Утром откроешь окно и слышишь –
в городе немцы! И. Губерман
С чувством огромной настороженности ехали мы в Германию. Это было естественно. На многие годы сохранились где-то в глубинах сознания военные и послевоенные представления об этой стране и её обитателях. В течение многих лет мы находились под воздействием мощной системы антинемецкой пропаганды. Проникнутые ненавистью к немцам и всему немецкому статьи И.Эренбурга, стихи К.Симонова («Сколько раз увидишь его, столько раз и убей»), вся военная публицистика, художественная проза и поэзия формировали наше сознание. Искусство военных лет – литература, кино, живопись, песни – создавалось многими талантливыми людьми и производило сильное эмоциональное воздействие.
Незабываемое впечатление произвела на меня поэма П.Антокольского «Сын», опубликованная в 1943 году. Она посвящена памяти единственного сына, погибшего на фронте. Поэма написана буквально кровью сердца. Первая её часть дышит любовью, нежностью и глубокой скорбью – она о сыне, вторая – полна ненависти к его убийцам. Я запомнил тогда эту поэму почти целиком, многие её строфы и сегодня живы в моей памяти. Я не мог вычеркнуть их, как и воспоминания о двух годах, проведенных на фронте, из памяти. Поэтому психологически мне было, вероятно, труднее, чем остальным членам семьи, принять решение о переезде в Германию. Отсюда и чувство настороженности, с которым я приехал в эту страну.
Оно далеко не сразу исчезло, это чувство. Оно сопровождало нас при знакомстве с новыми людьми и было особенно выраженным при посещении различных учреждений. Немецкая бюрократия представляет собой систему значительно более разветвленную и изощренную, чем российская. Сейчас мне уже трудно восстановить все инстанции, которые нам пришлось посетить в период первичной адаптации и в последующие годы. Но одно могу с уверенностью сказать: все чиновники и чиновницы были неизменно вежливы и даже доброжелательны, они старались понять наш зачастую беспомощный лепет и делали для нас всё от них зависящее. Мы ни разу не столкнулись с грубостью или с желанием от нас отделаться. Постепенно мы начали чувствовать себя если не более уверенно, то более спокойно, готовясь к очередному походу во властные структуры.
Неизменно доброжелательны по отношению к нам и улыбчивы соседи. Ни с кем из них мы не познакомились, никто к нам не забегал за солью, и мы ни к кому ни за чем не обращались. Но сам стиль общения несомненно нам импонирует.
В нашем большом доме имеется Hausmeister – человек, который отвечает за все коммунальное хозяйство. Но он совершенно один и вооружён только телефоном. Он записывает в блокнот нашу жалобу на водопровод, канализацию или на какую-нибудь поломку, и в течение ближайшего часа у нас раздаётся звонок соответствующего мастера, который назначает время своего прихода. Обычно являются два специалиста, у которых машина буквально нафарширована всевозможными запасными частями. Они не размениваются на мелочи: если начал капать водопроводный кран, не меняют, как это было принято у нас, прокладку, а ставят новый кран. Работают быстро и качественно. Потом дают расписаться в какой-то бумаге и уходят, ничего не попросив «на лапу». Вначале нам казалось это диким, всё хотелось как-то «отблагодарить» или хотя бы угостить благодетелей. Но эти попытки, как правило, отвергались.
Хочу теперь рассказать о тех немцах, знакомство с которыми не только закрепилось на многие годы, но и переросло в настоящую дружбу. Буду называть их просто по именам.
С Вилли, седым благообразным мужчиной лет 50, мы познакомились на третий день после приезда в Германию, когда возник конфликт с администрацией, которая решила отправить нас на юг земли Баден-Вюртемберг, в то время как мы стремились на север – поближе к семье Лены. Вилли быстро разобрался в ситуации, каким-то образом умерил натиск администрации – и в результате мы оказались в Штутгарте. Будучи пенсионером, Вилли занимался благотворительной деятельностью – помощью еврейским эмигрантам из России. Он систематически посещал наше общежитие, беседовал с людьми, помогал разобраться в возникающих проблемах, а в нужных случаях сопровождал приезжих при походах в различные учреждения. Так, например, он помог, когда мне необоснованно отказали в обмене водительского удостоверения. Без него я, несмотря на мой 30-летний водительский стаж, ничего бы не добился. Вилли поехал с нами в магазин, когда начал барахлить недавно купленный телевизор. Вероятно, нам обменяли бы его и без поддержки Вилли, но мы не знали наших прав, а само обращение с претензией в магазин представлялось нам поступком неимоверной смелости, к тому же обречённым на неудачу. Для всего населения общежития Вилли был опорой и палочкой-выручалочкой в самый трудный период нашей адаптации в Германии. Этот интеллигентный и добрый человек продолжает свою деятельность по сей день. У наших детей сохранились с ним дружеские контакты. Они встречаются и проводят вечера в беседах на разные актуальные темы. А если в каких-то ситуациях к нему обращаются за помощью, он помогает легко и с удовольствием.
Нашей первой учительницей немецкого языка в Германии была Лиана Анато – несколько небрежно одетая стройная женщина лет сорока, с живым выразительным лицом и яркими лучащимися глазами. Она была прекрасным педагогом. Мы хорошо понимали всё, что она нам объясняла и рассказывала. Наши отношения быстро вышли за рамки учебного класса, мы подружились. Много лет Лиана провела в Африке, в небольшом государстве Бенин, работая там в качестве преподавателя немецкого языка. Лиана старалась, как могла, разнообразить и украсить нашу жизнь. Однажды она пригласила нас на экскурсию в Страсбург. С огромным интересом осматривали мы этот прекрасный город, своими каналами и архитектурой местами напоминающий нам Ленинград. Лиана отказалась взять деньги для оплаты машины, которую она взяла напрокат. Нам удалось только оплатить расходы на бензин.
Однажды я попросил Лиану узнать, где можно приобрести пособия для подготовки к «экзамену на рыбака». На следующий же день она принесла мне две книги и опять отказалась взять за них деньги. Лиана познакомила нас с Вальдорфской школой, куда вскоре определили внука Сашу. А когда Маша сняла квартиру и все мы занимались её косметическим ремонтом, Лиана взяла в руки кисть и включилась в общую работу.
Постепенно, с обретением нашей семьёй опыта и самостоятельности, потребность в её советах и помощи исчезла, но добрые отношения и взаимная симпатия сохранились. Мы всегда будем помнить, какую неоценимую поддержку оказывала нам Лиана в первый, самый трудный период здешней жизни.
Судьба подарила нам еще одно прекрасное знакомство. Эдит – преподавательница немецкого и английского языков – была молодой женщиной пенсионного возраста. Я не оговорился: всегда тщательно одетая и причёсанная, с приветливым лицом и смеющимися глазами, она легко двигалась, быстро ходила и производила впечатление, совсем не соответствующее её возрасту. Эдит родилась в Таллине, откуда они с матерью бежали в 1940 году, когда в Прибалтику вошли советские войска. Начав общаться с приезжими из России, она легко восстановила русский язык и лишь изредка допускала ошибки. Она старалась познакомить нас с интересными окрестностями Гейдельберга, неоднократно ездила с нами за грибами.
Эдит была гостеприимной хозяйкой. Мы любили приходить в её большую ухоженную квартиру, где я с удовольствием выполнял по её просьбе мелкую мужскую работу – что-то починить, что-то подвинтить, что-то переставить. Эдит была очень душевным и внимательным человеком. Вернувшись из какой-нибудь туристической поездки, мы находили в почтовом ящике открытку – она поздравляла нас с приездом.
Тяжёлое заболевание рано унесло Эдит из жизни. По её предсмертному распоряжению её прах подвергнут так называемому анонимному захоронению. Так хоронят людей, у которых нет родственников, которые могли бы ухаживать за могилой. Мы признательны судьбе, которая подарила нам знакомство и дружбу с этой прекрасной женщиной.
И наконец я хочу рассказать о большом друге нашей семьи и удивительной женщине – Уте. Ута – тяжёлый инвалид, жертва полиомиэлита, который она перенесла в годовалом возрасте. У неё полностью парализована правая рука, пострадали правая нога и позвоночник. Она маленькая, спина у неё искривлена. Но обо всех этих физических недостатках забываешь через несколько минут общения с Утой. Перед вами живой, мудрый и остроумный человек с богатым жизненным опытом и исключительно добрым отношением к людям.
– Я прожила трудную, но счастливую жизнь, – говорит о себе Ута. Она была замужем, у нее две взрослые дочки, двое внуков. Сама Ута получила образование, владеет несколькими языками и в течение многих лет занималась переводом английской литературы на немецкий язык. Ута удивительно подвижна. Она любит путешествовать и уже при нас совершила поездку в Чили, где сумела на автобусах проехать значительную часть страны. Она наблюдательна и интересно рассказывает об увиденном. И наконец, я чуть не забыл сказать, что Ута прекрасно водит машину со специальным ручным управлением. Как-то мы поехали с ней в Мюнхен, а это более трехсот километров по непростой дороге.
Ута старается быть полезной людям, сама предлагает свою помощь. Так, она занималась немецким и английским с Артемом, причем отказывалась брать за это деньги. Мы с Лялей и еще две приезжие дамы ходили к ней года два на уроки немецкого, которые, как правило, заканчивались чаепитием.
Ута почувствовала, что с годами ее ограниченные физические возможности еще более уменьшаются и переехала в Мюнхен, поближе к одной из дочек. Но живет она отдельно. Периодически она приезжает в Гейдельберг и, что очень интересно, останавливается у кого-нибудь из своих друзей-эмигрантов. У нее, прожившей всю жизнь в этом городе, много знакомых среди коренного населения, но приехать в гости и остановиться на ночь предпочитает у кого-нибудь из эмигрантов. В чем тут дело? Думаю, что у »наших» она встречает более эмоциональный, более радушный прием. Но это только мое предположение.
Ута всегда хорошо настроена, всегда на вопросы о самочувствии отвечает, что чувствует себя хорошо, что все у нее в порядке. Вот только что она позвонила мне, чтобы рассказать о поездке в Берлин, откуда она вчера вернулась. Она сумела побывать там на двух выставках молодых художников, картины одного из них очень ей понравились. Дети и внуки, как всегда, очень тепло ее принимали, она получила большое удовольствие от встречи с ними. И еще она побывала в каком-то парке, где видела деревья, привлекающие больших и разнообразных бабочек необычайной красоты! Как не восхититься силой духа и мужеством этой маленькой и очень больной женщины, умеющей вопреки всему радоваться жизни и получать от нее удовольствие?! Многих лет тебе, Ута!
Вскоре после переезда в Гейдельберг мы познакомились с двумя учительницами-пенсионерками – Эрикой и Элизабет. Этих женщин связывала многолетняя, исчисляемая десятилетиями дружба. Они даже жили вместе в просторной четырехкомнатной квартире. И великолепно уживались, несмотря на совершенно разные характеры. Элизабет – несколько медлительная, немногословная, рассудительная – была полной противоположностью быстрой, темпераментной, много говорящей Эрике. У каждой из них был свой автомобиль, была общая «дача» – купленная ими комната в одной из элитных гостиниц в Шварцвальде.
Основой и причиной нашего знакомства с Эрикой и Элизабет стал их интерес к русскому языку. Им захотелось прочесть в оригинале многие произведения русской классики. Они начали самостоятельно заниматься русским языком, накопили основательный словарный запас, выучили наизусть некоторые стихи Пастернака, но с чтением Толстого дело продвигалось плохо. В это время им порекомендовали в качестве учительницы русского языка Лялю, которая вот уже более десяти лет читает с ними русскую классическую литературу. Они прочли «Войну и мир», «Анну Каренину», «Обломова», «Отцы и дети» и многие рассказы Чехова. И успели за эти годы по-настоящему сдружиться. Мы начали обмениваться визитами, делились воспоминаниями о различных жизненных ситуациях.
Я прекрасно понимаю, что мои личные впечатления, приобретенные в течение жизни в небольшом университетском городе, не могут быть распространены на всех немцев и на всю Германию. Но, с другой стороны, за прошедшие 14 лет мы немного поездили по стране, беседовали с друзьями, живущими в других городах. Наши дети и внуки постоянно и тесно общаются с местным населением, но ни от кого из них мы не слышали жалоб на проявления ксенофобии или недоброжелательства.
И наконец, я хочу рассказать о встречах с моими сверстниками, немцами-участниками Второй мировой войны. Мы были с ними по разные стороны от линии фронта, были злейшими врагами. Но время, по-видимому, многое сглаживает, по-новому расставляет акценты и наверняка гасит взаимную ненависть. И мы прежде всего удивлялись свершившемуся чуду: мы до сих пор живы! Некоторые из моих собеседников без озлобления и даже с признательностью вспоминали годы, проведенные в плену. Они понимали, что плен спас им жизнь. Иногда радовали меня русскими словами и даже короткими фразами, и особенно часто – образчиками ненормативной лексики. Это, несомненно, способствовало взаимопониманию.
Одной из важных особенностей жизни немецкого общества является постоянная и действенная помощь инвалидам. В России не встретишь на улице человека в инвалидной коляске. Те, кто не может самостоятельно выйти из дома, вынуждены годами сидеть в четырех стенах. В Германии же все сделано для того, чтобы эти люди могли свободно передвигаться, пользуясь городским транспортом. Автобусы оборудованы специальными выдвижными площадками, которые поднимают инвалидную коляску до уровня пола автобуса. В учреждениях, магазинах, на вокзалах наряду с эскалаторами имеются лифты, предназначенные для инвалидов.
Александр Володин рассказывал однажды, как когда-то он шел по Нью-Йорку «с типично российским выражением лица» и к нему подошла женщина с вопросом: «Что у вас случилось? Не могу ли я чем-нибудь помочь?» Такого же вопроса однажды удостоился и я через несколько месяцев после приезда в Германию. Людей с озабоченным выражением лица действительно больше в России. Мы обратили на это внимание, рассматривая пассажиров метрополитена при одном из наших первых приездов в Москву из Германии. Не может, видимо, стиль жизни, уровень достатка не отражаться на лицах рядовых жителей, пользующихся общественным транспортом.
Рассказывая о немцах и особенностях их жизни, нельзя не упомянуть о месте, которое занимает в их жизни спорт. Маленький Гейдельберг буквально насыщен спортивными площадками и клубами. Бассейнов больше, чем было в Ленинграде. Футбольные поля, площадки для волейбола и баскетбола, спортивные залы различного назначения имеются в каждом районе города. Во многих дворах, скверах, парках стоят бетонные столы для настольного тенниса с прочными металлическими сетками. Нас особенно поразило и порадовало множество детских спортивных площадок для самых маленьких. Оборудованы они с любовью и выдумкой. Лестницы, стенки и канаты для лазания, мостики из толстых канатов, по которым можно добраться до маленького домика, чтобы скатиться оттуда по гладкому желобу. Все эти приспособления установлены на песчаной подушке толщиной более метра. Так что ушибиться при падении ребенок не может. Мы с удовольствием наблюдаем, как разнокалиберные малыши ведут себя на таких площадках. Самые маленькие возятся в песке. Те, что постарше, выбирают себе занятия по своим возможностям: бегают, лазают, ходят по бревну, прыгают. Все заняты, все интенсивно работают, перебегая от снаряда к снаряду. Мамы сидят на скамейках поблизости, но, как правило, не вмешиваются, предоставляя детям полную свободу. И мы ни разу не наблюдали драк или просто каких-либо конфликтов между детьми. Все заняты своим делом, всем хватает места. Еще одна особенность детских площадок: они ярко отражают многонациональный состав нынешнего населения Германии. Дети разных национальностей и рас прекрасно понимают друг друга, играют в общие игры и соревнуются на спортивных снарядах. И это воспринимается как торжество национальной политики государства, как победа интернационализма.
Мне, разумеется, известно, что в нынешней Германии то тут, то там появляются неонацистские организации, вспыхивает ксенофобия. Но это тут же жестко пресекается правительственными органами и не находит поддержки у населения. Здесь давно приняты законы, о которых российские законодатели все еще спорят. Таков исторический парадокс: в стране, разгромившей фашистскую Германию, вот уже 60 лет нет антифашистского законодательства!
Нужно наконец-то попытаться ответить на вопрос, поставленный в заглавии этого раздела: какие они, немцы? Ответить коротко невозможно, ибо они очень разные. Но совершенно определенно можно утверждать, что нынешние немцы не агрессивны и доброжелательны. Воспитанные Hitlerjugend белокурые бестии либо погибли в годы войны, либо сбежали из Германии, либо, отсидев положенный срок в порядке денацификации, доживают свои дни, никак не влияя на политическую жизнь в стране. Итак, я с уверенностью говорю: они вполне нормальные и в большинстве доброжелательные люди. Они хорошо держат дистанцию и не лезут в душу. В их окружении можно жить спокойно.
