Вот едут партизаны полной луны,
Моё место здесь.
(Борис Гребенщиков, Партизаны Полной Луны)
Как заляжешь у поля пшеничного,
где не хаживал множество раз,
– (все тропинки на нём закавычены
васильковыми всплесками глаз), –
и душевно, вовсю, партизанствуешь –
до тех пор, пока солнца блесна
не утонет – и выплывет, заспанно,
кистепёрая рыба-луна.
В темноте колосятся растения,
выделяя ночную росу.
Колосишься и ты между стеблями;
за тобой наблюдает барсук,
удивлённый твоим появлением.
Партизанской ухваткой силён,
ты ползёшь, животом и коленями
попирая пырей и паслён.
И, завидев тебя, в страхе мечется
чёрт на небе, прозрачном до звёзд,
потому как ты сам – и отечество,
и оплот, и семья, и погост.
А пушинки лесных одуванчиков
– облаками непрожитых лет, –
офигев от твоей партизанщины,
всё летят и летят тебе вслед........*....***....*.*.....**..*..........**...*......
_______ беглый квадрат _______
это дом, без которого сад не растёт.
это тлен, без которого клён не шумит.
это я, без которого пусто – и всё.
опрокинутый вход в опрокинутый мир.
это влажные всплески растительных дюн.
это неба вращающийся василёк.
это птицы спустились так низко – к дождю,
что летают уже целый час под землёй.
это полога ночи сиятельный труп,
под которым нельзя оставаться людьми.
это акт провисания бронзовых струн,
убивающих звук, но рождающих мир.
это канонизированный мотылёк
и сквозные потоки спасительной лжи.
обитаемый необитаемый тлён.
это свет, без которого можно прожить.
это чёрный малевич, задраивший люк
в небольшой ослепительно-белый квадрат.
это значит, что я подобрал к тебе ключ.
здравствуй, дом без замков.
бог пришёл умирать.
________________ Про червей ________________
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь – я раб – я червь – я бог!
(Гаврила Державин, "Бог")
Туда, где мчатся облака и пульс созвездий не нарушен, –
Течёт бескрайняя река, несущая людские души.
И, глядя на неё – со дна своих антропоморфных буден,
Вдруг понимаешь, как бедна доктрина веры «будь что будет.»
Вращается туманный тракт вокруг медвежьей втулки млечной,
И бельма лунных катаракт глядят в тебя по-человечьи...
И нет бесчеловечней черт, чем те, что ясной летней ночью
Сияют над холмами. Червь, – как ты на фоне их непрочен!..
Так незначителен, что мысль – связать себя с Владыкой мира –
Не кажется безумной... Высь не создана приютом сирых.
Поэтому – такой земной, что сам себе слегка противен, –
Не поспешай. Присядь со мной. Побудь статистом на картине,
Где свет неотличим от тьмы, а мы – от ангелов в полёте.
Поешь фокаччи и хурмы. Послушай звук гудков далёких...
Поговорим о пустяках, простимся – и пойдём наружу, –
Туда, где мчатся облака и – может быть – людские души.
____ Когда магия теряет силу ____
Сосновых веток тени на песке,
терпеново-грибничный аромат.
Я сжал твою ладонь в своей руке...
Июнь на коже, а под сердцем – март.
Душистым чабрецом зарос овраг.
Бессмертника с шалфеем диалог...
Осталось только ноты подобрать –
и плавать, как беспечный papillon,
в потоках, наблюдая: вдоль стволов
прозрачная и мутная смола
сочится – в неба близкий потолок,
и загорать, раздевшись догола.
Как будто вертикальная река
уходит вверх от берегов косых...
И сладко разжимается рука,
нащупав земляничные усы.
И зверобоя цвет в твоих глазах...
И волосы касаются щеки...
И можно что-то шёпотом сказать –
и влажным поцелуем защитить.
Среди полей заросший пижмой холм
и светлые разводы тишины...
И жить так удивительно легко,
что чудеса и даром не нужны.
_____ моисей в папоротниках _____
когда всплывёт луны кургузый бакен
и твой рассудок станет бесполезным
как пуговицы на глухой рубахе
пойдём со мной вдвоём гулять по лесу
совсем сойдём с ума ну предположим
запыхавшись взбежим на холм бузинный
друг другу пострашнее скорчим рожи
и свалимся в обнимку под осиной
чирикнув как обдолбленные белки
покатимся прижавшись что есть силы
по дроку и душистым травам мелким
которых споконвеку не косили
а после сидя у костра в исподнем
поймём последний день ещё не прожит
и ночь но только главное запомни
плохой я много лучше чем хороший
___________________ Звезда в надире ___________________
Когда засыпает ветер
и зима становится внутренностью стеклянного шара,
где какие-то белые хлопья лежат так тихо, невинно,
словно и не было – ни в Москве, ни в Лондоне – никогда никаких пожаров,
не случалось чумы в Венеции, а страшные маски птичьи –
просто странные монстры, сошедшие с Босха картины...
И, когда засыпает ветер,
а прозрачный короткий вечер стекает на плоскости тротуаров,
опусти вверх глаза, как если бы Земля тебе не мешала:
там, в надире, – звезда, что только тебе одному светит.
И ты, выходя под дождь
из какого-нибудь напичканного кольцами ювелирного магазина,
где-то в районе Сан Марко, Старого Арбата или Пикадилли,
удивляешься: столько колец, столько, столько!
Кому они все необходимы?!
Словно сделали их гномы, гоблины или тролли –
по одним им понятным причинам, – сделали и забыли...
Так вот, выходя под дождь,
но вспомнив зачем-то об этой звезде в надире,
понимаешь – внезапно, неумолимо, –
что для неё одной живёшь.
Поднимая очередное звено,
– (а какой в этом смысл, если часто не знаешь даже, где середина?..) –
находясь в середине мира, равноудалённой от конца света и его начала,
причём оба они – просто события, что вообще ничего не означают,
никакого отношения не имеют ко времени, к его младенчеству и сединам,
вдруг ловишь себя на том, что думаешь о ней – снова и снова,
днями, ночами, непрестанно...
Остаётесь связанными друг с другом, – ты в этом подлунном мире,
а она – где-то там, где потоки невидимых жёстких лучей и чёрные дыры,
даже не в уголке твоего экрана, даже вовсе не на экране,
но всегда и везде оставаясь звездой, что сияет тебе одному в надире...
Итак, поднимая очередное звено
и не делая ни малейшей попытки что-то менять, решать или строить планы,
знаете оба – зависимо, независимо, беспричинно,
без тени сомнения, бессознательно, постоянно, –
что ты и она – ОДНО.
____ Ещё раз о Троице ____
Держась за тучи парасоль,
Садится солнце. Небосвод
Залил перестоявший чай...
Макрель – загадочней, чем сон,
Ставрида, сладкая, как мёд,
И хек, похожий на печаль, –
Плывут туда, где горизонт
Расплавил жёлтые огни
И варит их, как марабель.
Кипящий сжиженный азот
В барашках пены... Бог – хранит,
Но не даёт ума – робеть.
Глаза не ест морская соль?
И кто их, право, разберёт...
– «Ответьте!..» – Но они молчат, –
Макрель – загадочней, чем сон,
Ставрида, сладкая, как мёд,
И хек, похожий на печаль.
Осталось просто подождать:
В волнах мелодии псалмов
Возникнут, – эхом из глубин...
Тень маяка, в ней – луч косой
Взрезает воду, блики льёт –
Туда, где уплывают вдаль
Макрель – загадочней, чем сон,
Ставрида, сладкая, как мёд,
И хек, похожий на печаль.
_________ Одиночка _________
Листок. На нём – полоски знаков,
Которых я не понимаю.
Их вид – уныл и одинаков.
Учись довольствоваться малым:
Полоски знаков.
И жизнь иная.
Стена из серого бетона.
И остальные пять – похожих.
Проём – малюсенький – оконный.
Так истребляют непокорных.
Стена бетона...
Беги, прохожий.
От серых стен – не зарекайся,
В них день неотличим от ночи.
Цветы глициний и акаций...
Ручей, петляющий сквозь рощу...
Не зарекайся
Здесь, в одиночной.
Придёт положенное время –
И непременно станет легче.
Листок предчувствием беремен,
Ждёт дуновения, трепещет...
Придёт ли время?
Скажи, тюремщик.
А за окном – полоска неба
И непонятная погода.
Двуликим Янусом – монета
Позолотила дол и горы...
Полоска неба...
Побойся Бога.
...Ручей. Над ним кружатся птицы.
Закат, как море, нескончаем.
Лучи напоминают спицы,
В них вплетены фигурки чаек...
Кружатся птицы...
И нет печали.
___________ unusuаl in yоu ___________
...Он пришёл, замотанный старый человек.
где-то сел – и слушает, не смыкая глаз.
в чёрно-белой, сумрачной, ледяной Москве
слушает внимательно – каждого из нас.
небо наливается кровянистой мглой,
до рассвета улицы заметает снег.
человек задумался... человек не злой, –
Он постичь пытается нашу речь во сне.
коммуникативности чужда эта речь;
человек запутался: кто нас разберёт,
разных и отчётливых – о дневной поре,
ночью – одинаковых, как стволы берёз?..
...перед пробуждением я тону в Его
полных невербальности, голубых, как лёд...
вспыхивает лампочка, 220 вольт,
и врубает приводы речевых колёс.
