Календарь юбилейных дат нашей газеты всегда охватывает период со второй половины предыдущего месяца и до середины нынешнего. То есть для январского номера это время – с 15 декабря по 15 января. Таким образом, Осип Эмильевич Мандельштам оказался дважды юбиляром:
и как родившийся в Варшаве 15 января (3 янв. по старому стилю) 1891 года – некруглая дата,
и как скончавшийся 27 декабря 1938 года в лагпункте Вторая речка под Владивостоком – дата бесспорно круглая.
Между 15.01 1891 и 27.12.1938 была жизнь поэта, условно поделим ее надвое – до 17-го года учеба: Тенишевское училище, Сорбонна, Гейдельберг, Петербургский университет и первая книга стихов, после 17-го были – Вторая книга стихов, женитьба, проза, вновь стихи и два ареста. Те 70 лет, что прошли после его жизни и до сегодняшнего дня – лишь малая часть его бессмертья, потому что, пока жив русский язык, пока жива поэзия – будет вечно жив и великий поэт Мандельштам.
Дорогой наш Осип Эмильевич
Писать что-либо о творчестве Осипа Эмильевича Мандельштама после С.Аверинцева или П.Нерлера сложно, а может быть и невозможно.
Потому, отмечая Мандельштамовские даты, я расскажу лишь о восприятии поэзии Мандельштама не только мною, но и многими из моего поколения. К нам он «пришёл» в 60-е годы, из самиздата. И это было потрясением – ведь он был нам современником!
Хоть сам Осип Эмильевич и писал: «Нет, никогда, ничей я не был современник...» Сначала мы оторопели от чувства внутренней свободы поэта, от его смелости, читая «За гремучую доблесть грядущих веков...», «Мы живём под собою не чуя страны...» Он ведь словно о нас, о н а ш е м времени писал:
«Лишив меня морей, разбега и разлёта
И дав стопе упор насильственной земли,
Чего добились вы? Блестящего расчёта:
Губ шевелящихся отнять вы не могли».
Это было время нашей юности, взросления, самоосознавания, формирования личности, и как же нам, в нашем обществе, пронизанном «феноменом двоемыслия» были необходимы правдивые строки:
«Дано мне тело – что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?»
Или:
«Неужели я настоящий,
И действительно смерть придёт?»
Мы перепечатывали его стихи и, всматриваясь в почти «слепой» 4-й машинописный экземпляр, были счастливы... Как не помнить казавшегося почти собственным, поэтического откровения:
«Но люблю мою бедную землю
Оттого, что иной не видал».
Шло время, мы становились старше, и во многом по-другому начинали перечитывать стихотворения Осипа Эмильевича, подчас словно «в первый раз»:
«О, если бы вернуть и зрячих пальцев стыд,
И выпуклую радость узнаванья».
Мудрость поэта подчас поражает. Ведь целые «библиотеки» написаны множеством психологов, психотерапевтов, психоаналитиков о разнице мужской и женской сущностей, об их противоположности во всём... А у Мандельштама только строчки, которые говорят обо всём:
«Для женщин воск, что для мужчины медь.
Нам только в битвах выпадает жребий,
А им дано, гадая, умереть».
Осип Эмильевич «знает» человека, и даже ребёнка, он, у которого собственных не было, верно, потому что поэт – сам дитя:
«О, как мы любим лицемерить
И забываем без труда
То, что мы в детстве ближе к смерти,
Чем в наши зрелые года.
Ещё обиду тянет с блюдца
Невыспавшееся дитя,
А мне уж не на кого дуться,
И я один на всех путях».
Потом наступили годы, когда Мандельштама и публиковали, и читали на литературных встречах и вечерах, выходил он и в «Библиотеке поэта», и в других изданиях... Вышли и «Воспоминания» о нём не только его вдовы, к тому времени уже покойной, но и многих других его современников... Сейчас вот даже памятник поэту открыли.
Я очень люблю его лирику, и любовную, и философскую, особенно:
«И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме,
И Гёте, свищущий на вьющейся тропе,
И Гамлет, мысливший пугливыми шагами,
Считали пульс толпы и верили толпе.
Быть может, прежде губ уже родился шёпот,
И в бездревесности кружилися листы,
И те, кому мы посвящаем опыт,
До опыта приобрели черты».
А вот стихотворение, посвящённое последней его лирической героине, Наталье Евгеньевне Штемпель:
Есть женщины, сырой земле родные.
И каждый шаг их – гулкое рыданье.
Сопровождать воскресших и впервые
Приветствовать умерших – их призванье.
И ласки требовать от них преступно,
И расставаться с ними непосильно.
Сегодня – ангел, завтра – червь могильный,
А послезавтра – только очертанье.
Осип Эмильевич погиб страшной смертью. Он разделил судьбу миллионов жертв ГУЛАГа. Вот что написано им ещё за год до кончины:
«Я скажу это начерно, шёпотом,
Потому что ещё не пора:
Достигается потом и опытом
Безотчетного неба игра.
И под временным небом чистилища
Забываем мы часто о том,
Что счастливое небохранилище –
Раздвижной и прижизненный дом».
И.А.Бродский писал: «Не знаю, что хуже: сжигать книги или не читать их». И мне обидно становится за часть нашего молодняка не знающей, а потому и не читающей русской поэзии. Они и не подозревают, насколько обделяют себя…
Мы же будем читать бессмертные стихотворения Осипа Эмильевича Мандельштама, каждый раз находя для себя что-то новое, необычное, волнующее... Его поэзия пришла к нам не с раннего детства, как А.С. Пушкин или М.Ю.Лермонтов, но останется с нами до конца...
