Ах, московские дворики, милые, шумные, пыльные!
Кто в кого, кто за кем - обсуждаются оперы мыльные.
Вот слепому котёнку дают молока из тарелочки.
Вон профессор-чудак, у него канарейка и белочки.
А вчера здесь поставили гроб с золотыми оборками
И потом унесли, высоко поднимая, задворками.
Пригорюнился дворник Ахмед, не метёт, сокрушается:
"Эх, хороший старуха... Кулич приносил мне и яйца."
Хулиганы-мальчишки разбили окно у полковника.
Домработница в гневе грозит им огромным половником.
Вечереет. Прохладно. С работы плетутся родители.
Улыбаются бабушки - внуков дневные хранители.
Угодить бы опять в эти добрые сплетни дворовые,
Где мы всем по душе - молодые, шальные, здоровые!
Где никто не процедит сквозь зубы, напрягши фантазию:
"Понаехали тут. Не поймёшь. Из Европы, из Азии..."
Мягкий знак
В благословенном слове "тишь"
ты мягкий знак немой услышь,
что завершает благодать
безлюдной церкви.
Сюда ты в холод или зной
придёшь с поникшей головой,
чтоб оправдаться и опять
грешить безбожно.
Но хоть на несколько минут
души несуетной уют,
как охраняет сына мать,
побереги, понежи.
Запомни этот мирострой
и в жизни быстрой, непростой
найдёшь спасение (как знать!)
от зла и мести.
Всего лишь мягкий знак немой
в прохладе и в тиши самой,
как сердце матери малыш,
услышь...
Дед
Иди на свет (там одиноких нет)
лампады в маленькой церквушке.
А рядом, в скошенной избушке,
живёт счастливый русский дед.
Он знает всё, философ и хитрец,
зачем встаёт, зачем не умирает,
зачем природа к ночи затихает,
и радуется, что придёт конец
его земному испытанью,
когда Господь, окутав белой тканью,
возьмёт его к себе на небеса.
И впрямь творятся в мире чудеса:
ему сто лет, он крепок и спокоен.
Должно, на утренней росе настоян
его целительный вечерний чай.
Дед усмехнётся как бы невзначай:
« Один остался, все поумирали,
а я вот возлежу на сеновале,
и васильки сухие различаю,
и на ромашках серых ворожу.
А что до вашей городской печали,
я так тебе, голубка, рассужу.
На всё она, святая Божья воля.
Какая б ни досталась доля,
трудись, дружок, и радуйся, покуда
весна родится, соловей поёт.
А час настанет, на тебя сойдёт
любовь смертельная Оттуда».
Ах, если б верить так – земно и просто,
и перед смертью, завернувшись в простынь,
увидеть свет, влекущий в Никуда!
Идти туда (там одиноких нет),
на свет...
***
Вздохнул свободно белоснежный тюль,
И высоко над сценой – балерина.
Прелестная, волшебная картина:
Вздохнул свободно белоснежный тюль,
И женщина взлетела от кастрюль –
Под облака вознёс её мужчина.
Вздохнул свободно белоснежный тюль,
И высоко над сценой – балерина.
***
Совсем не то за сценой – боль и слёзы,
И кожа, как лежалый апельсин.
У закулисья множество трясин.
Совсем не то за сценой – боль и слёзы,
И женщины – не белые берёзы,
А жерди исковерканных осин.
Совсем не то за сценой – боль и слёзы,
И кожа, как лежалый апельсин.
***
Болит спина, не слушаются ноги,
Пуанты неразношенные трут.
Циничны и жестоки педагоги.
Болит спина, не слушаются ноги.
И кто предскажет взрослые итоги –
Взойдёт звезда или напрасен труд?
Болит спина, не слушаются ноги,
Пуанты неразношенные трут...
***
Дев розовых и голубых юнцов
Манит в свои объятья Терпсихора.
Порока танцевального гонцов –
Дев розовых и голубых юнцов –
Из нежных фей и милых сорванцов
Растит наставников стареющая свора.
Дев розовых и голубых юнцов
Манит в свои объятья Терпсихора.
