил капитана Ягоду в клеветнических высказываниях, порочащих товарища Сталина, а также в получении от него приказа арестовать вождя и отпарить его усы. Поскольку обвинение не было подтверждено вескими доказательствами, руководство ограничилось увольнением Ягоды из органов.

Зарубаева поместили в психиатрическую больницу закрытого типа, где он находился до 1956 года. Умер в доме престарелых в подмосковном Егорьевске в 1977 году.

Ягода после увольнения спился, в пьяном виде упал с железнодорожной платформы на станции Валентиновка и был сбит электричкой. Точный год его смерти неизвестен. По одним данным это произошло в 1939, по другим - в 1941 году.

Клавка вышла замуж за шеф-повара спецстоловой, а после его расстрела в 1940 году уехала с двумя детьми к родителям в Саратовскую область. Волосяной покров на её затылке восстановился лишь частично. После той кошмарной ночи у неё появился странный и очень устойчивый рефлекс - как только кто-нибудь произносил при ней слова "товарищ Сталин", она тут же прикрывала руками затылок и лобок. На людей это производило нехорошее впечатление и вызывало подозрения политического характера. Больше всего её беспокоило, что рефлекс может перейти к детям. И она даже обращалась по этому вопросу к известному специалисту профессору Изаксону. Профессор, узнав об обстоятельствах возникновения рефлекса, успокоил её. Затем улыбнулся и добавил: "Кроме того, уважаемая Клавдия, когда ваши дети станут взрослыми, товарища Сталина уже не будет". Но в тот же вечер он прибежал в сильном волнении к ней домой и умолял забыть его слова.

Ершов и Куценко были обвинены в попытке опрыскать ядом стены кабинета наркома Ежова, чтобы умертвить его. Расстреляны одновременно в 1937 году.

Шпигельглас был обвинён в троцкизме и расстрелян в 1938 году. Перед расстрелом воскликнул: "Шма, Исраэль!"

Ежов был обвинён в заговоре с целью свержения советского правительства и расстрелян в феврале 1940 года. Перед расстрелом, как сообщает П. Судоплатов в книге "Разведка и Кремль", исполнил "Интернационал".

Товарищ Сталин умер 5 марта 1953 года, как полагают не без помощи верных соратников. Сначала, пребывая в состоянии глубокой скорби, они положили его в стеклянном гробу рядом с учителем В.И.Ульяновым, чтобы в трудные минуты общаться с обоими. Но когда неожиданно узнали о страшных преступлениях, которые он совершал в тайне от них, зарыли тело позади усыпальницы основателя государства. Могилку вождя со скромным бюстом из серого гранита ещё и сегодня можно видеть на небольшом кладбище между этим странным языческим сооружением и Кремлёвской стеной. Незадолго до своей кончины Зарубаев, повинуясь какому-то необъяснимому влечению, приезжал сюда. Постоял, потрогал каменные усы, и вспомнились ему слова из повести "Станционный смотритель", прочитанной когда-то в школе: "Отроду не видал я такого печального кладбища". Поездка обошлась в 31 рубль 50 копеек. Да ещё 5 рублей дал он часовому при усыпальнице. Но, возвращаясь обратно в Егорьевск, не жалел Зарубаев, как и рассказчик повести И.П.Белкин, ни о поездке, ни о деньгах, им потраченных.

Уже потом, долгими бессонными ночами пытался он разобраться в причинах столь сильного влечения к могиле товарища Сталина. И понял, что вся его жизнь прошла под знаком того незабываемого душевного разговора, когда вождь ласково назвал его винтиком. Памятная встреча с ним стала вехой в судьбе Зарубаева. Она разделила жизнь на две неравные части - до и после неё. Всё, что сказал тогда товарищ Сталин, он записал в тетрадку. Фигурируют в ней и другие герои нашего рассказа - Ершов, Куценко, Шпигельглас и Ягода. Каждому досталось по заслугам, особенно Ягоде, которому автор записок так и не простил историю с усами и шевелюрой вождя. Что касается Клавки, то о ней там нет ни слова, если не считать упоминания о прозрачном пластиковом пакетике с рыжими волосами, который однажды лечащий врач показал ему и спросил - знает ли он, чьи это волосы? Зарубаев ответил, что не знает.

Уцелела тетрадка случайно, благодаря тому, что была подшита к истории болезни. При выписке из больницы Зарубаеву удалось изъять её и спрятать под рубашкой. Она стала его бесценной реликвией, единственным материальным свидетельством встречи с Вождём. После смерти Зарубаева тетрадка была передана в архив егорьевского собеса, где её обнаружил мой дальний родственник, работавший внештатным корреспондентом газеты "Егорьевский гудок". В конце минувшего столетия, будучи тяжело больным и не надеясь на выздоровление, он переслал её мне и просил опубликовать в пятидесятую годовщину смерти товарища Сталина. Я рад, что могу, наконец, выполнить волю этого достойного скромного человека, с которым меня связывала не только общая фамилия...


5 марта, 2003 г.
Егорьевск - Иерусалим



http://berkovich-zametki.com/

>>> все oб авторе здесь!






О НАШИХ БУМАЖНЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие издания наших авторов вы можете заказать в пункте меню Бумажные книги

О НАШИХ ЭЛЕКТРОННЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие электронные издания
наших авторов вы можете бесплатно скачать в пункте меню «Эл.книги»

Наши партнеры:



      localRu - Новости израильских городов. Интервью с интересными людьми, политика, образование и культура, туризм. Израильская история человечества. Доска объявлений, досуг, гор. справка, адреса, телефоны. печатные издания, газеты.

     

      ѕоэтический альманах Ђ45-¤ параллельї

      

Hаши баннеры

Hаши друзья
Русские линки Германии Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки. каталог сайтов на русском языке из Сша,Канады,Франции и других стран


  Международное сетевое литературно-культурологическое издание. Выходит с 2008 года    
© 2008-2012 "Зарубежные Задворки"