№5/2, 2011 - 11 мая 2011 года исполняется 110 лет со дня рождения поэта Розы Ауслендер
Давид Гарбар
Роза Ауслендер
Предисловие
Так случилось, что первым немецкоязычным поэтом, с творчеством которого я познакомился после переезда в Германию, была Роза Ауслендер. Нельзя сказать, чтобы до этого я не был знаком с немецкой поэзией: Гёте и Гейне, Гельдерлин и Гёббель, Лилиенкрон и Мёрике и из «новых»: Бехер и Брехт, Гессе и Гейм, австрийцы Рильке и Тракль, и многие, многие другие. Но тут было нечто иное: столько горя, крови, ужаса, и в то же время мужества, силы и веры в победу света и добра, в будущее, – сколько «вылилось» на меня из стихов Розы Ауслендер... А может быть причиной тому было осознание нашей связи, общности наших судеб... – может быть именно поэтому мне так захотелось попытаться сделать переложения (она писала преимущественно верлибром) её стихов на русский. Может быть...
Я сделал около сотни таких переложений. И буду рад донести мысли и чувства этой замечательной женщины до русскоязычного читателя.
Роза Ауслендер (Розалия Шерцер).
Родившаяся в 1901 году под Черновцами, она получила блестящее образование, ещё перед войной побывала в Европе, Америке, Палестине. Начало войны застало её в Черновцах. Гетто, затем годы в подвалах, гибель близких, смерти, варварство. И так до прихода советских войск. Потом эмиграция: Америка, Франция, последние 20 лет в Германии, в Дюссельдорфе, до конца жизни в 1988 году в в доме престарелых имени другой поэтессы, её современницы Нелли Закс. И все эти годы: стихи, стихи, стихи. И в них её жизнь. В них наш век.
Я не ставлю перед собой целью изложение биографии или разбор творчества поэта Это лучше меня сделают (и уже сделали, в том числе и на русском, и на украинском) профессиональные литературоведы и критики. Да и размер журнальной статьи заставляет говорить о главном. А главным для меня является следующее:
Каждый настоящий поэт, насколько я знаю, пишет для себя и о себе (публикация – дело второе, и не всегда главное). Но и каждый читатель волен выбирать в творчестве поэта те темы и те сюжеты, которые ему – читателю представляются наиважнейшими. Так вот для меня в творчестве Розы Ауслендер наиважнейшим является следующее:
1. Её понимание проблематики Поэт и Слово;
2. Тема Холокоста;
3. Тема Израиля и судьбы еврейского народа;
4. И, наконец, её философские воззрения.
Конечно, этим не исчерпывается Мир человека и большого поэта Розы Ауслендер.
А она была большим поэтом, по-моему, ещё недостаточно оценённым. Но для меня перечисленное – главное. И я попытаюсь проиллюстрировать это её стихами, – вернее, темами её стихов (насколько я их понял) в моём переложении.
Но начну я не с переложений, а со стихотворения, написанного мной под впечатлением знакомства с её судьбой и творчеством.
Миры Розы Ауслендер
Я погружаюсь в мир её стихов,
В мир страшных образов и горьких испытаний,
В мир боли, ужаса, страданий...
Ну что поделаешь, – ведь мир её таков.
Я погружаюсь в мир её стихов,
В мир сломанных судеб, теней и мрака,
В мир горьких символов и знаков зодиака... .
Ну что поделаешь, – коль мир её таков.
Я погружаюсь в мир её стихов,
В мир предвоенных грез, послевоенных бдений,
В мир трудных слов, страданий и борений... .
Ну что поделаешь, – ведь мир её таков.
Я погружаюсь в мир её стихов,
В мир образов и Босха, и Шагала,
В мир века, с коим жизнь её совпала.
Ну что поделаешь, – и наш ведь мир таков.
Я погружаюсь в мир её стихов,
В мир женщины, сим веком опалённой.
Стою пред образом её, – коленопреклоненный.
Мы современники. И этот мир таков.
1999. Дуйсбург. ФРГ.
Итак, Поэт и Слово. Я не знаю ни одного крупного поэта, которого не волновала бы эта проблема, вернее эти проблемы, ибо их здесь, как минимум, две: Поэт и Слово. Ну и конечно, самоидентификация Поэта, его место в мире, в его Мире.
Вот как понимала это поэт Роза Ауслендер.
Давид Гарбар по мотивам стихотворений Розы Ауслендер:
Кто я (Wer bin ich)
Кто я, когда я не пишу стихов.
Когда грущу, – в стихи вся грусть уходит.
Когда я радуюсь, – ко мне стихи приходят.
И кто я, – вне своих стихов...
Слово (Das Wort)
“В начале было Слово И Слово было у Бога “
Бог дал нам Слово. Слово было Бог.
В Слова приходим мы. Из Слов уходим.
Без Слов по жизни, как в потёмках бродим,
Гадая, что сказать Он мог...
Cлово – Слову (Wort an Wort)
Мы живём Слово в Слово. И Слово наш Дом.
Так какие слова мне ещё говорить.
Ты скажи: кто твой друг, кто с тобой, кто кругом,
И какие слова я должна повторить...
Стихи (Dichten)
Стихи проходят ада семь кругов.
Проходят. Небо видит это,
Благословляет нас и говорит поэтам:
Вам нечего терять. Идите. Путь таков.
Находка I (Finden I)
Я в вечном поиске. И цель моя – слова.
Я их ищу везде, не потерять стараюсь,
С людьми делиться ими я пытаюсь...
Пока я нахожу их, – я жива.
В чуде (слов) (Im Wunder)
В словесных джунглях заблудилась я
И в чуде слов вновь обрела себя.
Желание (Wunsch)
Я часто думаю: как много слов
Мы потеряли в этой жизни.
Но те слова, что ты познал в Отчизне,
К тебе приходят вновь и вновь.
И эти редкие слова
Объединяют нас как руки.
И я тебе сквозь даль разлуки
Готова протянуть заветные слова.
Кристалл (Kristall)
Ты ювелир. И слово – твой резец.
А стих – кристалл. И ты его творишь.
И если ты невнятно говоришь, –
Молчи, не оскорбляй поделкою резец.
И ещё:
Оставьте нас такими, как мы есть
Оставьте нас такими, как мы есть:
Кудесниками слов, поэтами, творцами.
Пусть всё, что скажем мы, мы скажем сами.
Оставьте нас такими, как мы есть.
Иудаизм, еврейство, судьба Израиля, судьба евреев в мире – эти темы постоянно проходят в творчестве Розы Ауслендер. Я уже писал, что еще молодой женщиной до начала войны она побывала в Палестине. Но после Войны и Холокоста эти темы постоянно присутствуют в её поэзии, перемежаясь с видениями-воспоминаниями об утерянных близких, об утерянном доме, об утерянном мире.
Потусторонний мир II (Jenseits II)
Мне снилось: иду я к запретной границе.
Но я не иду, – это только мне снится.
Ведь кто-то здесь шёл, – я же вижу следы.
Шагни ему вслед, – в том не будет беды.
Но нет, есть запрет, – тот запрет для меня.
То Ангел прошёл с Книгой Судного дня.
Её никому не дано прочитать.
И Бог уж поставил на Книге Печать.
Кровоточение (Bluten)
Когда глядится ночь в моё окно,
И в звёздном я плыву вагоне,
В какой-то фантастической погоне
За мною гонится видение одно.
В кровавом мареве проносится Земля,
Я вижу сонмища влекомых в печи Ада
Я не хочу туда! Нет, мне туда не надо!
Но мой вагон летит туда, туда...
Хаос (Wirrwarr)
Пытаюсь себя обмануть
И Хаос Порядком представить,
На жизнь по-иному взглянуть
И в счастье поверить заставить.
Но слышу голодных детей
И вижу солдат обречённых...
И вера в порядок вещей
Уносится в Хаос бездонный.
Ключ – 2 вариант (Der Schlüssel)
Мой дом имеет тысячу дверей
И путь лежит от двери к двери
За дверью слышу эхо голосов. И верю,
Что слово-ключ найду за тысячью дверей.
Cреди акул (Zwischen Haien)
Корабль наш среди сонмища акул
Плывет к земле, – к Земле Обетованной.
Мы ждём её, – далёкой и желанной, –
Чтоб сгинул этот страшный караул.
А вот ещё:
Ангел-хранитель (Schutzengel)
Господь составил Список, проставил имена.
Как будто бы по пашне рассыпал семена.
Но Ангел разоспался в оливковом саду
И зерна затерялись... Живущим на беду.
Королевская бедность (Königlich arm)
Да, беден мой язык и окровавлен рот
Но Слово я шепчу разбитыми губами.
Безмолвно бродит смерть меж нами.
И воскресает в Слове мой Народ.
Ручаюсь (“Я устояла”) (Ich stehe ein)
Я шла с моим народом по пустыне.
Вода и манна были нам даны.
Но выпиты и съедены они.
Всё кончилось. Нет ничего отныне.
Как от оазиса к оазису бреду,
От слова к слову я скитаюсь.
Я устояла! Словом я питаюсь.
С ним побеждаю горе и нужду.
И, наконец,
Феникс (Phönix)
Как феникс, мой народ, что был сожжён, – воскрес.
В стране, где Соломона песнь и померанец.
Но горек мёд от пчёл, чей ритуальный танец
Свершается в дыму от факелов, что у Стены чудес.
И через все эти годы раздумья: о людях, о жизни, о мире, о себе в этом мире...
Люди (Die Menschen)
Земля светла, – то свет сердец людских
Ей освещает путь в космическом пространстве.
И Человечество в торжественом убранстве
Встречает Гениев своих.
Не торопись (Nicht fertig werden)
Не торопись до срока умирать.
Удары сердца не считай со страхом.
Позволь дельфинам танцевать.
Попробуй жизнь прожить с размахом.
Прислушайся к тому, что дал нам Бах.
К Толстому обратись, коль сможешь.
Не проводи всю жизнь в стенаньях и мольбах.
Живи взахлёб, – и тем другим поможешь.
Не торопись до срока умирать.
На здоровье – 1 вариант (Le Chaim)
Входи, располагайся, Агасфер!
Забудь, что за тобою стаей волки.
Входи в субботнюю распахнутую дверь.
Снег отряхни, стряхни иголки.
Мы счастливы, что с нами ты теперь.
Входи, мой брат. Лехаим, Агасфер!
Милостыня (Almosen)
От дома к дому я бреду
И подаяния прошу, как нищий, –
Хлеб слов давно моей стал пищей.
Он мне приносит счастье и беду.
Прошу лишь милостыни я.
В ответ мне только смех несётся.
В мою суму лишь снег кладётся
И тает в сумке у меня.
Секунда (Sekunde)
Как долго может ждать ответа человек:
Секунду, вечность, время, век?
Но я знаю – 2 вариант
Кем была я до жизни – не помню:
Мотылёк или древо, иль яркая в небе звезда.
Но я знаю, что была и есть, и пребуду
Лишь дыханием вечности – ныне и присно,
– Всегда.
Можно еще цитировать и цитировать. Но мне представляется необходимым показать (вернее, попытаться показать) мир последних лет поэта, этот мир в четырех стенах альтенхайма:
Не готова (Nicht fertig)
Я не готова узнавать себя
В чужом и странном зеркале окна.
Приходит темнота и я опять одна... .
Я не готова узнавать себя.
Тени в зеркале (Schatten im Spiegel)
Я в зеркало гляжу, – там тысячи теней.
Я оторвать от них не смею взгляда.
Я спрашиваю: кто вы, что мне сделать надо ?
Ответ: мы тени непогашенных огней.
Ресницей – зеркала задёргиваю глаз.
Но тени здесь, они вокруг. И в нас.
Вечер (Abend)
Опять вдоль окон возникают тени,
Похитившие время у меня
И вместе с ним укравшие тебя.
В отчаянье сижу я, обхватив колени.
Мне кажется, ты рядом, за окном.
Лишь руку протяни – соприкоснёмся.
Увы, к былому мы с тобою не вернёмся.
Вломились воры в этот бедный дом...
Мне не хотелось бы завершать этот очерк-эссе на такой ноте. Тем более, что Роза Ауслендер оставила много замечательных стихотворений, добрых, тёплых, лучистых. Вот, например, т.н. «Шагаловский триптих» – три зарисовки, сделанные в разное время, но объединенные и адресатом, и, как мне кажется, чувством:
Шагал (Chagall)
Над крышей ночи, обнимая скрипку,
Плывёт ... над спящими фронтонами домов.
Цветов гирлянды, в полудрёме зыбкой
Стада пасутся голубых коров,
И облако-балкон. А на балконе
Его невеста в голубом свету... .
Плывёт Шагал за ней по небосклону
И вечно любит он невесту ту.
Шагаловское (Chagallisch)
Старик-еврей о сыне молит Бога.
Местечко спит, укрывшись тишиной.
В местечке жизнь уныла и убога.
А сын парит со скрипкой под луной.
Балкон из тучи сделал он для милой,
В цветы её укутал, как в меха.
И вот парят они над нищетой постылой
Любить невесте вечно жениха...
В местечке Шагала (Im Chagall - Dorf)
Косых окошек ряд уходит к горизонту,
Колодцу снится блеск кошачьих глаз,
На крыше ветер обвевает гонту
Всё это видано, и видано не раз...
Но нет !
На крыше между спелых вишен
Старик играет: скрипка плачет и поёт
А в небе: выше, выше, выше
Невеста как луна плывёт.
В мечтах Шагала над местечком
Коровы в голубых плывут лучах.
А волки золотые возле речки
Ягнят пасут на сказочных лугах.
И, наконец, вот это стихотворение. Я его просто очень люблю...
Натюрморт (“Тихая жизнь”) (Stilleben)
Полночный свет померк, едва дрожа,
Уснули фрукты на фаянсовой тарелке,
Блеск спит на лезвии столового ножа,
И тени, все скакавшие, как белки,
Затихли, на паркете возлежа.
Неслышно дышит воздух...
Некое послесловие
Так получилось, что после почти десяти лет, прошедших со времени моей работы над переложениями стихотворений Розы Ауслендер, я вновь вернулся к ней, к её стихам.
Вероятно, это стремление жило во мне ещё с тех пор: я собирал сведения о ней, читал её стихи, думал. И вот это случилось.
Не знаю, насколько эти мои переложения отличаются от предыдущих. И отличаются ли.
Скорее всего, да, – ибо я изменился. Должны были измениться и стихи. Я пишу об этом, ибо помню слова, сказанные мне когда-то Вольфгангом Казаком как раз о моих переложениях: «Это Ваши стихи на их темы». Вероятно, он был прав. Но темы-то «их» – этих замечательных поэтов недавнего прошлого. И спасибо за возможность войти в их непростой и трагический мир, за «их темы», Вечная им память и наша благодарность.
Иерусалим (Jerusalem)
Иерусалим – мечта и дымка –
Плывёт по небу шалью голубой.
Качели-шаль: я здесь, с тобой, –
Как у Шагала, мы летим в обнимку.
Иерусалим! Ты стар и молод,
Твои холмы в святом благоуханье.
Пять тысяч лет мы, затаив дыханье,
Раскачиваем время – молот.
Переложение выполнено: Дуйсбург, 8.09.2010 г.
Братья (Brüder)
Мы братья на земле, мы древний род.
Живём к кругу, исполненном углов.
На нём наклейка из заветных слов:
Мы братья – вечности народ.
Переложение выполнено: Дуйсбург, 9.09.2010 г.
Знаю лишь (Ich weiß nur)
Чего хочу? Не знаю я.
Я знаю лишь, что в мире слов живу.
В поэзии парю во сне и наяву.
И знаю, – в этом жизнь моя.
Я знаю, что люблю людей и море,
Люблю сады и горы я.
Во мне живёт моя усопшая семья.
В себе несу людское горе.
Я пью мгновения свои.
Мгновенье – «времени игра».
Взмах между «завтра» и «вчера».
Мгновенья – дни: твои, мои.
Переложение выполнено: Дуйсбург, 10.09.2010 г.
Любовь V (Liebe V)
Мы вновь войдём в то озеро – любовь:
Я – лотос, ты – вода, в которой я живу.
Я пью тебя во сне и наяву.
Мы жаждем оба вновь и вновь.
И даже звёзд немеркнущих глаза,
Узрев, что нам удалось распрямить
В клубок любви свернувшуюся нить,
Смеясь, с небес нам просигналит: за!
И, может быть, хоть в этот раз
Сквозь частокол ужасных вех
Мы возвратимся на глазах у всех
В мечту, избравшую когда-то нас.
Переложение выполнено: Дуйсбург, 10.09.2010 г.
Самое прекрасное (Das Schönste)
Я убегаю в твой шатёр – любовь,
Где дышит лес, склоняется трава.
Любовь прекрасна и всегда права.
Я понимаю это вновь и вновь.
Переложение выполнено: Дуйсбург, 10.09.2010 г.
Не считай II (Zähl nicht II)
Зачем считать часы, что прожил на земле?
Они и так спешат сложиться в годы.
В них наши радости, надежды и невзгоды.
Но весь наш век – лишь искорка во мгле.
Переложение выполнено: Дуйсбург, 12.09.2010 г.
Кто (Wer)
Кто вспомнит обо мне, когда в урочный час
Покину этот свет и упокоюсь в мире?
Друзья, сойдясь в уже пустой квартире,
Меня помянут, но увы, в последний раз.
Забудут птицы, коих я кормлю;
Деревья, – под моим окном;
Забудет парк – мой Окоём;
Забудут все, – кого люблю...
Переложение выполнено: Дуйсбург, 13.09.2010 г.
Расставание (Trennung)
Ты расстаёшься с птицами, с цветами,
С жильём, что сделал ты своим,
С родными, – всё оставив им,
С создавшими тебя словами.
Ты расстаёшься с собственною тенью,
Всю жизнь следившей за тобой.
Ты расстаёшься со своей судьбой,
С полями своего цветенья.
И лишь земля, дитя своё любя,
Безмолвно примет нас в себя...
Переложение выполнено: Дуйсбург, 13.09.2010 г.
Завершая этот очерк-подборку, я хотел бы еще раз повторить, что приведенные мной стихи являются авторскими переложениями и, естественно, поэт Роза Ауслендер не несет никакой ответственности за их качество. Разве что – за темы этих переложений. Да и то в той мере, в какой я их понял.
Я начал эту статью своим стихотворением, посвященным Розе Ауслендер. И завершить ее (статью) хочу стихотворением, посвященным ей и ее младшей современнице Анне Франк.
Анна и Роза
Памяти Анны Франк
и Розы Ауслендер
Маленькая девочка
в чёрном Амстердаме,
Женщина, опущенная
в черновицкий мрак,
Что объединяет Вас,
что сближает с нами?
Ужас пережитого,
вековечный страх.
Жизнь ещё не начата,
жизнь ещё не прожита.
Что-то с нами сбудется,
что нас ждёт потом?
Жизнь ещё не начата,
но уже растоптана
Горькою судьбою,
вражьим сапогом.
Ты осталась девочкой,
ты осталась жертвою
ты осталась символом
в памяти людей.
Мне иное выпало,
мне иное дадено,
мне скитаться мёртвою
средь живых огней.
Девочка и женщина,
– обе мы из прошлого,
Обе мы взываем
к памяти людей
То что не сказала ты,
мне сказать завещано.
Поручил сказать мне
век наш-лиходей.
Девочка и женщина, –
судьбы очень схожи,
Судьбы очень розны, –
– жизнь так подвела.
Но сквозь страх и ужас, –
– это воля божья, –
Маленькая Анна
Розой проросла.
Родившаяся в 1901 году под Черновцами, она получила блестящее образование, ещё перед войной побывала в Европе, Америке, Палестине. Начало войны застало её в Черновцах. Гетто, затем годы в подвалах, гибель близких, смерти, варварство. И так до прихода советских войск. Потом эмиграция: Америка, Франция, последние 20 лет в Германии, в Дюссельдорфе, до конца жизни в 1988 году в в доме престарелых имени другой поэтессы, её современницы Нелли Закс. И все эти годы: стихи, стихи, стихи. И в них её жизнь. В них наш век.