После Второй мировой войны государственные деятели многих стран, светские и религиозные идеологи, националисты и жаждущая крови прочая дрянь используют любые возможности, чтобы раскачать и разрушить устои мирной жизни. Воюют то там, то тут: стреляют, взрывают, бомбят. В то же время бесконечно множатся статьи, романы и фильмы о том, что написанное по свежим следам о прошедшей войне – пропаганда, что всё было не так жутко и мерзко, что количество жертв и их муки преувеличены, что военные преступники и изуверы-палачи тоже люди, старые и больные, нуждающиеся, ну, ладно, не в любви, но, уж во всяком случае, в понимании и прощении. Да и были ли перемолотые в щебень селения, концлагеря, массовое истребление мирного населения и военнопленных? Был ли Холокост? Вместо всеобъемлющей оценки прошлого звучат бесконечные призывы возлюбить ближнего. А под оставшимся после войны пеплом, на котором пытаются культивировать добро, тлеет и готово полыхнуть всемирным пожаром скрываемое до поры зло. Такие размышления выстраивались у меня под неспешные рассказы моей двоюродной тётки Натальи Алексеевны Петровской-Рейно.
Тётя Наташа живёт в Ниоре, старинном французском городе в центральной Франции, примерно в сотне километров от города-крепости Ла-Рошель, что на Бискайском заливе. Я сижу в квартире у тётки, среднего роста весьма худощавой и очень подвижной женщины (тогда 85 лет) со скуластым славянским лицом. Странно слышать её русскую речь с заметным французским акцентом. Забывшись, она переходит на французский. Тогда приходится её останавливать, и мы, посмеявшись, продолжаем беседу. Вообще-то тётка говорит одна. Я напряжённо слушаю, стараясь запомнить хотя бы узловые моменты её рассказа. Изредка задаю вопросы, уточняю.
Вся тёткина и моя родня по материнской линии в предреволюционные и послереволюционные годы жила в городе Бердянске на Азовском море или в его окрестностях: Самойловы, Петровские, Поддубные, Извековы, Вязмитиновы, Бурьяновы, – почитай, четверть населения Бердянска довоенных лет.
Город Бердянск расположен на ровном, как стол, берегу Азовского моря. От зимних ветров с севера город защищает некогда бывшая морским берегом Гора – высокое плато, оставшееся после обмеления моря в доисторические времена. Многокилометровая песчаная Коса спасает береговой урез от ударов штормовых волн в осеннее и зимнее время. Речка Берда, впадающая в море рядом с Косой, образует небольшой лиман. Здешние лиманные грязи известны лечебными свойствами. Два века их применяют для лечения больных с заболеваниями опорно-двигательного аппарата. Здесь выстроен Курорт. Добрая слава о Курорте приводит в Бердянск многочисленных страждущих из СНГ и дальнего зарубежья.
Основанный в 1827 году, Бердянск в середине XIX века стал уездным городом, известным своим хлебным портом, через который за границу ежегодно вывозили до 10 миллионов пудов зерна. Градоначальником Бердянска в 1876 году был защитник Севастополя контр-адмирал П.П.Шмидт, отец Петра Петровича Шмидта, лейтенанта, возглавившего в 1905 году восстание на учебном крейсере „Очаков“. До революции в городе работали 3 завода (сельскохозяйственных машин, канатный, свечной) и 3 фабрики, перерабатывающие сельскохозяйственную продукцию, судоремонтные мастерские, электростанция, паровая мельница, пекарня. Была подведена железная дорога. Действовали мужская и женская классические гимназии, промышленное училище, мореходные классы, приходские школы. Окружающие сёла в достатке снабжали горожан мясом, молоком, фруктами и овощами. Море в те годы изобиловало рыбой.
Дед тётки Самойлов Антон Севастьянович и бабка Агафья Николаевна (мои прадед и прабабка по материнской линии) владели десятиной земли (немного больше гектара) в Колонии – предместье Бердянска за Косой, в те годы заселённой колонистами-немцами. Десятина была засажена виноградом и фруктовыми деревьями. Это обеспечивало прожиток старикам. Прабабка умерла в 1927 году. Прадеда во время коллективизации раскулачили и выгнали из собственной хаты. Спасибо, не выслали, и до смерти в 1933 году старик жил у дочери в городе.
Мать тётки Мария Антоновна Тягунова (урождённая Самойлова), оставшись после смерти мужа, торговавшего зерном, с двумя малыми детьми на руках, Леонтием и Константином, бедствовала. Через четыре года вдова сочеталась браком с овдовевшим крестьянином Петровским Алексеем Ивановичем, у которого от первого брака тоже было двое детей, Татьяна и Алексей. Новая семья продолжала пополняться детворой. Наташа (о которой этот рассказ) родилась в 1919 году. Потом родилась Мелания и ещё через три года самая младшая сестра Нина.
Детство тётки протекало в Бердянске и в Колонии у деда, сад которого оставил у неё много радостных воспоминаний. Расположенный неподалёку от берега моря, сад был местом сбора и игр детворы многочисленных родственников вплоть до раскулачивания деда. Именно там сложились крепкие дружеские отношения у Наташи с моей матерью Еленой и её братом Всеволодом Бурьяновыми. Матери и дяди уже давно нет, и вот теперь от тёти Наташи мне довелось услышать о них много добрых слов.
Стоит только вспомнить историю СССР конца двадцатых – начала тридцатых годов, чтобы понять: жизнь многодетной семьи Петровских была очень трудной. Подраставшие дети рано начинали самостоятельную трудовую жизнь. В голодном 1932-м году, ещё не окончив семилетку, Наташа вынуждена была искать рабочее место. Выручило умение красиво и грамотно писать. Её приняли в контору Бердянской биржи труда. В 1935 году, получив в вечерней школе свидетельство о семилетнем образовании, она перешла на работу в Рыбпотребсоюз, где зарплата была заметно выше. Рыбпотребсоюз объединял десятки рыболовных артелей, расположенных на северном побережье Азовского моря от Таганрога до Сиваша. Рыбаки зачастую пытались утаить от государства часть улова, чтобы с большей для себя выгодой продать рыбу на рынке. Контролируя вылов рыбы, Наташа постоянно бывала в разъездах. Эти, в общем-то неподходящие для юной дивчины условия работы, требовали от неё изрядной самостоятельности, умения устанавливать нужные контакты и, находя верный тон, получать необходимую информацию. Так формировался инициативный и стойкий характер.
Разъездная жизнь не устраивала Наташу. Хотелось продолжать образование. Да и создать свою семью в этих условиях было проблематично. В феврале 1941 года она перешла на работу в бухгалтерию Бердянской мельницы – достаточно крупного и стратегически значимого предприятия. Знаний бухгалтерского учёта у неё не было. Пришлось самоучкой доходить до всех тонкостей этого дела. Постепенно освоившись, стала дельной помощницей главного бухгалтера, самостоятельно проводя учёт выработки и госпоставок различных сортов муки, манной крупы, отрубей. Отдавая дань времени, вступила в комсомол. Бердянск украинский город, но его жители говорили по-русски и только в окрестных сёлах можно было услышать украинскую речь. Для Наташи же, чье детство большей частью протекало вне города, проблем с обоими языками не было. Поэтому в качестве комсомольской нагрузки ей поручили ежедневные читки газет на русском и украинском языке. Рассказывая, тётя Наташа и теперь без затруднений переходит на украинский.
Немецкие войска оккупировали Бердянск 7 октября 1941 года. Мельницу они сразу же запустили на полную мощь: немецкой армии требовалась мука. Наташу, комсомолку- активистку, уволили. На её место оккупационные власти назначили молодую немку из проживавших в Колонии немецких колонистов. Гражданское население снабжать продовольствием немцы не собирались. За попытку выйти в море на рыбную ловлю – расстрел на месте. Хотя новая власть возвратила прежним хозяевам ранее принадлежавшие им земельные наделы, но до лета и связанных с ним надежд на овощи и фрукты предстояло как-то перебиваться. Морозы доходили в ту зиму до 30 градусов. Семья голодала. В 1942 году умер отец Алексей Иванович Петровский.
Затем пришла новая беда. Немецкие власти составили списки бердянской молодёжи, предназначенной для отправки на работу в Германию. О масштабе этой акции в небольшом Бердянске говорят цифры – списки включали 11,5 тысяч человек. Наташа попала во второй список, а её младшая сестра Нина в четвёртый. Об этом Наташе сообщила её знакомая немка, работавшая переводчицей в городской управе. Спрятаться было невозможно: другие члены семьи являлись заложниками, которых немцы хладнокровно расстреливали, если кто-то из включённых в списки делал попытку скрыться. Один такой случай произошёл в соседнем доме: немецкий унтерофицер, не найдя внесённую в списки молодую женщину, застрелил её престарелую мать. За 2 года оккупации в Бердянске погибло более 6 тысяч жителей. Единственное, что удалось сделать, это упросить переводчицу-немку внести Нину в тот же список, в котором была Наташа. Всё-таки более приспособленной к самостоятельной жизни Наташе было уже 23 года, тогда как Нине только 17.
Группа молодёжи, в которую попали Наташа и Нина, состояла из нескольких сотен девчат. В Мелитополь 3 июля 1942 года их погнали пешком, так как железная дорога была разрушена бомбёжками, а автомобильный или гужевой транспорт оккупанты сочли излишней роскошью. Путь протяжённостью в 110 километров они проделали за 2 дня. В тех, то делал попытку убежать, падал от усталости или отказывался идти пешком, стреляли. Шагая из последних сил, девушки бросили свои чемоданы и котомки: жизнь была дороже. Потом, в Германии, им очень недоставало выброшенных вещей. В Мелитополе их по сто человек затолкали в вагоны для скота и повезли на Запад.
В Германию они прибыли 21 июля 1942 года. Наташа и Нина были направлены на небольшую фабрику в Бушюттен (Buschutten) в округе Зиген (Siegen) земли Северный Рейн-Вестфалия (Nordrhein-Westfalen). Фабрика изготовляла мелкий бытовой и сельскохозяйственный инвентарь: вилы, лопаты, кочерги и т.п. Хозяин фабрики Гартманн, активный член НСПГ, сразу объявил девушкам, что будет жестоко наказывать за попытку отлынивать от работы или за любое проявление недовольства. Затем прибывших разбили на тройки. Их тройке надлежало вручную переносить из склада в цех тяжеленные стальные пластины и разрезать их на заготовки специальными ножницами опять же вручную. Ежедневная двенадцатичасовая работа, очень тяжёлая, совершенно неподходящая для женщин, к концу рабочего дня доводила до полного изнеможения. Ввиду военного времени фабрика работала без выходных, и лишь в дни общегерманских праздников можно было получить передышку. Заболевших не освобождали от работы и не лечили. Только инфекционных больных помещали в больницу одного из лагерей для военнопленных, откуда они не возвращались.
Кормили невероятно скудно: утром эрзац-кофе и ломтик хлеба, в обед миска баланды с редкими кусочками картофеля и капустных листьев и ломтик хлеба, на ночь травяной чай. Все мысли были только о еде. Чтобы как-нибудь уменьшить муки голода, девчата подбирали всё мало-мальски съедобное, где бы оно ни валялось. Выход в город не разрешали. За самовольную отлучку с территории фабрики, где в одном из бараков жили остарбайтеры, наказывали. Общение с местными жителями и немцами, работавшими на фабрике, запрещалось под угрозой строгого наказания. За этим следили. Изредка некоторым сердобольным немкам удавалось тайком сунуть русским девушкам яблоко, морковку или луковицу.
От полного истощения Наташу и Нину спасло знакомство с французским военнопленным Луи-Рене-Жозефом Рейно. Пленные французы работали в других цехах этой фабрики и пользовались относительно большей свободой передвижения, нежели остарбайтеры. Кормили их много лучше. Кроме того они получали продовольственные посылки из дома. Луи явно симпатизировал Наташе. Время от времени он приносил овощи или какую-нибудь другую снедь. Это позволило сёстрам продержаться более года.
Спустя год обеих сестёр направили на работу в Нидершельден (Niederschelden), где девушки должны были ремонтировать баки для авиационного бензина. Опять изнурительная многочасовая работа, большие нормы выработки. Паять баки надо было в холодном помещении, дыша испарениями от использумых кислот и припоев. Чтобы получить хоть какую-нибудь передышку, измученные работой Наташа и Нина решили спрятать запасы припоя в сугробе за бараком. Надсмотрщик заметил их проделку. Сестёр, правда, не били, но арестовали и в качестве наказания направили на несколько месяцев работать в крестьянском хозяйстве. Питание там было немного лучше, да и спали они не в ледяном бараке, а в относительно тёплом хлеву. Таким образом, наказание обернулось некоторым облегчением невероятно тяжёлых условий существования. Через пару месяцев девушек вернули в Нидершельден.
Потом их перевели на работу в мастерские городка Айзерфельд (Eiserfeld), где им надлежало очищать от ржавчины и складировать изделия из стали и чугуна. Это была тяжёлая и грязная работа. Здесь они тоже были разбиты на тройки. Третьей была Ольга, молодая женщина из Польши. Луи и тут разыскал Наташу. Общались они на ломаном немецком языке. Их дружба постепенно переросла в любовь. Спустя некоторое время Наташа забеременела. Несмотря на беременность, от работы её не освободили и рабочую нагрузку не уменьшили.
Обычно английские и американские лётчики не бомбили небольшие города и посёлки, но Айзерфельду не повезло. Бомбёжки становились всё более частыми. Укрывались от них в большом бомбоубежище, вырытом у подножья горы на другом берегу речки Зиг (Sieg), протекавшей рядом с мастерскими. Хозяин мастерских распорядился перегородить мост металлической решёткой с воротами, запиравшимися на замок. В целях увеличения рабочего времени ворота открывали только тогда, когда самолёты уже заходили на бомбёжку. Как-то, стараясь поскорее оказаться в безопасном месте, беременная Наташа попыталась перелезть через решётку и уронила в реку ботинок. Другой обуви ей не дали, и до прихода англо-американских войск она вынуждена была заматывать ногу в ветошь.
Наташа родила мальчика 4 марта 1945 года. Назвали ребёнка Луи в честь отца и оформили соответствующие документы. Остарбайтеров при приближении войск союзников 11 марта 1945 года отправили пешком вглубь Германии, в Марбург (Marburg), но с полдороги вернули ввиду бессмысленности мероприятия. Теперь их перестали гонять на работы, поскольку мастерские были разрушены прямыми попаданиями бомб. Никакой еды не давали. Водоснабжение было нарушено. Воду брали из речки, но кипятить её было негде. У Наташи иссякло молоко. Вошедшие в город союзники открыли городские хранилища и раздали остарбайтерам по 20 банок мясных консервов. Из-за плохой воды и жирной пищи, от которой её организм отвык за три года голодной жизни в Германии, Наташа заболела тяжёлой формой энтероколита и несколько дней находилась между жизнью и смертью. Когда она пришла в себя, её малыш Луи был уже мёртв. Пока Наташа болела, освободители срочно отправили всех французских военнопленных во Францию, чтобы там сформировать из них вспомогательные войсковые части. Хорошо, что Луи Рейно предусмотрительно оставил Наташе адрес своей сестры.
Немного оправившись от болезни и потрясения, вызванного смертью ребёнка, Наташа оказалась перед выбором: искать Луи или вернуться вместе с Ниной на родину. Не зная ни француского, ни английского языка, ей вряд ли удалось бы найти Луи, если бы не работавшая с Наташей Ольга и другие девушки из Польши. До войны эти молодые польки много лет жили во Франции и свободно изъяснялись по-французски. Они рассказали представителям французского командования, прибывшим в округ Зиген за французскими военнопленными, историю Наташи Петровской, Луи Рейно и обстоятельства гибели их ребёнка. На основании их свидетельских показаний Французский Красный Крест выправил необходимые бумаги, и Наташа получила разрешение отправиться во Францию на поиски Луи Рейно. Нина же должна была уехать в Бердянск. Сёстры смогли увидеться только через 12 лет во времена Хрущёвской оттепели, когда Наташа получила разрешение советских властей навестить родных. До этой поры многочисленные письма Наташи к её родственникам не достигали адресатов.
Это почти невероятно, но Наташа каким-то чудом, порой по наитию, без денег и провианта смогла добраться до сестры Луи в посёлке Ла Коер в Вандейской глубинке. О ней там уже знали от Луи. Встретили Наташу сердечно, как-то объяснясь с помощью жестов и улыбок. Через два дня приехал Луи. Они оформили брак. Так для Наташи начался, перемежающийся многими трудностями и сравнительно редкими счастливыми моментами, французский этап её жизни. Она самостоятельно выучила французский язык: свободно говорит, пишет, много читает.
У тёти Наташи двое детей, сын и дочь. Для того, чтобы дать детям приличное образование, ей и Луи пришлось очень много работать. Поставив детей на ноги, они смогли купить себе небольшой дом с садом на семи сотках в вандейском городке Фонтэн ле Комт. Тяжёлая работа сказалась на основательно подточенном германским периодом здоровье тёти Наташи. В 1969 году ей удалили большую часть желудка. Плен и тяжёлая работа сказались и на здоровьи Луи. После длительной болезни он умер в 1992 году. Тётя Наташа не могла продолжать жить в доме, где всё напоминало ей о муже. Продав дом, она переехала в Ниор, где купила недорогую квартиру. Её дети теперь живут и работают в Париже. У них свои взрослые дочери, подарившие тёте Наташе правнуков. Дети часто навещают Наташу. Порой вместе с ней они проводят неделю-другую на одном из курортов Бискайского побережья. Тётя Наташа и сама любит путешествовать. Она побывала в Испании, Италии, Бенелюксе, Англии, объездила средиземноморское побережье Франции, несколько раз бывала в России (Ленинград, Москва, Сибирь), на Украине и в Средней Азии. Единственная страна, куда она никогда не поедет, это Германия.