№7/2, 2011 - 18 июля 1932 года родился Евгений Александрович Евтушенко, прозаик, режиссёр, сценарист, публицист, актёр

Феликс Рахлин
Два «Яра» Евгения Евтушенко

Стихотворение Евг. Евтушенко «Бабий Яр» (1961) стало заметной вехой в осознании мировой общественной мыслью Катастрофы европейского еврейства ХХ-го века. Менее популярно стихотворение того же автора о другой трагедии - массовом расстреле тысяч евреев в ДрОбицком яру под Харьковом («Дробицкие яблони», май 1989 г.). Сравнение этих двух произведений, разделённых, по времени их создания, более чем четвертью века, даёт пищу для размышлений о том, как сложно и противоречиво осмысливалась, да и продолжает осмысливаться художественно, философски и исторически, уникальная народная трагедия мирового масштаба.


1. «Освещение» советской печатью и историографией политики и практики гитлеровского геноцида «колебалось вместе с генеральной линией» текущей коммунистической политики. Хотя все подробности воплощения в жизнь чудовищного плана полного уничтожения (по крайней мере, в Европе) целого народа стали известны лишь в итоге войны, общие его черты вырисовались достаточно чётко уже к её середине.

Вот монолог главного героя рассказа Василия Гроссмана «Старый учитель». Учитель Розенталь в оккупированном немцами местечке объясняет молодому соседу: « Фашисты создали всеевропейскую всеобщую каторгу и, чтобы держать каторжан в повиновении, построили огромную лестницу угнетения. Голландцам живется хуже, чем датчанам, французам хуже, чем голландцам, чехам хуже, чем французам, еще хуже приходится грекам, сербам, потом полякам, еще ниже – украинцы, русские. Это всё ступени каторжной лестницы. Чем ниже, тем больше крови, рабства, пота. Ну, и в самом низу этой огромной каторжной многоэтажной тюрьмы находится пропасть, которой фашисты обрекли евреев. Их судьба должна страшить всю великую европейскую каторгу, чтобы самый страшный удел казался счастьем по сравнению с уделом евреев. Ну вот, мне кажется, страдания русских и украинцев настолько велики, что подоспела пора показать, что есть судьба еще страшней, еще ужасней. Они скажут: "Не ропщите, будьте счастливы, горды, рады, что вы не евреи!" Это простая арифметика зверства, а не стихийная ненависть »

Рассказ «Старый учитель» был напечатан ещё в 1943 году. Почему же рассуждение об иерархической «лестнице народов» - этом чудовищном изобретении нацистской идеологии – не было взято на вооружение советским интернационализмом? Ответ прост: потому что на практике к 40-м годам прошлого века он интернационализмом быть перестал. Уже послевоенный знаменитый тост Сталина за русский народ, выигравший войну, знаменовал вопиющий отход от признания равенства «советских социалистических наций», а мерзкая практика оценки кадров по «пятой графе» анкеты, почти полный запрет евреям на некоторые профессии и частичный – на другие, фактическое восстановление «процентной нормы» в вузах и, наконец, разгром еврейской национальной культуры, с тайным убийством С. Михоэлса и казнью руководителей Еврейского антифашистского комитета, поставили (в решении национального вопроса) советских правителей, по существу, на одну доску с главарями разгромленного гитлеровского рейха.

Но «интернационалистская» фразеология, доктрина «равенства наций» формально оставались в ходу. Это давало ещё возможность некоторым авторитетным и наиболее независимо мыслящим общественным деятелям время от времени возвышать свои голоса в защиту памяти жертв геноцида. Так, Илья Эренбург, киевлянин по рождению и детству, ещё в 1944-м в стихотворении «Бабий Яр» писал: « Мое дитя! Мои румяна! /Моя несметная родня! /Я слышу, как из каждой ямы /Вы окликаете меня. /Мы понатужимся и встанем ,/Костями застучим – туда, /Где дышат хлебом и духами /Еще живые города. /Задуйте свет. Спустите флаги. /Мы к вам пришли. Не мы – овраги». Тогда, вскоре после освобождения украинской столицы, члену Чрезвычайной комиссии по расследованию зверств оккупантов и в голову прийти не могло, что и через много лет после конца войны многотысячная могила его «несметной родни» будет оставаться хамски затоптанной и осквернённой.

Ещё шла война, когда другой уроженец Киева, поэт-фронтовик Лев Озеров (Гольдберг) написал поэму «Бабий Яр», в которой сказано, что в том яру погибли брат, племянник лирического героя, но ни разу (!!!) не упомянуто слово еврей (если не считать упоминания о еврейском кладбище, которое, действительно, было недалеко от Яра…

Чем дальше от конца войны, тем глуше звучали воспоминания о чудовищном, поголовном уничтожении евреев нацистами и их прислужниками, а местная, «советская» .юдофобия укоренялась всё прочнее К чести русского народа, его интеллигенции, нашлись в их среде люди, возвысившие свой голос в защиту справедливости. Фронтовик Виктор Некрасов, автор повести «В окопах Сталинграда» и сам воин-сталинградец, выступил в «Литературной газете» со статьёй «Почему это не сделано?», где высказал возмущение планами республиканского начальства построить на месте массовых казней в Бабьем Яру… стадион! В холуйском рвении затоптать еврейские могилы киевские чиновники не остановились перед осквернением могил и своих собственных собратьев: ведь после еврейского населения там уничтожали и славян, и цыган, и армян!

Редко теперь вспоминают о том, что молодого Евгения Евтушенко в Бабий Яр впервые привёл приятель по литинституту и по работе на строительстве Каховской ГЭС - ещё один (в дополнение к названным выше) киевский уроженец, во время войны проживавший, к тому же, в непосредственной близости от Бабьего Яра – Анатолий Кузнецов. И первую строчку будущего стихотворения, зафиксировавшую факт, который больше всего поразил поэта, Евгений произнёс в его присутствии: «Над Бабьим Яром памятников нет»! В 1960-м в «Литературной газете» появилось это стихотворение, наделавшее много шуму. Рассказывают, как обрадовался Василий Гроссман:: " Наконец-то , - сказал он, - русский человек написал то, что у нас в стране есть антисемитизм. Стих сильно так себе, но тут дело в ином, дело в поступке - прекрасном, даже смелом". Согласившись с компетентной литературной оценкой, а тем более – с нравственной, всё же возражу, что ударные места стихотворения сработаны ладно, иначе не стать бы ему столь популярным в среде людей порядочных и не вызвать такое замешательство и ярость в «чернорусских» кругах (пользуюсь словечком очень «светлорусского» Бориса Чичибабина). Мне довелось слышать выступление видного в Харькове писательского функционера - поэта Б. И. Котлярова. Он пытался убедить слушателей в том, будто автор стихотворения «сгустил краски», «выпятив» страдания одного лишь еврейского народа, в то время как от гитлеровского нашествия пострадали и другие народы СССР и Европы... Надо ли говорить, что Борис Иванович передёргивал: Евтушенко имел в виду действительно уникальную скитальческую судьбу народа, лишённого исторической родины и вследствие этого подвергавшегося вековым гонениям.

Публицистический пафос стихотворения помогает понять: юдофобия есть частный, но вместе с тем и «классический» пример ксенофобии и шовинизма. Эта мысль не сформулирована в стихотворении, но пронизывает его насквозь. «” Интернационал” пусть прогремит, когда навеки похоронен будет последний на земле антисемит»; «еврейской крови нет в крови моей, но ненавистен злобой заскорузлой я всем антисемитам, как еврей – и потому я настоящий русский», - вот цитаты, подтверждающее сказанное. Такой подход к истолкованию грандиозного гитлеровского плана полного уничтожения (скажем так: сплошного выпалывания c полей Европы) народа еврейского и частичной (на разный процент) прополки от других народов (помнится, количество славян предполагалось сократить «лишь» на 30 процентов) давно был понят лучшими умами в разных странах. Советские коммунистические идеологи не могли принять такое толкование в свой арсенал потому, что с некоторых пор сами стали на путь оголтелой и всё усиливавшейся политики и практики юдофобии. Но и примерно наказать «дерзкого» поэта за высказанное собственное мнение уже не могли. Оставалось лишь тявкать из подворотен, подобно малоизвестному Алексею Маркову: « Какой ты «настоящий русский», когда забыл про свой народ»! Почему высказать сочувствие другому народу «означает» забыть свой, - постигнуть невозможно.

Тем не менее, капля камень точит, и, по-видимому, не сходя с занятой позиции заступника за еврейский народ, поэту было важно доказать сомневающимся и свой русский патриотизм. Тем более, что у густопсовых псевдопатриотов сомнение в евтушенковой «русскости» вызвала «подозрительная» фамилия его отца: Гангнус. Поэт пояснял, что фамилия по происхождению немецкая, что отец был латышом… Напрасно! Недоброжелатели особого рода прочно записали его в евреи. Даже вполне положительная Римма Казакова незадолго перед своей смертью попеняла по ТВ коллеге (правда, заочно), будто он-де «скрывает» своё родство с евреями, а она вот – нет!


2. Мне, прожившему в Харькове более полувека, хорошо была известна трагедия тамошнего ДрОбицкого Яра – аналога киевского Бабьего… Известна по рассказам очевидцев (в том числе родственников и знакомых), бежавших из временного гетто в бараках станкостроительного завода (посёлок ХТЗ), а в одном случае – от женщины, украиноязычной еврейки из харьковского пригорода, сумевшей, с грудным ребёнком на руках, убежать из самого Яра -буквально из-под расстрела: над местом казни появились советские самолёты, и каратели в панике разбежались по укрытиям…

Вернувшись в свой город через полгода после его окончательного освобождения, я, 13-летний подросток, успел застать на стене в одной из двух-трёх наспех восстановленных комнаток исторического музея приказ немецкого коменданта: «всем жидам г. Харькова» в течение 15 и 16 декабря 1941 г. явиться в специально отведённые для них бараки на территории жилого посёлка Тракторного завода. За невыполнение приказа – расстрел. За попытку помочь «жидам» спрятаться – расстрел. Но очень скоро этот красноречивый экспонат был удалён из экспозиции – как потом оказалось, на десятки лет! Даже мне, школьнику, при повторном посещении музея его отсутствие бросилось в глаза. А ведь стоял на дворе 1944 год, и уничтожение европейских евреев продолжалось! Зато в печати вскоре после войны появилась (и даже со ссылкой на архивный документ) совершенно иная версия: будто бы в бараки на ХТЗ были обязаны явиться не евреи, а некое «население центральных улиц» города….

Это был рассчитанный и наглый подлог, притом – двойного или даже тройного назначения: во-первых, для прикрытия нацистской практики полного уничтожения евреев; во-вторых (поскольку население знало и помнило, кто был реальной жертвой выселения и последующего уничтожения), – повторением антисемитской сплетни, будто евреи жили только в центре города (на самом деле в бараках были собраны евреи и с дальних окраин); в-третьих, сам факт грубого сокрытия советскими властями общеизвестной гитлеровской практики «особого» отношения к евреям, по существу, означал поощрение антисемитизма в СССР, формально запрещённого законом.

Много лет выдумка о том, будто в многотысячной братской могиле – в Дробицом Яру у восточной окраины города покоятся «жители центральных улиц», была в ходу у официальной пропаганды, повторялась в газетах и даже в «сборниках документов» о зверства гитлеровских захватчиков. Правда, это никак не вязалось с тем, более чем скромным, обелиском и невразумительной надписью на нём: «Жертвам фашистского террора 1941 – 1942 гг.» Если там (как сообщалось о Дробицком Яре в тех же сборниках) тысячи жителей «центральных улиц», то отчего этот обелиск так мал и невзрачен?! И почему этот яр стали упорно называть в народе «Еврейским»? Мало кто знал истинную историю установки памятного знака, пусть и захудалого: вскоре после окончания войны в Харьковский горисполком явился инвалид-пенсионер, по фамилии Каган, со скандалом: на разрытых могилах «пасутся» мародёры, разбросаны кости и черепа расстрелянных, - это по-человечески, да? Над братской могилой – ни обелиска, ни камушка, - это стыдно, позорно! Да!!!

Скандал возымел действие: кости прикопали, бесчинства над захоронениями пресекли, траурный столбик поставили, – «на кладбище всё спокойненько!» Правда, когда в начале 70-х стали хаживать сюда на поклон смельчаки из появившихся еврейских «отказников», - как из-под земли, выросли соглядатаи, заступавшие дорогу, предлагавшие вернуться, а то и требующие «документик предъявить!..»

В процессе начавшейся в СССР «перестройки», в связи с разрешением «неформальных общественных объединений» и «национально-культурной автономии», под призором властей в зале Центрального лектория харьковского общества «Знание» было созвано во второй половине 80-х гг. собрание по учреждению при Украинском культурном фонде общества «Друзей еврейской культуры». Событие сенсационного звучания: ведь в течение многих лет еврейская культура в Советском Союзе обреталась в загоне. На собрание явилось гораздо больше людей, чем мог вместить главный зал. Поэтому открыли ещё один, находившийся на втором этаже, обеспечив его радиотрансляцией дискуссии, проходившей в главном зале. И первые же выступления обозначили «раскол» в среде участников: в то время как некоторое количество явно загодя намеченных будущих активистов общества придерживались умеренных позиций, другие (среди них особенно запомнился доцент одного из технических вузов Ю.М.Ляховицкий) «поставили вопрос ребром»: что за странный «эвфемизм» был придуман «историками»: «население центральных улиц» - вместо вполне определённого слова «евреи»? Зачем и откуда такая подмена исторического факта явным вымыслом? Не было приказа о явке в гетто мифических «жителей центра города» - было создание еврейского гетто, а затем расстрел всех его обитателей!

Всё же «общество друзей еврейской культуры» состоялось, однако споры не утихали. Кровавый сюжет сплошного уничтожения харьковских евреев выплеснулся на страницы прессы. Стали раздаваться предложения о создании «Книги Дробицкого яра» с перечислением имён погибших там людей, о сооружении над местом этой братской могилы величественного мемориала. По призыву активистов нового «Общества» и я написал, что знал, о людях, явившихся в гетто на ХТЗ… И вдруг является ко мне домой один из руководителей «Общества»: оказалось, мы с ним – дом в дом - соседи, и он меня просит помочь установить, кого расстреливали в Дробицком: одних ли евреев? Документы о расстрелах хранятся в областном партархиве… «Но чтобы там изучать документы, - объяснил гость, - нужно иметь «красную книжечку» (партбилет), - объявил гость, - но я беспартийный. А Вы – работник печати, у вас-то, скорее всего, она есть… Так вот: не поможете ли мне бороться с сионистами?!»

Гость оказался прав: я красной книжечкой (увы или ура?) обладал. Правда, большим секретом ещё было то, что уже принял (последним в семье) решение о репатриации в Израиль и, следовательно, из «коммунистов» немедленно должен был прыгнуть в «сионисты»! Но и меня захватила возможность ознакомиться с подлинными документами о Яре. Особенно интересно было разоблачить (хотя бы для себя самого) фальшивку о «населении центральных улиц». А в том, что это - придумка послевоенных лет, у меня сомнений не было. Я дал гостю согласие. ознакомиться с данным архивным фондом..

Заручившись подготовленным им письмом председателя Украинского Фонда культуры, обращаюсь в партархив – и получаю несколько папок с «делами». Что утверждение о расстреле «жителей центральных улиц», конечно же, оказалось липой, - и говорить не приходится.. Но каково же было моё удивление и возмущение, когда я убедился: эта фальшивка заложена в первый же составленный в освобождённом Харьков (февраль 1943 г.) протокол о зверствах фашистов в оккупированном городе! Вскоре город опять захватили немцы. А когда он (к концу лета) снова стал советским, то другая комиссия составила новый акт, где трагедия Яра была описана правильно. Но в её трактовке власти чуть позже явно нарочито воспользовались искажёнными, подтасованными сведениями из весеннего протокола! . :

Никаких сведений о расстреле в этом яру граждан других национальных (кроме евреев) групп в этом архивном фонде не оказалось – кроме одного: имеются данные о казни небольшой группы жителей соседнего с Яром села Малая Рогань. Об этом эпизоде свидетельствовала (причём дважды) оставшаяся в живых, выбравшаяся из-под тел и бежавшая домой женщина – по фамилии, помнится, Осмачко. Но рассказ её в каждом из актов записан по-разному: в первый раз – ни слова о том, что там уничтожали евреев; во втором же акте её слова об увиденных ею в яме человеческих трупах выглядят так: «Это всё были евреи». Не паспорта же она у них проверяла, стоя над ямой с расстрелянными. Значит, известно было ей, как и другим окрестным жителям, кого расстреливают.

Впрочем, из одежды, сохранившейся на эксгумированных, осенней комиссией 1943 года были извлечены и паспорта: они принадлежали только евреям!

Могли быть исключения? Могли попасть в ту же братскую могилу люди других национальностей? Конечно. Мне, например, рассказывали, что наш довоенный сосед сверху, молодой инженер Жидовецкий, отправился «на ХТЗ» вместе с грудным ребёнком и молодой женой-украинкой, которая не пожелала оставить мужа. Но документальных свидетельств такого рода, насколько знаю, не обнаружено. Правда, среди собранных еврейской общественностью Харькова фамилий жертв, опубликованных в «Книге памяти Дробицкого Яра» (Харьков, «Прапор», 2004), немало «совершенно не еврейских» фамилий (в качестве казуса приведу пример со стр. 188: «Путин Наум Израилевич, 1891, ул. Артельная, Путин Озелик Наумович, 1924, Путина София Тарасовна, 1892», – но это, конечно, мало о чём говорит). Эпизод же расстрела роганских жителей, весьма вероятно, объясняется (но, конечно, не оправдывается!) тем, что нацистские каратели не желали сохранить жизнь свидетелям их расправ, а, возможно, казнили на месте за попытку мародёрства, которое позволяли только себе… (Данное свидетельницей Осмачко объяснение причин пребывания её, вместе с 12-летним сыном и другими хуторянами: будто они просто полюбопытствовали взглянуть на место казни евреев, – не внушает доверия, а вот случаи мародёрства фиксировались там в течение ещё нескольких лет). Тем не менее, нацисты менее всего заботились о «расовой чистоте» еврейских могил: конечно же, туда могли попасть люди разных национальностей. Важно другое: сколь ни велики были страдания всех наций от нацистской агрессии, евреи на построенной гитлеризмом чудовищной «лестнице народов» однозначно занимали низшую ступеньку, подвергаясь полному, тотальному уничтожению. И при всей аналогии яров: Бабьего и Дробицкого – между ними есть существенная разница: яр под Харьковом – в большей степени «еврейская» могила, чем яр под Киевом, где после уничтожения всех 33-х тысяч евреев, оставшихся в украинской столице, два года действовал лагерь уничтожения всех, кто туда попал…


3. Евгения Евтушенко в 1989 году в Харьков привело то, что здесь, по решению, принятому местной организацией правозащитного общества «Мемориал», его кандидатура (а также и тогдашнего редактора журнала «Огонёк» - украинского поэта Виталия Коротича) были выдвинуты в народные депутаты СССР от харьковчан. Оба были избраны… Момент совпал с острейшим периодом начавшегося развала Союза ССР и крушения советской власти, сопровождавшихся кровавыми межнациональными столкновениями в советских республиках, манифестациями черносотенного общества «Память», расправой спецназа с демонстрантами в Тбилиси, в том числе и при помощи пресловутых сапёрных лопаток… Как раз в эти дни харьковчане рассказали поэту о своём Дробицком Яре, свозили его туда, возможно, дали почитать страницы заметок и воспоминаний, связанных с этой братской могилой. Впечатлительный поэт написал стихотворение «Дробицкие яблони», которое и прочёл перед многотысячной толпой на митинге, прошедшем на месте тех бесчеловечных казней. Много лет подряд, особенно в 70-е годы, попытки устраивать здесь митинги пресекались, а теперь (сверяюсь с собственным газетным отчётом) здесь присутствовали, возложили венки и выступали с речами первый секретарь горкома партии К. Хирный, предгорисполкома С. Соколовский, районное начальство… Произнесла речь-воспоминание и выбравшаяся из могилы… нет, не Осмачко, а – Федорченко (возможно, это женщина одна и та же, но сменившая фамилию?).

В этом яру в течение буквально двух недель конца 1941 – начала 1942 гг. были уничтожены все оставшиеся в оккупированном Харькове евреи: от 13 до 15 тысяч. В Киеве на это (правда, количество было вдвое-втрое большее) понадобилось лишь два дня, и, может быть, потому именно Бабий Яр стал символом нацистского геноцида евреев в СССР. Евтушенко в стихах о том, первом, яре так и представил его символом еврейских мук: с точки зрения узколобых русских псевдопатриотов - «забыв про свой народ». Теперь, в стихотворении о «втором», харьковском, яре, опираясь на гораздо менее достоверную версию «интернационального» состава его жертв, он невзначай парадоксально уравнял, разгладил ступени иерархии нацистского угнетения, сделав из «лестницы» даже не пандус, а ровную, полированную, хотя и не менее кровавую, «площадку»!

Парадоксальным образом вышло так, что поэт, на первый взгляд, создал как раз такое стихотворение, какое приветствовалось бы официальной идеологией во времена его «Бабьего Яра»: все муки уравнены, еврейские - не «выпячены», «Христя-яблонька» уравновешивает русскую «яблоньку Манечку», «Джан-армяночка» - в гармонии с безымянным «грузинским лепестком», и все вместе составляют радужное единство с «Рувим-Рувимычем», скрепляемое типично евтушенковской, блестящей в сто сорок солнц рифмой «еврей ранимейший»…

Но вот в ней-то и вся заковыка! Именно эта превосходная степень прилагательного помимо читательской воли воскрешает в наших головах понятие о «выпяченных» (но не автором, а нацистами, вкупе со всей армией всемирной юдофобии) муках еврейских! Потому что «быть евреем – и быть ранимейшим – невозможно: не проживёшь».

В Харькове, при встрече с автором вскоре после опубликования там этого стихотворения, я воспользовался возможностью заметить ему, что у евреев довольно редко в отчестве повторяется то же самое имя: только в случае, если отец умер до рождения ребёнка. «Но так его зовут, этого человека!» - живо встрепенувшись, возразил поэт. Понятно, что истинного Рувима Рувимовича, выползшего из братской могилы и прошедшего всю войну сыном полка, уж никак не заподозришь в мародёрстве. Но, оказывается, легко обвинить в … жидомасонстве, о чём свидетельствует текст стихотворения… . «Быть евреем – и быть ранимейшим!..» Нельзя отрицать: русский поэт почуял и передал истину, как доступно только поэту!

Очень возможно, что стихотворение сыграло роль в предвыборной автопиаркампании поэта, нарочито не вызывая напряжения ревниво-национальных чувств. Но фактически оно ничуть не было отступлением от того, что автор защищал с начала 60-х. К «Бабьему Яру» лишь добавились антисталинские, антитоталитаристские мысли…

При всей сомнительности некоторых явно неверных нот («все скелеты в земле обнялись», утверждается в стихотворении, но вряд ли такое замогильное «братание» можно представить, говоря об останках невинной жертвы и хищного мародёра!), всё же дилогия поэта о свирепых «Ярах» нацизма делает честь русской литературе. В год 70-летия самых массовых в мировой истории гекатомб геноцида поучительно вспомнить об этих произведениях.



Опубликовано в ежемесячнике "Еврейский камертон" (Израиль)


>>> все работы aвтора здесь!







О НАШИХ БУМАЖНЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие издания наших авторов вы можете заказать в пункте меню Бумажные книги

О НАШИХ ЭЛЕКТРОННЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие электронные издания
наших авторов вы можете бесплатно скачать в пункте меню «Эл.книги»

Наши партнеры:



      localRu - Новости израильских городов. Интервью с интересными людьми, политика, образование и культура, туризм. Израильская история человечества. Доска объявлений, досуг, гор. справка, адреса, телефоны. печатные издания, газеты.

     

      ѕоэтический альманах Ђ45-¤ параллельї

      

Hаши баннеры

Hаши друзья
Русские линки Германии Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки. каталог сайтов на русском языке из Сша,Канады,Франции и других стран


  Международное сетевое литературно-культурологическое издание. Выходит с 2008 года    
© 2008-2012 "Зарубежные Задворки"