Брожу в архиве памяти моей,
где все углы битком уже забиты
событьями ушедших лет и дней,
зарубками мгновений позабытых.
Читаю строчки выцветших страниц,
листаю пожелтевшие альбомы,
и возникают тени чьих-то лиц
и звуки голосов полузнакомых.
Ах память! Ты – старьевщик и скупец,
который день за днём богатство множит,
откладывая бережно в ларец
всё то, что этот клад пополнить может...
Я проживаю прожитое вновь...
Мелькают вехи пестрым частоколом.
Вот детство... Юность... Первая любовь...
Рожденье сына... Внучка ходит в школу...
И вдруг нежданно блёсткою сверкнёт
какой-то миг, затерянная малость,
и значимость иную обретет
все то, что незначительным казалось.
Здесь всё тебе поставится на вид –
не жду поблажки или же уступки –
архив сполна бесстрастно отразит
былые прегрешенья и проступки.
И устыдишься глупости своей –
как запоздало жизнь рассудку учит,
а совесть будет до последних дней
казнить и за содеянное мучить...
Я выпиваю жизнь свою до дна,
законам поклоняясь мирозданья,
где память –
как награда нам дана,
где память нам дана –
как наказанье.
август 2007
* * *
Доверчивость, живущая во мне,
В кострах обмана заживо сгорала,
Но фениксом из пепла восставала,
Как будто возрожденная в огне.
И, принимая жизни благодать,
Не жаждала ни кары, ни отмщенья
В глубокой вере – всех заставит время
Разбросанные камни собирать.
А Высший суд накажет, не шутя,
Того, кто попирал его законы:
Доверчивость по сути – есть ребёнок,
Преступно ранить подлостью дитя.
Пусть имярек злорадствует втайне,
И ложь сплетает сети словоблудья,
Им вопреки идет навстречу людям
Доверчивость, живущая во мне.
27 июня – 19 октября 2008
Итог
Не топориком слово тешется –
Раззудись, плечо!
Размахнись, рука!
Даже в мыслях нет
славотешиться,
Да и не с чего –
не звенит строка.
Если было что божьей милость
на почин души –
на! подарено –
то не вызрело и не выросло.
Безголовием разбазарено.
Не взошёл росток веры истовой,
Не горел Глагол даже искрою.
Благоглупостей понаписано,
Словоблудия,
блудомыслия.
С чем прийти-предстать
на Высокий суд?
Где-то сгинула,
в чём-то канула...
И горчит – горька, как с помелья, –
суть,
И Звезда Полынь
в душу глянула.
Не пишется
Как странно и пусто – не пишутся больше стихи.
Сиротами бродят по дому слова-одиночки,
Рассыпались мысли, и гибнут беспомощно строчки,
Запутавшись рифмой в сетях ежедневных стихий.
И звездная шаль, и серебряный бубен луны -
Затерты знаменья. Уныло молчит вдохновенье.
А подлая память коварно напомнит мгновенья,
Которые были восторгом открытий полны.
Горят канделябры деревьев прощальным огнем,
Разгульная осень на пир приглашает поэтов,
И кружатся блики под звуки хрустальных спинетов,
Да только другие уже написали о том.
Остыло перо. Ни конца ни начала в строфе -
Незванные беды высокому слогу не учат -
А ночь-инквизитор приходит раздумьями мучить,
И только к рассвету закончится аутодафе.
Но манят и властвуют белой бумаги листы,
Где робкая строчка – начало и точка отсчета.
Она еще дремлет пока в ожиданье полета
И верит, что рано сжигать за собою мосты.
Приговор
Поделом мне, поделом.
По делам мне, по делам.
Не построила свой Дом,
Не нашла дороги в Храм,
И Любовь не сберегла,
Будто не было её,
Неотложные дела
Разменяла на бытьё.
Кувырком катилась жизнь
Из находок и потерь.
Всё старалась не тужить,
Всё казалось – не теперь.
Потерялась – не нашлась
В бесшабашной суете,
Каждый День
И каждый Час
Распинала на кресте.
И кому теперь пенять,
Что не так, как надо, жил?
Всё бы заново начать,
Да, увы, не хватит сил.
Время – праведный судья -
Зачитало приговор,
И в меня средь бела дня
Возраст...
Выстрелил...
В упор!
Ночная электричка
Полночный небосвод созвездьями усеян,
мерцанием иных, загадочных миров,
и чёткой буквой „М“ горит Кассиопея,
указывая вход в небесное метро.
ПочУдится в ночи - маршрутом необычным
туда, где круг луны приколот, как медаль,
от станции „Земля“ уходит электричка
по Млечному пути в космическую даль.
Мелькают за окном прогоны и перроны,
отстукивают ритм вселенские часы.
Попутчик с рюкзаком – до Северной Короны,
А рядом пассажир - до станции Весы.
Махнет вослед рукой задумчивая Дева,
Костёр, как семафор, зажжет нам Змеелов,
И растворится тьма космического чрева,
А мифы оживут и скинут свой покров.
Здесь Лебедь страстно ждёт возлюбленную Леду,
В сердцах грозит мечом Дракону Геркулес,
И свора Гончих Псов – за Овеном по следу,
Торопится с письмом курьер богов Гермес.
Здесь тешится Амур, насмешливый проказник –
Венера собралась с Цефеем по венец.
Невольный каламбур: про день стрелецкой казни
не знает ничего космический Стрелец...
А где-то есть врата божественного рая –
пристанища души, жилища снов и грёз.
Садовник Водолей из лейки поливает
раскошные цветы лучисто-ярких звёзд.
В небесной вышине звучит ночная Лира,
подыгрывает ей на флейте Волопас,
и по небу летит от сотворенья мира
не знающий узды крылатый конь Пегас...
Вплетаю миражи в легенды древних греков.
Но верю – путь в ночи сложился неспроста:
Сквозь сотни светолет и тысячи парсеков
Дотянется душа к созвездию Креста...
