Мамо сапиенс – это то ли новый неслыханный род мам, то ли новая разновидность сыновей такая. Палеонтологи еще не разобрались. Они никогда не успевают за временем. Дождутся, пока вид вымрет, и только тогда начинают его изучать.
А тем временем всем известно, что Илья Соловьев – классный парень, и что у него не менее классная мама. Они очень дружны. Настолько, что со стороны не всегда и поймешь, кто здесь мама, а кто – сын. Их послушаешь – кажется, будто старые друзья разговаривают и подшучивают друг над другом.
В данный момент они на пути к врачу в "фольксвагене" Ильи:
– Сынище, мы уже в который раз тут проезжаем, а я никак не могу понять, что за баранов они тут продают.
– Ваше мамие, о каких баранах, собственно, вы изволите тревожиться?
– Ну вон же, красным по зеленому написано: «барaн кaуф». Это они нас за баранов почитают?
– Да нет же, мамец, в переводе на русский сиё означает «скупка за наличные деньги». Речь идет об автомобильном транспорте, как ты видишь по деликатно заставленной проезжей части разными металлическими зверюгами. И читать это дoлжно как «бар aнкауф». С твердым приступом перед aнкауф.
– Не хами мне, сынок. Мне уже много лет, и у меня может случиться сердечный приступ, не знаю уж, твердый или мягкий…
– Так называется согласная, с которой начинаются все немецкие слова и слоги, пишущиеся с гласной…
– Побереги свои знания немецкого для врача, дорогой, мы уже приехали.
Сам Илья – лингвистических дел мастер, ибо именно мастерами после Болонского процесса именуются дипломированные специалисты в какой-либо из наук, ведущихся в списках высших учебных заведений Европы. Работает Илья как раз в одном из таких заведений, в университете немецкого городка N научным сотрудником на факультете германистики. А потому Евгения Михайловна не упускает случая воспользоваться его услугами как переводчика при посещении врачей и прочих увеселительных заведений. Что и говорить, врачей она любит, и главное, никакой благоприятный и подтверждающий ее абсолютное здоровье анализ не убедит ее в том, что у нее действительно ничего не болит, и она может радоваться жизни вдали от врачебных Praxis’ов. Ни вымышленные, ни реальные болезни, однако, не мешают Евгении Михайловне готовить и стирать для своего сына, а еще и в полном одиночестве наводить блеск в своей квартирке; это – святое, а потому не поддается никаким рациональным и медицинско-психологическим объяснениям.
Итак, мать с сыном у врача. Но какой может быть немецкий врач без изрядной очереди в зале ожидания? Даже самый плохонький в целях увеличения своего престижа – а впрочем, может и для того, чтобы выпить лишний раз кофе со своей медсестрой – заставит вас часок-другой потомиться за чтением немецких журналов. Хорошо еще, если вы, как Илья, специалист по языку «поэтов и мыслителей», иначе вам вряд ли удастся в полной мере насладиться светскими слухами из желтой прессы Германии. Но может вам повезет, и тогда вас развлекут беседой Илья и его мама:
– Илька, долго мы еще будем тут сидеть?
– Мама, я уже три раза напоминал о нас медсестре. Ты видишь, какая очередь?
– Ага, напоминал ты ей! Ты с ней флиртовал – я же видела. Может, немецкого я и не знаю, но глаза у меня еще на месте.
– Мама, вечно ты фантазируешь!
– Я тебе говорю, в том, что мы тут так долго сидим, виноват ты! Нечего в понедельник тащиться к врачу… А к тому же тебе уже хватит флиртовать – пора жениться!
– Я не виноват, что у меня в этот раз свободен именно понедельник. А тебе лишь бы виновника найти всем твоим бедам.
– Сыновник, давай-ка шевелись, нас вызывают…
Как видим, наши герои в обществе обходятся без чрезмерно ласкательных кличек. Нет никакой гарантии, что в зале заседания не затесалось какое-нибудь лицо, знающее русский язык, но не знакомое с традициями общения матери с сыном в семье Соловьевых. Если они и выражаются, то только так – легко, для поддержания формы, на подобие тому, как бегун иной раз практикует бег на месте, если вдруг зацепиться с кем-то языком во время пробежки, но не хочет выбиваться из ритма.
Доктор Зельбст, медик уже не совсем молодой и знающий свое дело, принимает пациентов всегда с предельной вежливостью, и, кажется, скорее выучит русский, чем фрау Соловьева – немецкий. «Фрау Со-ло-в-ё-ва, как ви по-жи-ва-е-тэ?», – так он каждый раз приветствует Евгению Михайловну на чистом русском языке. Она отвечает по-немецки «Данке, гут!»1, и дальше уже коммуникацию с врачом поручает сыну.
– Илюш, скажи, что у меня по-прежнему часто болит голова, и спроси, что показали обследования на прошлой неделе.
Доктор со скоростью сто слов в минуту забрасывает маму и сына умными словами из числа тех, что не входят в лексикон «поэтов и мыслителей», а потому не известны даже германисту Илье Соловьеву, но зато заканчивает на очень оптимистической и простым смертным понятной ноте:
– Вы абсолютно здоровы, не беспокойтесь! И по поводу головной боли – не переживайте. У меня тоже часто болит голова, я знаю замечательные таблетки… Imigran... По таблетке в случае необходимости – и все снова tipptopp2.
Получив рецептик и выслушав, с какой радостью доктор Зельбст и в следующий раз попользует фрау Соловьеву, пациентка и ее сын отправляются в обратный путь.
Их беседа продолжается в машине:
– Илька, ну что там у тебя на работе? Прибавили, наконец, зарплату? Или эта жадница-шефиня опять сквалыжничает?
– Мамрия, сколько ж раз тебе объяснять, что я всего лишь научный ассистент и мне платят положенную законом ставку.
– Ну а когда ж тебя, наконец, повысят? Я хочу, чтоб мой сын был профессором!
В этот момент дорогу перебегает маленький пуделек, и Илье только благодаря лихому маневру удается избежать столкновения с животным. Евгения Михайловна, будто и не замечая чуть было не случившегося ДТП, продолжает гнуть свою линию:
– Я тебя ж еще таким щенулей помню, как эта собачка…
– Ты мила необычайно, мамуля…
– …а теперь ты уже большой, и сам должен уметь постоять за себя! Что там, твоя профессорша, на которую ты пашешь, по-прежнему оставляет тебе самую грязную работу?
– Ну почему же грязную. Я занимаюсь поиском нужных ей материалов, литературы. Параллельно пишу свою диссертацию.
– Ага, и варишь ей кофе, этой шантажистке. Или это не она угрожала прикрыть твою диссертацию, если ты доведешь до сведения общественности, как ваш факультет расходует студенческие взносы?
– Нет, это была декан.
– Ах да, эта шантажирная тварь. И что, ты молчишь?
– Молчу пока…
– Ты не мой сын! Твой отец всегда боролся за справедливость и правду! Царство ему небесное!
– Не потому ли его в Союзе повыкидывали со всех работ и мы теперь принимает таблетки от Imigran-ции?..
– Потому, но зато эта система лжи и фальши все-таки развалилась!
– Ага, чтобы ей на смену пришла другая такая же…
– Что ты, что ты, сынок. Теперь все в порядке, никакой лжи. Сказали – «управляемая демократия», так она таки и есть управляемая.
– Только демократия ли?
Что ответила на это мама, читатель не узнает, потому что он, скорее всего, зашел с российского IP-адреса, а там – исключительно в целях уменьшения трафика – излишне длинные рассказы автоматически сокращаются.
* * *
Но зато всемирно и достоверно известно, что через некоторое время Евгения Соловьева вновь сидела в машине сына и предвкушала радостную встречу с доктором Зельбстом.
– Илюш, а что такое «Шакеспеaре»?
– Что, простите?
– Шакеспеaре! Ну вон же, на плакате!
– Мaмница, это же Шекспир!
– А почему он так беспардонно пишется? Только без всяких приступов зауми, пожалуйста.
– Так он пишется в оригинале по-английски, а немцы – народ культурный, чтят иностранные языки и зачастую оставляют орфографию иностранных слов неизмененной, в особенности имен.
– Ах, так может они сразу перейдут на русский? Или хотя бы мое имя научаться правильно выговаривать?
– Увы, Эф-гэ-ни-а Михайловна, не настолько они учтивы, всему есть предел. «Фрау Со-ло-в-ё-ва, как ви по-жи-ва-е-тэ»?
– Да уж, все твой отец! Говорила ему в Питере, не надо менять фамилию. Все равно это ему ни капельки не помогло… Зато сейчас бы были Зелигманами и сходили за своих.
Илья скептически оглядывает свою маму и выражает на этот счет некоторые резонные сомнения:
– Это вряд ли, майне либе фрау3 Эф-ге-ни-а Со-ло-в-ё-ва.
– Ну давай, ехидничай, смейся над старой больной женщиной! А знаешь, как у меня последнее время спина болит? Даже чихнуть не могу – приходится спиной упираться в косяк двери с одной стороны, руками держаться все за тот же косяк с другой – и только тогда можно чихнуть, не рискуя убиться. От машины до врача еле доковыливаю.
– Ну да, особенно обратно тяжело – тащить с собой целый ворох совершенно ненужных таблеток. Симулянтка!
– Много ты знаешь! Между прочим, у меня перестала болеть голова, с тех пор как доктор Зельбст выписал мне те таблетки!
– Еще бы! После приёма этих таблеток можно ложиться совершенно безбоязненно под нож. Сойдут запросто вместо наркоза.
– Ну и умнила же ты, я тебе скажу!
– Нет, мамыха, на этот раз я всего лишь довожу до твоего сведения, чтo сказал мне наш сосед Борис, человек с двумя медицинскими дипломами, как-никак…
– Ах да, припоминаю, это не тот случайно, что сейчас устроился дворником в школе?
– Человек с двумя медицинскими дипломами…
– …не подтвержденными…
– …с двумя медицинскими дипломами! Он давно тебе говорит, что нужно больше двигаться и меньше сидеть в душной комнате взаперти, придумывая себе все новые и новые болезни. Тогда и не нужны будут все эти таблетки.
– А доктор Зельбст, который пока что является моим лечащим врачом – а вовсе не наш сосед Борис, – утверждает, что современной медицине причины моих головных болей неизвестны… И вообще, если ты не дашь газу, мы опоздаем!
– Мамындрия, на моих часах еще без десяти! Вечно ты торопишься и боишься везде опоздать, а потом сидишь часами в Wartezimmer4!
– Ну так, это на твоих часах без десяти. С каких пор, интересно узнать, твои часы показывают верное время? Или ты их сменил?
– Мамия, я по своим часам хожу на работу – и еще ни разу не опаздывал.
– Все, я сказала. Время по сынвичу меня не волнует. Поторопись!
– Я паркуюсь! Быстрее никак не можно… Ох, мампирша, всю кровь из сына высосет!..
Через минуту сыну удается-таки найти место стоянки и поставить машину.
– Ну вот и все, мамеция. Вылезаем!
– Наконец-то! Быстренько, болтун!
– Бегу-бегу, твой верный языконосец Сынчо Панса всегда с тобой.
Доктор и на этот раз – сама вежливость. Но и на новые жалобы фрау Соловьевой относительно проблем с давлением и общей слабостью, великий эскулап в сладчайшей манере отвечает, что пациентка, к его величайшей радости, безнадежно здорова. Это в очередной раз подтвердил генеральный анализ ее организма. К тому же, он и сам уже не первый десяток лет живет с давлением – и, как видите, живет припеваючи. На худой конец он, конечно же, выпишет замечательные таблетки… так что keine Sorge, keine Sorge5!..
Разумеется, и на этот раз на обратном пути не обхoдится без сопоставления рекомендаций соседа Бориса (того, у которого целых два неподтвержденных медицинских диплома) с вердиктом единожды дипломированного немецкого медика.
– А Борис говорит, что тебе всего лишь нужно сбросить вес! Тогда и проблем с давлением не будет! Смотри, какую Пузанскую башню отрастила!
Евгения Михайловна строго смотрит на сына.
– Сын Сыныч, это правда?!
– Что?
– Что Борис недоволен моим весом? Ну, я ему покажу! И куриные котлеты, и фаршированную рыбу и баклажанную икру. И Графские развалины на десерт!
– Мама, без шуток! Борис, как и я, всего лишь заботится о твоем здоровье. Я тоже слегка обеспокоен твоим гигантомамским аппетитом.
– Ну хорошо, в следующий раз будешь есть бутерброды. В конце концов, ты же приходишь навестить маму, а не для того, чтобы есть мамин шоколадно-кофейный мусс, правда? Или ты хочешь, чтобы я только готовила, а сама святым духом питалась?
– Ты приготовила шоколадно-кофейный мусс??
И Илья значительно прибавляет газу.
* * *
Иной раз Илья заглядывает к маме утром, еще до работы, и тогда их диалоги не назовешь иначе, нежели мама сyтра.
– Иля, а ну-ка поведай старой матери, когда ты, наконец, женишься?
– О, брахмутра великая! Пожалуйста, не затевай опять этот разговор. Как только, так сразу. Не на ком пока что.
– Ну как же не на ком? А разве эта милая девушка, которую я с тобой видела вчера..
– Позавчера!..
– …ну, позавчера… разве она тебе не нравится?
– Что ты, мамра, очень нравится.
– В чем же дело?
– Она, видишь ли, особа молодая и хотела бы прогуляться вначале по свету.
– Это она тебе так сказала?
– Нет, это я так тебе перевожу то, что она мне сказала.
– А на самом деле она сказала, что ты подлец – переспал с ней и бросил, верно?
– Мама, я прошу тебя!
– Нет, ответь мне!
– Мама, мы с ней знакомы две недели – а ты уже думаешь о свадьбе!
– Я хочу внуков!
– Мама, доктор Зельбст был прав – лучше бы тебе поехать отдохнуть в санаторий.
– Ты с твоими амурными подвигами каждый день мне тут сынаторий устраиваешь! Скажи мне, куда делась та девушка, что была с тобой на прошлой неделе?
– Мама, это было на прошлой неделе! Почему ты думаешь, что всегда виноват я, если из легкого флирта не получается брака?
– Потому что ты – страшный бабник!
– А по-моему, я – страшный мамник.
– Удивительно, как ты умудряешься совмещать эти два качества!
Следует трогательная сцена, в которой мать обнимает и целует сына и которую человек незнающий, решивший, что выше приведенный диалог – безжалостная перебранка двух разъяренных субъектов, а не несколько необычный, но наполненный взаимной любовью и уважением разговор мамы с сыном, воспримет как сцену примирения. Но особое удовольствие для Ильи – это, разумеется, пользоваться сантехникой в маминой квартире.
– Прекрасная у тебя ванная, мамындра!
– Интересно, чем же она лучше твоей?
– Ну, знаешь, твоя как-то сама моется, убирается, всегда блестит – а в моей разработчики функции самоуборки по непростительной оплошности не предусмотрели.
– Аааааа! А я тебе что говорю, моя сын-техника? Женись!
– Опять! Сколько раз я тебе говорил, что в эпоху эмансипации ни одна уважающая себя женщина не согласиться мыть мой туалет.
– Ну так нечего связываться с этими эмансипатками! Сам виноват!
Как тут поспоришь? Илья и не спорит.
* * *
Но время бежит, и вот уже Илья закончил свою диссертацию. Ему предложили должность доцента в некоем довольно отдаленном от городка N немецком городе M. Он безутешен – как он оставит маму?
По дороге к доктору Зельбсту мама его утешает:
– Сынрик, да о чем ты беспокоишься! Будешь меня навещать, а я и сама не пропаду. Останусь с Борисом. Мы даже подумываем, не съехаться ли нам. К тому же, у меня куча друзей.
– Ну а кто будет с тобой ходить к врачу?
– Во-первых, Борис – врач…
– Как? А я думал – дворник…
– Во-вторых, как бы мне ни был симпатичен доктор Зельбст, все-таки существуют и русскоязычные врачи. Борис мне порекомендовал одного.
– Ну, хорошо, только я буду звонить тебе каждый день, и ты будешь отчитываться, все ли у тебя в порядке. И без всяких глупостей – вроде тех, что ты учинила некогда в магазине, пытаясь по-русски объяснить немецким продавцам, что у тебя не работают купленные часы и ты хотела бы их поменять… И главное, какое искреннее возмущение, когда тебя никто решительно не хотел понимать!
– Ладно-ладно тебе.
– Да-да, иначе наложу на тебя санкции – найму сторожа, чтобы не выпускал тебя одну в город.
– Тут ты не на ту напал, не очень-то я боюсь твоих сынкций!
Тем временем пришло время прощаться с доктором Зельбстом. Доктор выразил глубочайшее сожаление о том, что Илья уезжает и больше не сможет сопровождать фрау Соловьеву к нему, и что сама фрау Соловьева решила перейти к русскоговорящему врачу. Однако он не упустил возможность в последний раз выписать фрау Соловьевой очередную порцию таблеток и успокоить ее:
– Что вы, фрау Со-ло-в-ё-ва, не беспокойтесь по поводу задержки ваших месячных. У меня их тоже уже давно не было!..
И правда, с доктором Зельбстом давно уже пришло время прощаться.
* * *
Но, к сожалению, время прощаться и с нашими необычными героями. На посошок сцена расставания матери с сыном.
– Мама, обещай мне, что тут же позвонишь, если что-то случится или понадобится какая-то помощь. Три часа – и я вместе со своим фольксвагеном здесь. Если что, я переговорил с соседями справа, они также будут за тобой поглядывать. Соседи сверху с машиной, и будут помогать тебе закупаться.
– Илька, ну хватит тебе беспокоиться. Думай лучше о своей карьере. Мы будем жить вместе с Борисом, а он еще о-го-го как подвижен.
– Ну вот, обмамщица! А утверждала, что у тебя климакс!
– Ну а ты что ж думал, я хоть и не графиня, но мои графские развалины еще даже очень ничего – спроси у Бориса.
– Я-то надеялся, что он наконец-то займется твоим здоровьем и санирует тебя как следует.
– Ага, скорее сынирует меня и будет у меня еще один такой сын-умник.
– Ух, мамло!
Опустим объятия и прочие проявления чувств в семье Соловьевых, кои мало чем отличаются от других семей, и позволим Илье укатить в своем фольксвагене продвигать германистическую науку в городке М.
А Евгения Соловьева и правда съедется с Борисом и переживет неизвестно какую по счету молодость. Илья будет их навещать и регулярно названивать маме, так что телефонные линии еще долго будут хранить отголоски их потешных бесед.
__________________________________
1 - Danke, gut! (нем.) – Спасибо, хорошо!
2 - „tipptopp” (нем.), от англ. „tiptop“ – в полном ажуре, первоклассно.
3 - Meine liebe Frau (нем.) – моя дорогая госпожа.
4 - Wartezimmer (нем.) – зал ожидания, приемная.
5 - keine Sorge! (нем.) – не беспокойтесь!
