«Эпохалки. Записки жены художника» Отрывки из книги
Ларисa Сысоевa
Продолжение. Начало в №№6/3, 7/1, 7/2, 7/3, 8/1
В библиотеке сайта книга Л.Сысоевой представлена без сокращений.
«Остров» мы делали практически втроем. Сысоев, Дима Сорокин и я. Дима Сорокин, бывший москвич и наш берлинский сосед, лучше всех в Берлине делал макет на компьютере. Сорокин вообще разносторонне талантлив: он закончил московский физтех, пишет стихи, профессионально занимается фотографией, да еще и потрясающе поет. Как у многих талантливых людей, у него один недостаток - чудовищный характер. С Сысоевым он не очень задирался, а на мне отыгрывался. Как-то приходит к Славе и говорит:
- Все, я с твоей женой работать не могу, выбирай я или она.
Слава выслушал и говорит абсолютно серьезно:
- Ты предлагаешь мне развестись с Ларисой и жениться на тебе?
Как-то Дима Сорокин звонит и приглашает меня в театр. Немцы поставили «Преступление и наказание», и Дима играет Мармеладова. Я с удовольствием иду на спектакль и с нетерпением жду появления Сорокина. Спектакль почти заканчивался и, наконец, за сценой раздался дикий крик: «Мужа задавили!», и на сцену вытащили труп Мармеладова. В этом трупе я и узнала Сорокина. Пока вдова убивалась, Дима не дышал. Я сидела на первом ряду и с ужасом следила, как Сорокин постепенно синел. Он так вошел в образ, что чуть не задохнулся.
Потом я всем рассказывала:
-Сорокин так хорошо играл труп Мармеладова...
Я привезла Дину Рубину из аэропорта. Мы вытянули вдвоем из багажника тяжеленный чемодан с книгами и думаем, как его тащить на четвертый этаж. Вдруг идет симпатичный сосед с пятого этажа, здоровается, молча, взял чемодан и понес наверх. Дина чуть не прослезилась от умиления. Я ему говорю:
- Билли, это моя подруга из Израиля, она тебе очень благодарна.
Он посмотрел на нас, улыбнулся и произнес:
- Скажи ей, что не все немцы плохие.
Когда мы въехали в нашу берлинскую квартиру, все соседи познакомились с нами. У нас в подъезде было восемь квартир – по две на этаж. Все приглашали нас посмотреть, как они живут, делились новостями, помогали, чем могли. И только одна соседка странно смотрела на меня. Глядя на нее, я подумала:
- Ну, надо же, никогда не скажешь что немка, типичная русская женщина.
Как-то она подходит и спрашивает:
- У вас есть время? Пойдемте, я покажу вам мою квартиру.
Мы зашли к ней.
- Квартира, как квартира, - подумала я. Чистота идеальная.
Вдруг женщина тихо говорит:
- Вы знаете, у меня ведь отец русский.
И дальше рассказывает:
- В 45-м году моя мама познакомилась с русским офицером. Они полюбили друг друга. Скоро должна была я родиться. Родители решили пожениться. Когда об этом узнали в части отца, его в 24 часа отправили в Россию. Больше мы о нем никогда ничего не слышали. Мама много лет пыталась разыскать его, писала запросы, но все без результата.
Я сказала:
- Давайте напишем, может сейчас это поможет.
Она грустно посмотрела и ответила:
- Мама уже умерла.
У нас во дворе жил немец-пьяница. Весь голубой от татуировки. Каждый вечер приходил пьяный домой, дверь была закрыта на ключ. Он орал на весь двор:
- Мария, сволочь, открой дверь!
Так как двор – небольшой «колодец», то резонанс получался неслабый.
После криков он начинал стучать в дверь. Сысоев умилялся:
-Совсем как русский пьяница.
Как-то утром встречает меня соседка, фрау Либерт и спрашивает, слышала ли я крики. Я честно отвечаю, что слышала. Тогда она с грустью посмотрела на меня и сказала:
- Не обращайте внимания, он больной человек.
А я подумала:
- Ну, тогда у нас полстраны больных.
Фрау Либерт мне рассказала:
- Муж получил место в Берлине, и нам дали квартиру в этом доме, почти сразу после постройки стены. До этого мы жили в зеленом, красивом пригороде. Войдя в подъезд, я увидела мрачные, серые обшарпанные стены и заплакала.
Женщина - хаусмастер, которая давала нам ключи от квартиры, успокоила меня: “Вы не переживайте, весной мы начнем ремонт”.
- С тех пор так ремонта и не было.
Она помолчала, посмотрела на огромный клен, который выше нашего старого пятиэтажного дома и занимает весь двор. Потом соединила два пальца в круг и сказала:
- Клен тогда был вот такой.
У меня начались проблемы с памятью. Последней каплей послужило следующее: я поехала за краской для машины. Слава попросил заодно купить табак. Возвращаюсь с краской, Слава встречает меня и спрашивает: «Купила»? Я удивилась, зачем ему краска, но отвечаю, что купила. Когда он попросил дать ему, спросила - зачем?
Короче, пришлось идти к немецкому невропатологу, рассказывать эту историю. Прошу дать что-нибудь укрепляющее память.
Доктор внимательно посмотрела на меня, потом послала на обследование. Мне показывали разные тесты, снимали энцефалограмму, потом врач вызвала меня к себе и сказала:
- Ничего не буду прописывать. У вас, по-видимому, была феноменальная память, а стала просто хорошая.
Я пришла домой и хвастаюсь Сысоеву, что хорошо прошла все тесты.
После этого он написал мне записку: “Несмотря на свою хорошую память, не забудь купить табак”.
После объединения Германии Ина поехала в Дрезденскую галерею. Зайдя в тамошний туалет, с омерзением отметила, какая у них грязь. Мужчина, который подавал там бумажные салфетки, неприязненно сказал:
- Вечно этим русским все не так, сами-то, наверное, ничего собой не представляете.
Ина повернулась и на прекрасном немецком языке ответила:
- Зато я вижу, какую хорошую карьеру вы сделали.
После объединения на территории бывшей ГДР две русские женщины стояли в очереди в кассу и болтали. Среди прочих покупок у них была туалетная бумага. Немец, стоявший сзади, услышал русскую речь и сказал:
- С каких это пор русские начали пользоваться туалетной бумагой?
Женщина обернулась и ответила:
- С тех пор, как вы перестали нам жопу лизать.
Слава мне рассказывает:
- Видел по русскому телевидению демонстрацию больных из психбольницы - сидели с плакатами, на которых написано, что их не кормят.
Я на это замечаю:
- Между прочим, есть такая методика - нервных больных лечить голодом.
На что Сысоев с гневом ответил:
- Их начальников надо лечить голодом!
Человек пришел в общину и спрашивает:
- Какие увеселительные мероприятия предусмотрены на Йом-Кипур?
(Это день Искупления, религиозный праздник, в который евреи должны соблюдать строжайший пост и молиться).
Женщина, к которой был обращен вопрос, ответила:
- Молиться, молиться, и еще раз молиться.
Сысоев слушал дебаты по делу Клинтона о сексуальной афере, потом подвел итог:
- Нет повести печальнее на свете, чем повесть об Овальном кабинете.
Сысоев ко мне подходит и говорит:
- Пойдем в Монику Левински поиграем.
Я ему отвечаю:
- А у тебя Овальный кабинет есть?
У меня была знакомая, которая будучи замужем за военным, жила в ГДР. Она рассказала:
- У нас в военной части держали свиноматок. Как-то раз работники решили привезти немецких самцов для улучшения породы. Договорились с немцами, привезли хрюшек, ввели их в советский свинарник. Немецкие свиньи были такие чистые, гладкие. Вошли они в загаженный и вонючий хлев, увидели наших вывалянных в грязи свинок, развернулись и убежали. Так и не смогли они улучшить нашу породу.
У нас в гостях были Саша и Нина Воронель. В это же время пришел Виктор Ерофеев. У Вити как раз вышло собрание его сочинений. Он печатается во многих европейских странах, у него авторская программа на российском телевидении. Виктор является ведущим литературным критиком. Мы знакомим присутствующих. Нина выслушала, посмотрела на Виктора, потом говорит:
- А это тот мальчик, которого мы у Бори Балтера видели.
У нас есть один знакомый Усман, у которого в паспорте в графе “национальность” стоит сокращенно “тат”. Саша Лайко, случайно увидев его паспорт, задумчиво сказал:
- Таты - это ведь горские евреи.
Усман побежал в еврейскую общину, и его приняли туда.
Когда его спросили, как он, татарин, стал членом общины, он с гордостью ответил:
- Я горный еврей.
Как-то они разговаривали с Сашей Лайко, и Усман ему сказал:
- Ну, ты ведь не член общины.
Инина мама Раечка с подругой пошли покупать билеты на концерт в Дом офицеров. Дело происходило в Риге после войны. Они подошли к кассе, и подруга просит билеты на первый ряд. Это были самые дорогие и хорошие места. Раечка говорит подруге:
- Скажи кассирше, что мы плохо слышим.
Кассирша посмотрела на молодых, красивых, хорошо одетых женщин и с ненавистью говорит:
- Что это все евреи плохо видят или плохо слышат?
За моей подругой ухаживал один музыкант. Он ей не нравился, и чтобы отвязаться от него, она ему говорит:
- Я знаю, что у мужчин, занимающихся творчеством, все в “свисток” уходит.
Он не обиделся и отвечает:
- Тем более мы должны встретиться. Я обязан реабилитировать людей искусства.
Потом подумал и добавил:
- Всех музыкантов, по крайней мере.
Звонит мне как-то Олег Юрьев и спрашивает, нет ли у меня знакомого, знающего татарский язык. Я сказала, что могу ему в этом помочь и дала телефон приятельницы - Фираечки. Фирая, кроме родного татарского, знает еще пять языков, в том числе и японский. Олег обрадовался и говорит:
- Представляешь, я здесь дочку Мусы Джалиля нашел, но даже она не знает татарского.
У Лени Прудовского в Москве были приятели Фальковичи. Когда они переехали в Берлин, мы стали поддерживать с ними отношения. Фалькович очень часто ездил в Москву. Как-то звонит Леня и говорит, что надо встретить Фальковича: Прудовский послал Славе прессу - то, что необходимо Сысоеву для работы.
- Причем, - добавил он, - иди, вместе с Ларисой, газет и журналов много, а они тяжелые.
У нас тогда еще не было машины, и мы с Сысоевым поехали на вокзал. Мы подошли к поезду и увидели, что Фальковичи занимали целое купе, и оно было до потолка заполнено шмотками. Фалькович увидел нас, радостно улыбнулся и протянул пакетик, в котором лежало ровно пять газет. Остальные, он, естественно, выкинул. А потом деловито сказал:
- Слава, помоги мне вещи перетаскать.
Через какое-то время приезжает из Москвы в Берлин Ленина жена Марина. Она сказала, что у нее передача для Фальковича. Вещи были разложены по всему чемодану, и мы в изумлении увидели: банку с огурцами, домашние тапочки фабрики “Скороход”, чайник со свистком и будильник “Слава”. Сысоев с ненавистью осмотрел эти “сувениры” и сказал:
- Чтоб им всю жизнь под этот будильник просыпаться.
Потом Фалькович кому-то жаловался:
-Почему нас Слава с Ларисой так не любят? Мы к ним так хорошо относимся.
Я рассказала знакомому про это высказывание Фальковича, на что Векслер заметил:
- Я не знаю ни одного человека, к кому бы Фалькович хорошо относился.
Подруга записывает Славе русскую программу телевидения. Он скрупулезно просматривает все программы, а потом комментирует. Как-то посмотрел совещание высших военных и милицейских чинов пришел ко мне и говорит:
- Это сборище воров в законе.
Наш берлинский знакомый Саша Абрамзон улетал из Баку, где он был по делам. Таможенник спрашивает:
- Деньги есть?
Саша достал из кармана 500 долларов, указанных в декларации.
Таможенник говорит:
- Да, нет, это валюта. А деньги есть?
Саша показал 100 000 манатов, что соответствует, примерно, пяти долларам. Ему и в голову не пришло записать их в декларацию. Таможенник грустно посмотрел и сказал:
- Будем оформлять как контрабанду.
К Губерману на концерте подошла девушка и спросила:
- А правда, что чувство юмора происходит из комплекса неполноценности?
Слава прослушал передачу радио “Россия” и с возмущением говорит:
- Я не понимаю, как можно по два года ходить на работу и не получать зарплату.
Я объясняю:
- Понимаешь, жизнь этих людей без работы потеряет всякий смысл, а так они живут надеждой.
На что Сысоев ответил:
- В ожидании Годо...
У Марьяны Шмаргон огромные серые глаза, роскошные пепельные волосы, тончайшие черты лица.
Слава, когда первый раз увидел Марьяну, спросил:
- Что, эта красавица тоже еврейка?
Когда он услышал утвердительный ответ, произнес:
- Только одна эта женщина могла полностью опровергнуть теорию Розенберга.
Я рассказала Марьяне про эту запись, и она воскликнула:
- Скорей издавай свою книгу, я одна у тебя полтиража куплю!
Коля Качановский - фотограф, живущий в Берлине.
Он поехал в Киев, навестить друзей. Они спросили его:
- Как же ты мог родину покинуть?!
Коля ответил:
- А у меня, где жена, там и родина.
Администратор Александра Дольского позвонил ему из Нью-Йорка и говорит:
- Саша, я сижу сейчас на даче Кобзона, и его дети поют песни Дольского.
Мама Марьяны Буся пришла на концерт Дольского. Он ей очень понравился, и она спросила меня в перерыве:
- Ларисочка, а Дольский еврей?
Я отвечаю:
- Нет, чисто русский.
Она восклицает:
- Ой, а как же он, бедный, здесь останется?
Я рассказала эту историю Дольскому, он сильно смеялся и почему-то вспомнил, как он спросил Галича, еврей ли он?
Галич воскликнул:
- Да еще какой! Крымский!
После концерта Александра Дольского мы поехали на ужин к его знакомым Вале и Ларисе. Валя старинный приятель Дольского. Он был много лет мужем и аккомпаниатором Жанны Бичевской. Валя прекрасный музыкант и хороший человек. Лариса приготовила потрясающий ужин. Сидели до трех часов ночи и беседовали. Лариса весь вечер хвалила стихи и песни Дольского. Под конец она произнесла такую фразу:
- Дольский - это сегодняшний Пушкин.
Когда мы ехали домой, Саша сказал:
- Я и не знал, что у Вали жена такая умная женщина.
К нам в гости пришли симпатичные люди - Лика и Юлий. Разговор зашел о литературе, и упомянули Виктора Ерофеева. Лика воскликнула с пафосом:
- Я как прочитала его “Жизнь с идиотом” - сразу поняла, что это мое!
И строго посмотрела на мужа.
Юлий в Питере работал врачом и вспомнил, как он заполнял анкету у одного больного. Тот на все вопросы отвечал утвердительно. Ну, например: “Вы вспыльчивый?” - “Да”. “Вы выдержанный?” - «Да”. И так далее. Наконец, Юлик не выдержал и спрашивает:
- Объясните, пожалуйста, как можно быть и вспыльчивым и выдержанным одновременно?
На что пациент ответил:
- Доктор, я быстро отхожу, но помню долго.
Когда я работала в “Диалоге”, к нам пришел человек и попросил перевести ему письмо на немецкий язык. В этом письме была просьба предоставить ему квартиру с зимним садом. Человек ни дня не проработал в Германии и получал социальную помощь. Кристина - немка, которая переводила ему письмо, очень тактично опустила это требование. Человек был страшно разгневан и сказал:
- Я за перевод плачу пять марок (по немецким меркам это чисто символическая плата; переводчики берут в десять раз больше) и, будьте добры, переводите мои требования дословно.
Мы отдали ему его пять марок и сказали, чтобы он не позорил эмигрантов. Он ушел разгневанный, а я думаю, что квартиру с зимним садом он получил.
Подруга была в Москве и встретилась со своим старым приятелем. Он теперь занимает большой пост, и по роду своей деятельности все время находится в разъездах. Спать приходится очень мало. Она спросила его:
- Юлик, а почему ты не можешь спать в самолете?
- Не люблю, когда постель летает, - ответил он.
Я спросила Виктора Ерофеева, почему он не включил в свою книгу “Пять рек жизни” текст Габи - немки, с которой он плавал по этим рекам. В немецком варианте напечатан текст обоих. Виктор улыбнулся и сказал:
- Зачем русскому человеку нужны эти немецкие пельмени?
Вася Димов прочитал книгу Виктора Ерофеева “Мужчины” и заметил:
- Ничего более эротического в своей жизни я не читал.
Я сказала Виктору Ерофееву, что если бы я была его жена, то убила бы его, прочитав “Пять рек жизни”, и не представляю, как Веща его терпит.
Виктор ответил:
-Ей пришлось раз и навсегда решить: творчество или ревность. Она выбрала первое.
А потом добавил:
-Ты же понимаешь, что это большей частью только мои фантазии.
И плотоядно улыбнулся.
Как-то звонит Виктор Ерофеев и спрашивает, чем занимаюсь. Я отвечаю:
-Книгу пишу.
Виктор замолчал, потом поинтересовался:
-Про что?
Я говорю:
-Да про всех, про вас.
Виктор помолчал и спросил:
-А что про меня?
-Про всех только хорошее и доброе.
И зачитала ему несколько историй про него.
Виктор развеселился и говорит:
-Молодец, ты делаешь большое дело.
Сысоев решил поставить себе русское телевидение. Наконец, это стало возможно, благодаря тому, что запустили новый спутник. Пришел Сергей, специалист по установке спутниковых антенн, несколько часов провел на крыше, устанавливая “тарелку”, потом сел к телевизору и ничего не может понять - изображение отсутствует. Пришлось звонить в Бонн: там находится корпункт НТВ в Германии. Корреспондент сказал, что именно в этот час, когда нам установили антенну, отключили передачу программы с тем, чтобы сделать ее платной.
Я Славе говорю:
-Это тебе ”контора” мстит, вот и отключили НТВ.
Сысоев ответил:
-Больно уж ты высокого мнения о моей персоне.
Нам прислал тексты в “Остров” Александр Кан - писатель из Алма-Аты. Когда я была в Москве, он тоже прилетел туда; мы встретились и беседовали несколько часов. Теперь он пишет мне замечательные письма, которые хочется перечитывать и на которые нужно отвечать.
В одном письме он написал:
-...Я страшно застенчивый человек... И, быть может, поэтому я и сижу до сих пор здесь, в этой уютной жопе, которую все почему-то называют Евразией... И, быть может, потому мне так близка Веничкина (Ерофеева) деликатность, как было однажды сказано умным критиком, - редчайшее и еще почти не обозначенное свойство русской литературы, которое и превращает его, Веню, в героя совсем неделикатной среды. Это и есть главное во мне ... и является стилевой доминантой моего сочинительства...
Если бы я мог так физически, я бы и жил, как Веня Ерофеев, - отовсюду выгнанным, бездомным и гениальным, ..., но, вероятно, я так не могу, потому что все-таки психофизически я - кореец, и потому хожу чистеньким и аккуратным...
У знакомой было пятидесятилетие, и я написала ей японское трехстишье - хайку. Таня Соминская, учитель йоги и любитель всего восточного, увидела и воскликнула:
-Ой, дай почитать!
На что знакомая пренебрежительно махнула рукой и сказала:
-Да это так, белый стих.
Наши друзья Степа с Таней поехали в Чехию на Рождество. Ехали целый день на машине, страшно устали, доехали под вечер до какой-то деревушки, как раз 24-го декабря. Решили там заночевать. На улице ни души. Стучат в одно окно, в другое. Никто не отвечает. А надо отметить, что Степа на половину армянин, и на половину еврей, но похож на всех евреев сразу. Наконец, выглядывает мальчик. Степа вежливо по-немецки спрашивает, нельзя ли у них остановиться. Мальчик отпрянул от окна, и Степа услышал, как он закричал:
-Тату, тату, немцы!
У Марины Крутоярской и у Саши Зайцева был в Москве приятель Марик Раппопорт. У него всегда были сумасшедшие идеи. И всегда на всем он прогорал.
Как-то раз он купил живую шиншиллу. У него был гараж в центре Москвы, и вот в нем он и решил разводить шиншилл и делать большие деньги. Но эта шиншилла оказалась с детской маткой и не беременела. Он жаловался:
-Вожу ее трахать по всей Москве, а она не беременеет. Пришлось подарить ее в Дом пионеров.
Потом он купил десять индюков и тоже держал в гараже. Позвал Сашу посмотреть на них. Саша входит в гараж, увидел этих индюков и воскликнул:
-Блядь!..
Индюки очень похоже, откликнулись:
-Бля-я-я...
Саша говорит Раппопорту:
-Да тебе надо с ними в цирке выступать, это же готовый номер!
Марк загорелся.
У Саши был знакомый цирковой режиссер. Он позвонил ему и попросил поддержать розыгрыш. Через какое-то время звонит Раппопорт и говорит:
-Ну, что ж, гешефт налажен. Перехожу к следующему.
И опять пропал на длительное время. Потом звонит и спрашивает:
-Марина, тебе чернобурки не нужны? По дешевке отдам.
Марина, очень миниатюрная женщина, отказалась. Тогда он начинает жаловаться:
-Закупил по дешевке огромную партию черно-бурых лисьих шкурок. Опять же сложил их в гараже. Но оказалось, что их как-то неправильно выделали и они не лежат, а стоят. И они абсолютно непригодны к шитью. Ну, за копейки пристрою куда-нибудь.
Подвел он итог, и опять исчез надолго.
Наконец, появился и спрашивает:
-Марина, ты знакома с Зыкиной?
-Нет, - отвечает она. - А зачем тебе Зыкина?
Он вынимает старинный золотой ридикюль и говорит:
-Вот, достал по случаю. Да кто кроме Зыкиной такое купит?
И Марина закончила рассказ:
Сейчас Марк в Америке. Интересно, чем он там занимается?
Я говорю Ине:
-Пойдем в кино. Сейчас вышел новый фильм: “Жизнь прекрасна”.
Ина ответила:
-Это ведь про евреев в концлагере. Это не для меня. Я когда смотрю такие фильмы, чувствую себя как лиса в меховом магазине.
Я сказала кому-то по телефону:
-Надо посмотреть фильм финского режиссера, который привезли на Берлинале. Критика сказала, что это лучший фильм.
Сысоев услышал и говорит:
-Что, фильм про пьяных лесорубов?
Мама Оли Завадовской - певица и большая любительница оперы, пожаловалась мне:
-Пошла на новую постановку “Фауста”, я очень люблю эту оперу.
Ларисочка, вы не поверите: вдруг выбегают девицы в купальниках, выкатили на сцену каталки, с которыми мы ходим по магазинам, и начали вытворять, черт знает что. Я закрыла глаза и слушала музыку. Хорошо хоть ее не изменили.
Мама Марины Крутоярской попала в больницу с приступом печени. Это была клиника при университете Патриса Лумумбы. К ней подошел темнокожий врач и представился. Мама его первым делом спрашивает:
-Вы из какой страны?
Врач называет африканскую страну. Мама задает вопрос, который ее интересовал всегда больше других:
-Скажите, пожалуйста, а у вас в стране есть евреи?
Врач ответил: «Есть”.
Она удовлетворительно кивнула и продолжила допрос:
-А много у вас евреев?
И врач выдал:
-А у нас кто богатый, тот еврей.
Когда Слава услышал про убийство Галины Старовойтовой, он позвонил в Москву Жене Попову и в сердцах воскликнул:
-Что это за страна, где убивают таких людей?
На что Женя ему ответил:
-Приезжай и наводи порядок.
Марина Крутоярская как-то заметила:
-Музыканты - жуткие снобы. Например, люди, которые писали музыку для цирка, были как неприкасаемые. Для них вход был везде закрыт.
Я как-то говорю Марине:
-Знаешь, Исаак Шварц - это наш Нина Рота.
Марина согласилась, а потом сказала:
-Да, только Нина Рота никогда не говорил, что хочет писать оперу или симфонию.
Марина рассказала, что Николай Каретников как-то сказал:
-Вот Соня Губайдулина святая. Она не опустилась до кино.
А потом Марина добавила:
-То, что Соня написала музыку к “Чучелу”, это у нее, видимо, даже крошки засохшего черного хлеба не было.
Лена Тихомирова издала брошюру “Русские писатели в Германии”. Я позвонила и поздравила Лену с завершением огромной работы. Тогда Леночка пожаловалась:
-Начали звонить писатели и высказывать претензии. Один спросил, не положено ли ему гонорара за то, что упомянули его имя. Позвонила поэтесса Марина Кравцова из Кельна и была страшно недовольна тем, что слово визажистка на немецкий язык перевели, как косметичка. Она в молодости работала по такой специальности.
Я рассказала Славе, и он саркастически сказал:
-Подумаешь, написали: вместо макаронной фабрики работал на вермишелевой.
Позвонила Габи - журналистка, с которой Виктор Ерофеев ездил по пяти рекам, и жалуется:
-Представляешь, позвонила в Российское посольство, говорила с советником по культуре по фамилии Краснов. Он здесь недавно, всего около года. Я ему говорю:
-Скоро в Берлин приезжает писатель Виктор Ерофеев. Не хотели бы вы сделать ему выступление? Я знаю, что в посольстве проходят подобные мероприятия.
Советник внимательно выслушал Габи, а потом ответил:
-А я не знаю такого писателя.
Габи начала кипятиться и напомнила ему:
-Ну, как же. Он автор бестселлера “Русская красавица”.
На что он невозмутимо сказал:
-А я не читал.
Я выслушала, а потом успокоила Габи, процитировав бессмертную фразу Славиной тетки:
-Габи, не расстраивайся, они ведь все шпионы!
Жена Саши Лайко Таня похвалила мои эпохалки:
-Молодец, у тебя очень здорово получается. Вот Олеша тоже всякую ерунду в записную книжку записывал, а потом хорошая книга получилась.
Виктор Ерофеев пришел в книжный магазин Виктора Светикова. В магазине была жена Светикова Светлана.
Виктор спрашивает:
-Скажите, пожалуйста, у вас есть в продаже книги Виктора Ерофеева?
Света, которая сразу узнала Ерофеева, отвечает:
-Да, потому что мы ваши книги читаем и любим.
И Света заметила:
-Он так растрогался, что его узнали.
Виктор Светиков познакомился с Григорием Явлинским и решил ему подарить книгу. Явлинский посмотрел и сказал капризным тоном:
-Она такая тяжелая, как я ее понесу?
И не взял.
Светиков отметил:
-Да таких как он при Советской власти в мэнээсах держали, да дальше предбанников никуда не пускали, а теперь они повылезали.
Наши берлинские знакомые Дора с Яшей были в Израиле, и их повезли на реку Иордан - место крещения первых христиан. Было жарко, Дора вошла в реку и начала обдавать себя водой. Наши евреи, с которыми они были на экскурсии, закричали:
-Что вы наделали, вы теперь окрестились.
Мой сын Саша был в Стокгольме и прочитал объявление в газете:
-Новый русский имеет наличными 2,5 миллиона. Купит дом на набережной.
В Стокгольме, как Саше объяснили его друзья, дома вдоль по набережной не продаются и не сдаются. Они, как правило, передаются по наследству. Но, что характерно, новые русские там живут.
Саша Абрамзон рассказал, как его знакомый, бывший начальник милиции в подмосковном поселке Ильинка, построил дачу - точную копию КПЗ, в котором он всю жизнь проработал, увеличенную в 15 раз.
Степа Левин был свидетелем разговора двух “деловых” людей. Один другому с гордостью сказал:
-Ну, расстреляют нас обоих, это понятно. Но в моей даче хоть детский садик устроят, а у тебя с такой архитектурой ничего не сделаешь.
Я устраивала чтения новой книги писателя Марка Зайчика. Он много лет живет в Израиле. Когда я ему сказала, что у него будет двенадцать выступлений по всей Германии, он воскликнул:
-Столько выступлений на вражеской территории!
Мне показали человека и спросили мое мнение о нем.
Я посмотрела и сказала:
-Свой кошелек я бы ему не доверила.
Знакомая, которая стояла рядом, добавила:
-Такой и пепельницу сопрет.
А человек, который меня об этом спросил, подвел итог:
-Пепельницу не сопрет, но сделает так, что она сама со стола исчезнет.
Анна Григорьевна была очень остроумная женщина. Когда кто-то ей дарил то, что, как говориться “на тебе Боже, чего нам негоже”, она говорила:
-Из недорогих, и в полосочку!
Саша готовился к первому госэкзамену. Всего их в медицинском институте три. В Германии это сложнейший экзамен, который пишут студенты, дошедшие до него, все одновременно и в течение двух дней. Первый день шесть часов и второй день четыре часа. Надо ответить в общей сложности на 500 вопросов. Сашка страшно мандражировал. Я накануне была в гостях у Ины и позвонила от нее Сашке, чтобы пожелать “ни пуха, ни пера”. Потом трубку берет Ина и абсолютно серьезно говорит:
-Саша, я тебе советую: завтра иди на экзамен в трусах, в которых ты ходил сегодня, чистые не одевай.
Сашка спрашивает:
-А ты можешь теоретически обосновать - зачем это надо?
На что Ина отвечает:
-Могу. Ты на идише понимаешь? Есть хорошая еврейская пословица: мер дрек, мер мазал. (Больше говна, больше счастья).
Сашка послушался Ину и экзамен сдал!
На берлинский кинофестиваль приехала Лина Богатырь, она работает на фирме своего брата, которая занимается прокатом картин. Лина пожила у нас несколько дней, и мы с ней немного пообщались. Она так и живет с мамой и дочкой в одной квартире и тянет весь воз на себе.
Я спрашиваю Лину: “Как на личном фронте?”. Она отвечает:
-Мы, три девушки так и живем вместе. Гарика, своего любовника, слава Богу, выгнала. Есть один француз, который меня любит, но я не люблю никого.
-Я такая брезгливая, - добавила она.
Мы с Иной зашли в шикарный русский магазин на Моренштрассе, под названием Grico. Хозяин магазина красавец русский по имени Юра сразу заулыбался нам, как хорошим знакомым, вышел навстречу. Подошла милейшая жена, предложила кофе. Я примерила красивую кофту, и Юра подложил мне плечики. Когда я хотела снять свитер, он подошел мне помочь и пошутил:
-Я вставил, мне и вынимать.
В Берлине одно время выходила русская газета под дурацким названием “Новая берлинская газета”. Выпускал ее красавец Женя Танклевский. Газета внешне не отличалась от немецкой “Berliner Morgen Post”, была цветная и красивая, но по содержанию было до нее далеко. Распространял Женя газету только в Берлине, хотя было бы логично попытаться продавать ее по всей Германии. Я осторожно сказала об этом Жене.
Танклевский посмотрел на меня и презрительно сказал:
-И ты будешь учить меня коммерции?!
Газета просуществовала короткий срок и почила в “бозе”. Я не видела Женю несколько лет. Недавно идем с Иной по Фридрихштрассе, начался дождь, и Ина говорит:
-Пойдем в кафе, переждем дождь.
Спускаемся по эскалатору в подземную галерею, в кафе за роялем сидит тапер и прекрасно играет. Я говорю:
-Наверняка русский, смотри, как здорово играет.
А Ина добавляет:
-И мужик, какой симпатичный.
Я задумчиво говорю:
-На Танклевского чем-то похож.
Спускаемся ниже, и мы чуть не свалились с эскалатора: это, действительно, оказался Женя Танклевский.
Он нас тоже узнал и страшно смутился.
Мы сели за столик, заказали что-то попить, но разговор не клеился. Мы потеряли дар речи. Наконец, у Жени наступила пауза, и он подсел к нам поболтать. Ему было страшно неуютно, он сказал:
-Когда я здесь играю, то за день получаю больше, чем на собственной фирме. Вот и подумаешь сто раз - надо ли ее держать или нет.
Знакомый Фред рассказал анекдот про швейцарцев и сказал, что над ними все смеются, потому что они медленно думают.
Саша Копанев - прекрасный певец и музыкант, наклонился ко мне и произнес:
-Смотри, швейцарцы медленно думают, а живут так хорошо, а вот мы, русские: быстро думаем, а сидим вечно в говне. Может поэтому?-
добавил он грустно.
Инина семья уезжала в эмиграцию из Риги в 74-м году. На таможне зверствовали так, что даже забрали Инин дневник. Она страшно расстроилась и хотела вступить в пререкания с таможенником. Тогда папа, умнейший и образованный человек, сказал Ине:
-Молчи, голыми уйдем!
Мы живем в Берлине в старом доме, которому больше ста лет. К нам часто приходят печники, электрики и другие службы, проверять все ли в порядке. Как-то раз я открываю дверь: на пороге стоят трое симпатичных немцев, у которых очки поблескивают золотистой оправой, им нужно проверить газовое отопление. Сысоев увидел их и спрашивает:
-Это кто такие?
Я объяснила, что рабочие, пришли проверять газовый прибор.
Слава комментирует:
-Эти немецкие рабочие выглядят лучше, чем у вас профессура в Московском университете.
Я работала в Русском доме, и в наше комнате сломалось отопление. Мы вызвали мастера. Входит солидный мужчина:
-Наверное, немецкий профессор, - подумала я.
Он спрашивает на русском языке без акцента:
-Слесаря вызывали?
Я посмотрела на его руки и с гордостью подумала:
-Надо же каких холеных и образованных слесарей посылают на работу в Германию, не хуже чем немцы.
Я пожаловалась Сысоеву:
-Пишу, пишу, а у меня так медленно продвигается. Вот Юлиан Семенов такой плодовитый был, в день по 10 страниц писал. На что Слава сказал:
-Ты же пишешь не фальшивую историю про советского разведчика.
У моего сына в Германии есть хороший друг. Мы его зовем Шурик одесский. Он очень остроумный парень и прекрасно рассказывает анекдоты. Как-то я устроила конкурс на лучшего рассказчика анекдотов, и, несмотря на то, что пришло около ста человек и были потрясающие рассказчики, Шура занял законное первое место. А надо сказать, что жюри было из первых одесских КВНщиков. Председательствовала несравненная Неля Харченко - одесская тетя Валя Леонтьева.
Я поздравила Шурика, а он мне говорит:
-Это вы мою бабушку не слышали.
Проходит какое-то время. Мы устраиваем второй конкурс. Выигрывает у всех мужчин с огромным отрывом очаровательная пожилая женщина. Я вручаю ей приз и говорю, что первый раз слышу, чтобы женщина так мастерски рассказывала анекдоты. Она целует меня и говорит:
-Ларисочка, а я ведь бабушка Шурика.
Шурик одесский как-то пожаловался мне:
-Ну, шо вам сказать, тетя Лариса. В Германии нет хороших девушек!
У нас в Дрездене есть хорошие знакомые: Лера и Вольф Шелике. Они занимаются русской культурой в Дрездене. Они гостеприимно принимают наших соотечественников и оплачивают скромные, но достойные гонорары. Один раз Лера хотела пригласить выступить Славика. Звонит и говорит:
-А сколько стоит твой Сысоев?
Вольф - сын немецких коммунистов, которые бежали от Гитлера в Союз. Вольф родился в Москве и жил на улице Горького в гостинице “Центральная”, на углу моей родной улицы Немировича-Данченко. Вольф говорит по-русски без акцента, и ему бы больше подошло имя Иван, так он похож на русского. Смотрю на него всегда и думаю:
-Ну что с того, что Вольф немец, я еврейка, а Лерочка русская? Все мы люди с планеты Земля, говорим на одном языке и делаем одно доброе дело.
