– Как же случилось, что пианист Юрий Кудлач стал многогранным и профессиональным литератором? – Спасибо за комплимент!
Конечно, этот переход не произошёл в одночасье. С пяти лет я профессионально занимался музыкой, играл на рояле. И думать не думал, что когда-нибудь «изменю» этому чёрному ящику. Мама тяжело работала, чтобы дать мне возможность учиться. Когда я поступил в консерваторию, чтобы не находиться больше на ее иждивении, я стал искать возможность как-то заработать. Мои самые близкие друзья, студенты университета – филолог и математик, по ночам разгружали вагоны на станции Одесса-Товарная. Я же, как пианист, должен был руки беречь. В поисках заработка (джентльмен в поисках десятки, как говаривал Остап Бендер) я забрел на радио. Пианист им не был нужен, но зато оказался нужен репортёр. Я начал было отнекиваться, дескать, не умею. Тогда редактор музыкальной редакции произнесла «историческую», годную на все случаи жизни фразу: «Жрать хочешь – научишься». Я благодарен этой женщине и помню её до сих пор. Довольно быстро я освоил это ремесло, и с того момента начал зарабатывать не только игрой на рояле, но и словом. Дальше больше. Года за два до отъезда в Германию я ушёл из консерватории, где преподавал в то время, и начал работать сценаристом на Республиканском телевидении в Алма-Ате. Писал сценарии каких-то передач, сам же их и вёл в эфире, написал три сценария для телефильмов, по одному из которых был снят фильм. Ужасная гадость получилась, как я теперь понимаю, но это всё это стало подготовкой к литературному труду.
Свой первый рассказ я написал в 1992 году уже в Германии. Неожиданно для меня, его опубликовал замечательный московский журнал «Столица». Окрылённый успехом, я тут же написал что-то ещё. Потом ещё. Это было так легко, я писал одной левой. Мне стало казаться, что я большой писатель. Я начал было снисходительно посматривать на окружающих, но однажды, в идиотском упоении перечитывая всё мною написанное, вдруг понял, что «писатель» писать-то, собственно, не умеет. До меня как-то вдруг дошло, что примитивный пересказ случаев из жизни не есть литература. Это было шокирующее открытие. Оно меня моментально отрезвило. И я начал упорно учиться. Я поступил в свой собственный «литературный институт», где был одновременно и студентом, и профессором. Каждый день изобретал новый велосипед. Методом проб и ошибок учился строить фразу, открывал для себя такие понятия, как метроритм, форма, равновесие частей, роль аллитерации, значение глагола и его место; учился писать диалоги, то есть, осваивал технику этого дела. Ну, и судя по Вашим словам, освоил таки.
– А почему у Вашей книги такое необычное название? Ведь речь в ней не идёт о русской грамматике. – В этом названии я зашифровал свою биографию. Каждый человек неповторим и существует в единственном числе. И я не исключение. Моя первая профессия музыка. Ну а литература – это моё второе лицо.
– Как у Вас возникают сюжеты и вообще, сколько времени Вы проводите ежедневно за письменным столом? Вы пишете – «под настроение», от случая к случаю? – Лучше всего получается, когда пишу «под заказ». Тогда работа спорится. Я очень понимаю Чайковского. Самые гениальные его произведения написаны исключительно «под заказ». Это мощный стимул.
А сюжеты возникают по-разному: из анекдота, из воспоминания, из пустяка, из мимолётной встречи, даже из запаха. Например, толчком для написания новеллы «Мангышлак» послужил запах, который я помню с детства – запах свежеочиненных карандашей и нагретого солнцем паркета. Иногда сюжет возникает из слова. Поэтому невозможно заранее узнать, когда и как в сознании вспыхнет очередной сюжет.
– Как складывалась Ваша жизнь до приезда в Германию, была ли она вполне благополучной, сносной или совершенно невозможной? Что подтолкнуло Вас к решению «ехать» и почему именно в Германию? – Вот это очень интересный вопрос.
Нет, моя жизнь там была относительно благополучной. Особенно в последние годы. Я стал очень хорошо зарабатывать, появилась какая-то стабильность, сын поступил в университет. Вроде всё было хорошо. Это с одной стороны. С другой же – я с самого пионерского возраста инстинктивно ненавидел омерзительную советскую идеологическую давиловку и вселенское враньё. Я никогда не был открытым диссидентом, но всю свою «советскую» жизнь прожил во внутренней оппозиции. Впрочем, как и вся советская интеллигенция. Ничего удивительного в том, что носившаяся в воздухе идея эмиграции захватила и меня. Я понимал, что надо уезжать, но куда? В Израиль я ехать не хотел. Для этого у меня были основания, но позвольте о них умолчать. Америка меня тоже не привлекала. Поэтому размышления об эмиграции были довольно вялыми и носили чисто умозрительный характер. Основным же толчком для принятия решения послужила, как это ни странно, моя любовь к музыке. И не просто к музыке, а к немецкой музыке. Моими любимыми композиторами были Бетховен, Шуман, Брамс и Гуго Вольф. С моей покойной женой, тоже пианисткой, мы годами, сидя на кухне, мечтали, как было бы здорово уехать в Германию. Чтобы не только увидеть страну, которая дала миру этих гениев, но и жить там, приобщиться к этой великой культуре. Но в те далёкие восьмидесятые даже в самом фантастическом сне никому не могло присниться, что Германия будет принимать эмигрантов. Никто об этом даже и не думал. Не говоря уже о том, что для большинства советских людей, опалённых войной, Германия ассоциировалась исключительно с истерическими воплями «хэнде хох!» и словами «фашизм», «эсэсовец» и «гестапо». Эта подлая война начисто вымыла из нашего сознания тот факт, что Германия – колыбель европейской культуры, что тот феномен, который ныне зовётся европейской музыкой, практически родился в трёх странах – Италии, Германии и Австрии. А вот для меня это было главным. Именно это и послужило основной причиной моего переезда в Германию.
– Вы уже здесь 16 лет. Расскажите о своём творческом пути в Германии. С какими трудностями в восприятии немецкого менталитета Вы столкнулись? Считаете ли Вы себя больше «русским» или уже полностью интегрировались в немецкую среду? Есть ли у Вас друзья среди коренных немцев? – Насчёт менталитета. Знаете, я всегда ощущал себя европейцем. Поэтому особых трудностей с немецким менталитетом у меня не было. Тем не менее, я абсолютно не интегрирован в немецкую среду, и близких друзей среди немцев у меня нет. Я давно уже понял, что дружить с немцем (равно как и с американцем, французом или шведом) просто невозможно: у нас абсолютно разные представления о том, что такое дружба. А хороших знакомых среди немцев у меня очень много.
О творческом пути: в 1995 году я стал доцентом Высшей школы музыки и театра Ганновера и восемь лет преподавал там фортепиано, то есть вернулся к своей первой профессии. Но эта дорога привела в никуда. В 2002 году смертельно заболела моя жена, и я стал манкировать своими служебными обязанностями. Меня предупредили, что уволят. Я не стал возражать. Так я потерял это место. И, честно говоря, абсолютно об этом не жалею. Повидимому, в моей душе уже зрело решение сделать литературу главным делом жизни.
– И Вы полностью «завязали» с музыкой? – Конечно же, нет! Просто я больше не работаю как музыкант, однако всё равно им остаюсь. Приведу такой пример. Как-то раз мне посчастливилось разговаривать со знаменитым кинорежиссёром, поставившим грандиозный фильм «Письма мёртвого человека», – Константином Лопушанским. Как только выяснилось, что по первой профессии он виолончелист, а он узнал, что я пианист, мы тут же забыли про кино и литературу и стали с жаром обсуждать виолончельную сонату Бетховена.
– Кто из современных русских авторов Вам наиболее близок? – Владимир Сорокин, которого я считаю выдающимся мастером. Знаю, что он своими эпатажными эскападами во многих не очень искушённых в литературе людях вызывает сильные негативные чувства, вплоть до ненависти. Но его эпатаж – это доспехи, которыми прикрывается очень стеснительный и интеллигентный человек, которого я имею честь знать. Его виртуозное владение словом вызывает восхищение.
- Что Вы можете пожелать нашим читателям? – Трудная задача. Ведь все люди разные, как можно им всем пожелать одного и того же? И всё-таки, попытайтесь полюбить эту страну, не чувствуйте себя здесь гостями, но не забывайте при этом ни свою родину, ни русский язык.
