В сквере устроили выставку-продажу кондитерских изделий. Под открытым небом на длинных столах красовались торты, пирожные, муссы, джемы, трюфеля, шоколад, тянучки, липучки, рулеты, конфеты, сладкие пироги и прочее…
Но тут прилетели птицы и всё обгадили.
«Ничего страшного» – сказали кондитеры.
Но тут пошёл сильный дождь, и всё расплылось.
«Ничего страшного» – повторяли кондитеры.
«Да» – соглашались покупатели.
2.
Некто сделал своему другу жуткую пакость.
– Ты что это?! – возмущался обиженный и даже махал кулаками.
– Ну как же ты не понимаешь! – удивлялся обидчик. – Иначе мне было бы не прибыльно. А может даже и ущербно.
«Действительно, что это я так на него?!» – устыдился обиженный.
3.
Мальчик Коля первый раз смотрел фильм ужасов. Коля не закрывал рот, потел, вдавливался в кресло и под конец обделался.
– Ну и как? – спросили Колю.
– Смотреть можно, – ответил Коля.
4.
«Дорогой друг!
Узнав стороной, что ты собираешься меня навестить – обрадовался! Конечно же, приезжай! Встречать тебя мне нет смысла, потому
что у вокзала – всегда такси. Доедешь до моего дома, поднимешься на мой этаж, позвонишь в мою дверь, и я обниму тебя. Свой адрес писать также нет смысла, потому что любая «Справочная» тебе его скажет – стоит только назвать мою фамилию и имя. Правда, моих однофамильцев и тёзок в нашем городе полно. Тут я не знаю, что и посоветовать? Вероятно, это обстоятельство будет самым большим препятствием нашей встречи. Надеюсь, ты его преодолеешь.
С нетерпением жду тебя!
Твой друг»
5. КОНКУРС
В школе объявили конкурс сочинений.
Тема: «Быть или не быть».
Это была хорошая школа, и все ученики были ответственными учениками. Но без неприятности не обошлось.
Один мальчик, Коля Бякин – «тяжёлый крест» школы – написал в сочинении: «НЕ БЫТЬ!»
Такое для школы оказалось скандалом!
Собрался педсовет.
Решали, что делать, наконец, с Бякиным?
Судили-рядили, ни о чём не договорились, махнули рукой: «А, ладно!.. Потом…» – и принялись подводить итог конкурса.
Все сочинения получились хорошими, во всех было одно: дескать, в любом случае, конечно, «БЫТЬ». Педсовет растерянно улыбался. Заседал до позднего вечера. Постановление вынес такое:
«Главный приз
за не шаблонное решение темы присудить
Коле Бякину».
6. К Т О П О В Е Р И Т?
В редакцию битого журнала пришёл непуганый Автор, сел и начал читать.
«Трудовой день был в разгаре, – гнусаво начал читать Автор. – Незаконченная реклама Авто-мото лотереи лежала на полу, а под потолком в невесомом состоянии парил художник Лёша Пёрышкин с газетой в руках. И когда узнал, что отопительный сезон кончился, а весенние заморозки начинаются, – отшвырнул газету, нырнул вниз головой, опустился на рекламу, постучал кочергой по холодному радиатору, поёжился, поматерился и побрёл по квартире в поисках спиртного.
Всё в жизни Пёрышкина было нескладно: часы шли в обратную сторону, жена сбежала утром, реклама была безнадёжно испорчена, в полированном баре стояла настойка пустырника, в холодильнике лежал орфографический словарь, из водопроводного крана текло молоко.
И оставалось только топтаться перед зеркалом, вглядываясь в отражение, а отражение гримасничало и хитро подмигивало…
И, вдруг, казалось бы, ни с того, ни с сего, но именно так с тихими людьми и бывает, Пёрышкин внезапно рассвирепел, схватил своё отражение за шкирку, стал трясти, оторвал воротник!.. А зеркальный человек, испуг не скрывая, сопротивлялся слабо, сказал «Дзинь!..» и на осколки разлетелся…
Пёрышкин застыл, тяжело дыша и пытаясь понять, что произошло. А сообразив всё, прислушался: на лестнице было тихо. Обещанные женой санитары со смирительной рубашкой не шли…
И тут Пёрышкину стало вовсе невыносимо! И он сказал: «А ну вас всех!» – сел на неоконченную рекламу Авто-мото лотереи и, как на ковре-самолёте, улетел на ней неизвестно куда, а скорее всего в Африку, на слонов охотиться…»
Автор кончил читать, а взволнованный редактор вышел из-за стола и сказал: «Эх, батенька, что за галиматья! Слоны в Африке… ковры-самолёты… Никто в это не поверит!» – сказал это редактор, сердито замахал руками и… улетел в открытую форточку…
7. ДУЭЛЬ
Путин с Медведевым решили драться на дуэли. А я когда-то читал книгу Якова Гордина про русские дуэли, и они меня выбрали секундантом.
Путин с Медведевым дуэль назначили в аккурат на Прощёное воскресенье. Потому, что Патриарх умер, а новому пропуск в Кремль ещё не выправили и подсказать, подправить было некому.
Ну, я, перво-наперво, предложил помириться, обняться, поцеловаться. Отказались. Не знаю, почему?
По правилам дуэли оружие – за секундантом, то есть – за мной. Я вытащил револьвер.
– Почему один? – строго спросил Путин.
– Для «русской рулетки» достаточно, – строго ответил я.
Путин взял револьвер, вставил патрон, крутить барабан не стал и выстрелил Медведеву в лоб, как Геббельс своей любимой жене Магде. Медведев, понятно, рухнул.
– Всё? – спрашивает Путин у меня.
– Теперь ты, – говорю Путину.
– Зачем? – Спрашивает Путин.
– Тогда это не дуэль, – говорю я. – Стреляй себе между глаз, – говорю.
– Почему? – спрашивает.
– Чтобы потом было красиво, – отвечаю.
А у Путина глаза совсем рядом, через запятую, ну и трудно ему было приладить дуло: то на левый глаз сползало, то на правый. Но справился. Выстрелил. Рухнул. Лежат оба. В подножье Воробьёвых гор. А тут сильный дождь пошёл. Прямо-таки, гроза с молниями. Чего мне было с ними мокнуть? Побежал в метро. Метро – станция «Спортивная».
7. ВЫШКА
Официально заявляю: даже в Академии Наук ни одно рыло не знает, что самая высокая в мире хреновина – на территории нашей державы. По сравнению с ней, Эверест – недомерок. А вся история – такой бред, что бесплатно рассказать – язык не ворочается. Ещё ни один мудазвон в неё не поверил. До сих пор.
А случилось всё, когда иностранная семья на каникулы Рождества Нового года прилетела к нам на воздушном шаре. С подарками. Ну и шухер начался по дачам маршалов и линиям высокочастотной связи. А самый по военному званию маленький распердяй, который персонально шар проворонил, придумал с испугу сказать, что за границами следить надо не на границах, потому что в длину границы такие стране достались – всего населения следить не хватит, а надо в центре страны построить вышку до неба, чтобы с неё всё и видеть. Начальство этого распердяя не жопой пол подметало, поняло: бред. Оно ему так и сказало: «Готовь себя к высшей мере», – но никаких других мыслей в свою защиту не имело и «наверху» повторило слово в слово. Не так, конечно, уверенно, просто как мысль, высказанную младшим по званию. Ну и пошло!.. Самый большой военный начальник почувствовал, что тут что-то не то и вызвал геодезистов. Спросил: «В принципе возможно?» Ну, те, как их спросили, так и ответили: «Если в принципе, то – да». А начальник всей страны засомневался, услышав такое предложение, но ему, невоенному человеку, было неудобно возражать специалистам, и он дал указание такую вышку – в центре всей страны, до самого неба – выстроить.
Это была самая секретная стройка. Только начальник страны и самый большой военный начальник знали. Ну, ещё самый по званию маленький распердяй знал. Ну, ещё два-три в промежутке… А все остальные только строили. Вся страна. Одни делали для вышки «это», другие «это», а для чего пыхтели – никто не ведал. Коноёбились десять лет. Две пятилетки на фиг послали, но возвели. Тогда начальники поднялись на лифте. Целый час на «скоростном» возносились. Поднялись, из лифта вышли, глянули вниз…
Глядя вниз, самый большой военный начальник думал о том, как он лично расстреляет самого по военному званию маленького распердяя, который придумал эту вышку, вовсе не подумав о том, что с неё только тучи увидишь, да солнце над головой. Но потом, глядя на тучи, он решил, что начальник страны, узнав о наказании, может и его самого, главного военного начальника, наказать пропорционально. И тогда он хлопнул самого маленького по военному званию распердяя по плечу и сказал: «А, ну ладно! Ничего страшного…» – и наградил его медалью.
И докладывая начальнику страны, главный военный начальник говорил, что работа над вышкой успешно завершена, все начальники награждены медалями и теперь, чтобы вышка заработала, надо привлечь учёных, чтобы те с тучами разобрались…
«Сейчас не до этого», – сказал начальник страны, думая о чём-то сегодняшнем, и наградил главного военного начальника орденом всей страны.
8. ПИСЬМО НАЙДЕННОЕ В СИРАКУЗАХ
Мой дорогой друг!
Пишу тебе, чтобы ты знал, ч т о где лежит. Чтобы мог разыскать.
Но сначала расскажу тебе о моём дядьке... Дядька у меня замечательный! Был – замечательный. А сейчас нет его… Впрочем, сначала несколько слов о себе…
Зовут меня – Федон. Родился – в Илионе. – Но верно ли это, не знаю, – так болтают. Был маленьким, когда вся семья переехала в Рим, и маме удалось записать меня римлянином, а папе было всё равно. Но у папы были связи и мама – воспользовалась.
Теперь о моём дядьке… Но сначала несколько слов о международном положении: позавчера взяли Сиракузы! – Можешь поздравить. Но сначала общее состояние дел: хреновое! Несмотря на то, что Сиракузы взяли… «Вторая Пуническая» продолжается и, несмотря на то, что взяли Сиракузы, добра от финикиян не жди. Впрочем, в Сиракузах добра много. Взять хотя бы статую Зевса: покровы и украшения на статуе – дорогие, Агор говорил, талантов на восемьдесят пять потянут – золотых, конечно. Агор парень простой, но в талантах разбирается, – можно верить. Если сказал: «восемьдесят пять», – значит, так. Вот ночью сегодня я и взял… Но сначала несколько слов о Зевсе. Зевса – почитаю, хотя он и грек по национальности. Греков тоже почитаю, позавчера семерых зарубил, но никакого зла к ним нет. Так что, с Зевсом ссориться не хочу. Поэтому дождался ночи и со спины подкрался – ему голову не повернуть, потому что – статуя. Взял в с ё. Восемьдесят пять талантов, если Агор не врёт, получу. От Зевса зла не жду, потому что он не видел что это я, а, во-вторых, ему не привыкать, не первый раз раздевают. Дионисий Старший, говорят, тоже его подраздел, и даже, говорят, не таился – в открытую. Ещё, говорят, со статуи Аполлона золотые волосы сорвал – это совсем безобразие! Днём вчера статую разыскал и сначала обрадовался: показалось, что опять золотые волосы отрасли, а ближе подошёл – нет, под золото только покрашено. В общем, понимаешь, жить всё тяжелее.
Теперь о моём дядьке!.. Если бы я из-под Канн ноги не унёс, и рассказать бы о нём было некому. Под Каннами – досталось!.. Конница у Ганнибала!.. – историю учил? – знаешь. Если бы Агор коня не раздобыл – меня бы сейчас не было, а Зевса другой бы кто раздел, – это точно. Одетым всё равно бы не оставили. Так что не думай про меня плохо.
Теперь о моём дядьке!.. Как его звали – уже сказал. Когда его казнили, я был маленьким, мальчишкой, – мы только-только в Рим перебрались. Тут дядьку и прихватили. Он был самый умный во всём мире! – За это. Дядька – брат моей матери, и прихватили его за дело, потому что такое напридумывал, что ни у кого в голове не укладывалось. А донёс – мой отец. Вообще-то, правильно сделал, иначе отцу бы ходу в Риме не было. Зато и я смог стать потомственным римлянином! А это, если понимаешь, очень важно!
А Дядька написал про всё: и про землю, и про звёзды, и про богов наших – и всё не так, как есть на самом деле. Но умно. Так что, казнить не сразу решили. Говорят, спорили долго. Предлагали даже вместо смертной казни сделать сенатором. Но решили – казнить. Потому что, говорят, вредно всё он придумал. Особенно про богов! – Тут я согласен: про богов не стоило. Пустили слух: под колесо истории дядька попал. – Враньё! Отрубили голову, – сам видел.
А писал он «умное» до самой смерти, до того как повели. И никто не сторожил, – знали: от писанины оторваться не сможет. Так и было. А писать не запрещали, потому, во-первых, законов не было «запрещать писать», во-вторых, знали: можно отобрать и уничтожить. Так что, было не вредно. Но дядька мой – не дурак: сделал копию. Копию мне отдал. Сказал: «На тебя надеюсь!..» Сказал: «Сохрани и передай, когда времена изменятся!» – Обещал. Потому что любил и жалел! Дядька сказал, что когда времена изменятся, мне за его писанину денег дадут или прославят – что тоже деньги! Поверил. Потом, когда повели его, мальчишки с нашего района бежали за ним, камнями кидались. Я тоже бежал и кидался. – Иначе нельзя. Иначе догадались бы, что с дядькой я за одно! Это было бы плохо: не смог бы стать коренным римлянином. А так я – коренной римлянин, а это – хорошо!.. Поэтому я и «кидался», и даже лучше других: попадал чаще...
А дядьку я люблю и почитаю заместо бога! Вообще, признаюсь, многобожие наше не очень-то мне нравится. – Накладно. Я только Юпитеру жертвую – самому главному, значит, и всё. А там уж, пускай он сам между остальными распределяет по совести. Так и говорю: «Это на тебя, Юпитер, и на остальных. Распредели под свою ответственность». А вторым богом дядьку почитаю, но ничего не жертвую, потому что статуи его нигде нет.
Писанину его хранил, таскал с собой. Всё, думал, времена изменятся. Тут недавно одному родосскому учёному показывал, – бочку вина ему прикатил. Тот посмотрел и говорит: «Нет, не изменились времена». А уж чего бы «не измениться» – тридцать лет прошло! Чувствую: с дядькиной писаниной – дело глухое! Таскать с собой было не опасно, потому что в легионе, кроме меня, грамотных – никого. Последним грамотным был консул Эмилий Павел – в Каннах и прихлопнули. А вот теперь появился, теперь, кроме меня, еще Периандр. Противная морда! Принюхивается. – Только зря! Задаром меня не возьмёшь! Дядьке обещал сохранить писанину – сохраню. Закопаю её здесь же в Сиракузах. Чёрт с ней, своя жизнь дороже! Значит, слушай меня внимательно, мой дорогой далёкий друг из лучших времён! Писанину эту берёг, сохранял, подвергаясь опасностям, и закопал я – Федон из Илиона! Запомни это хорошенько! Я говорю, имя моё хорошенько запомни, потому что гору, где закопаю, переименуй в моё имя – так полагается. А дядькину писанину закапаю на горе Лим в полутора плетрах от греческой ротонды. Там сухо, а я ещё в тряпку всё заверну. А под этой горой живёт гетера Архедика, – очень, говорят, непокладистая и деньги берёт большие. – В общем, можешь спросить. Письмо это закопаю там же, вместе с дядькиной писаниной. – Так надёжнее.
Сейчас уже поздно, наши давно бражничают, так что никто мне не мешает. Но я заканчиваю.
Мой дорогой далёкий друг! Главное, что ты должен запомнить: дядька мой был самым умным на земле! Если чего в его писанине не поймёшь, – пеняй на себя. Умнее его нет, не было и не должно быть! Говорят, здесь в Сиракузах живёт какой-то Архимед, очень умный. Завтра же проверю. Если это так – ему не сдобровать! Прощай.
