Из нового сборника «Поэмы и стихи» Михаил Юдовский
Городок
Забытый Богом городок
Застыл в благословенной скуке,
Как фотоснимок. Словно руки
Не донесли воды глоток
До рта. Сухая тишина
Опавших листьев. Спирт размешан
С касторкой. Явь безгрешней сна,
Хоть вера в то, что сон безгрешен
Наивна, ибо сон иной
Рождает чудищ. И кошмаром
Мне представляется недаром,
Привычно видимое мной:
Вокзал, кладбище, каланча,
Под ратушей безликой рынок,
Гудящий будто саранча...
Тоскливо, как среди поминок,
Пивными кружками гремит
Десяток баров. Пара саун.
Мясная лавка фрау Шмидт.
А, может, Мюллер. Или Браун.
Здесь не Москва и не Париж,
Здесь и спокойней, и покойней.
Здесь высоко не воспаришь,
Но если прыгнуть с колокольни,
Тебя заметят. Дня на три,
А, может быть, и на четыре
Ты станешь в этом сонном мире
Героем. Что не говори –
Приятно. В этот городок,
Подобный опустевшей клетке,
Смерть редкий в общем-то ездок,
Хоть к сожаленью слишком меткий,
И многие почти до ста
Здесь доживают терпеливо.
Здесь раскрываются уста
Лишь для того, чтоб выпить пиво,
Сказать соседу добрый день
И попросту зевнуть со скуки.
А, впрочем, остальные звуки,
Быть может, вправду дребедень.
К чему творить в душе разброд
И, песенкам внимая лисьим,
Чего-то ждать, раскрывши рот,
Как ждет почтовый ящик писем,
Взамен рекламы находя
И горькую усталость. Небо
Косой линейкою дождя
Напоминает, как нелепо
В ушедшем времени искать
От настоящего вакцину –
Как будто горло полоскать,
Настойчиво леча ангину
Двухлетней давности. В былом
Прекрасно то, что это было.
Нас вечность только пригубила
И приютила под крылом.
И даже этот городок
Уже обрел свое там место –
Не как смущенная невеста,
А как жена, надев платок
И в церковь наравне войдя
С молящимися. Но покуда
Живет он не сознаньем чуда,
А ощущением дождя
И созерцаньем тишины,
И чашкой утреннего кофе.
Он будет даже на Голгофе,
Как Гамлет, спать и видеть сны,
Покуда глас небесных труб
Ему не станет пробужденьем.
И на кресте он с удивленьем,
Проснувшись, обнаружит труп.
И пробежит по телу дрожь,
Как от укола злой булавки,
И... Но довольно. Вечер. Дождь.
Намокшие кафе и лавки.
Пустые улицы. Листву
Швыряет пригоршнями ветер.
И голый клен в фонарном свете
Как будто грезит наяву.
Надежда робкая в глазах
Желтушных окон страх сменила.
В слегка шершавых небесах
Расплылись кляксою чернила.
Всплывает первая звезда,
Из темноты мерцая зыбко.
И я с тоской гляжу туда,
Оттуда чувствуя улыбку.
* * *
Ей пятьдесят. Она живет одна
В чужой стране, с которой не сроднилась,
Но сблизилась. Ей здесь даны как милость
Хороший сон, покой и тишина,
Способные порой свести с ума,
Квартира с кухней, ванной и балконом
Да улицы, залитые неоном,
Да теплая бесснежная зима.
Ей нравится Рождественский базар
С колбасками, глинтвейном и блинами.
Она воспринимает жизнь как дар,
Но больше дружит все-таки со снами,
Хоть никому узнать их не дано.
А время в бессловесной укоризне
Наматывает денно нитку жизни,
Вертясь со скрипом, как веретено.
Весьма простой, но цепкий здешний быт
Проник в ее сознанье безвозвратно.
Ей сделались привычны и понятны
Порядок и латинский алфавит.
Сильна и одновременно слаба,
Она живет, не требуя иного,
И путает нечаянно слова
Родного языка и неродного.
Она не спорит с собственной судьбой
И ощущает сумрачно и смутно
Вселенную в себе и над собой,
Но это чувство очень неуютно,
Поскольку человек не божество,
Но лишь приоткрывает в вечность дверцу.
Мир чересчур бескраен для того,
Чтоб целиком любить его от сердца.
Ей эта жизнь то чужда, то близка,
Но главное, увы, проходит мимо.
И эта неизбывная тоска,
Как всякая тоска, необъяснима.
Старость Соломона
Всё в мире изменяется, старея.
Зарю сменяет новая заря.
Из некогда могучего царя
Я превратился в дряхлого еврея.
Мы склонны к умалению, мудрея.
Всё было зря. И было всё не зря.
Всё маета, тщета и суета,
Испитая живущими до донца.
Восходит солнце и заходит солнце –
Всё возвратится на свои места.
В миры иные дверца заперта,
Но кроме дверцы есть еще оконце.
Давно не нова эта кутерьма.
И эта жизнь назойливо, как муха,
Жужжит, носясь кругами возле уха.
Неотличима глупость от ума,
И мир – лишь оболочка и тюрьма,
Ютящая в себе томленье духа.
Недолог путь от счастья до беды.
Веселье увенчается тоскою,
Всезнанье – скорбью. Беглою рукою
Стирает время прошлого следы.
Единственной наградой за труды
Является отсутствие покоя.
Не покладая рук и даже ног,
Стремимся мы к заведомому краху.
Врожденному противореча страху,
Сплетаемся в бессмысленный венок.
Усилья тщетны – прах вернется к праху,
И каждый был и будет одинок.
По счастью нам даны вино и хлеб
Для услаждения души и тела.
И дабы нам не так осиротело
Существовалось, волею судеб
Отпущены иные из потреб
Взамен недостижимого предела.
Они благославляют круговерть,
Которая давным-давно постыла.
Ничто не ново в ней, ничто не мило.
Лежит дорога в небо через твердь.
Рожденья предпочтительнее смерть,
Как мудрость благодатнее, чем сила.
Огонь лампады вздрогнул и потух,
Последней искрой осветив дорогу,
Ведущую к незримому порогу.
Прокукарекал вдалеке петух,
И тело в прах рассыпалось. Но дух,
Покинув тело, возвратился к Богу.
Желающие заказать книгу – добро пожаловать в Книжную лавку.