В издательстве «Литературный европеец» вышла книга Владимира Батшева «Александр Галич и его жестокое время».
И вновь, как и после прочтения грандиозного труда писателя Батшева о генерале Власове, обращаешь внимание на то, что автора тянет к кропотливому исследовательскому труду о каждой личности, про которую он пишет.
Книгу об Александре Галиче можно характеризовать как блестящее документальное повествование о жизни и творчестве известного поэта, пережившего и травлю, и гонения, и отъезд из страны, которую он был вынужден покинуть не по своей воле.
Я начала это интервью с самых последних строчек книги Владимира Батшева, вынесенных на обложку: «Мы только сегодня понимаем, что значит Галич для нас. А он значит очень много. Галич помог вырасти, выстоять и сохранить нравственные ценности многим своим современникам. Я один из них».
Поясните, пожалуйста, что означают последние слова этой цитаты из вашей книги? Думаю, что этот вопрос будут вам задавать все, кто захочет поговорить с вами, как автором этого исследования?
— У меня уже прошло несколько презентаций книги, и никто мне этого вопроса не задавал. Примером собственной жизни Галич показывал, как надо жить. Не скурвиться. Не подличать. Не изменять собственным принципам. Не быть свиньей. А в обществе окружающих тебя свиней это было очень просто сделать. Галич никогда не позволял себе откровенного приспособленчества, он был честен в своей литературной работе.
Были ли у вас личные контакты с этим замечательным поэтом?
— Да, я пишу об этом. Я видел Галича три раза — один раз мы приходили к нему с Леонидом Губановым, другой раз я видел его на домашнем концерте, и третий раз — на могиле Пастернака.
Я рад, что не был близко знаком с ним. Это помешало бы написать книгу объективно.
Почему вы решили написать книгу о Галиче? На ваш взгляд, о нём и его творчестве написано недостаточно (конечно, я понимаю, что несравненно меньше, чем об Окуджаве и, тем более, Высоцком)? Что вы хотели внести нового в исследование жизни и творчества своего неординарного героя?
— Причем здесь Высоцкий и Окуджава — насквозь советские, ангажированные барды? Почему вы ставите Галича с ними в один ряд? Это разные судьбы и разные ряды.
Как вам удалось «добывать» материалы, не опубликованные в Интернете, как вы совладали с этой огромной массой документального материала? (Хотя вам, как говорится, не привыкать, особенно после того как вы поразили читателей объёмным исследованием в 4-х томах о генерале Власове).
— Книгу о Власове я писал 15 лет, но в ней 2600 страниц и 4 тома, а «Галича» всего три года, потому она и тоньше — в ней только 726 страниц.
Я встречался с большинством людей, которые общались с Галичем в эмиграции. Остальное — опубликовано, сказано другими, важно взять главное у других, чтобы дополнить создаваемый образ.
Когда книга была вчерне написана, я послал ее Владимиру Ильичу Порудоминскому — замечательному писателю, который сам написал немало подобных беллетризованных биографий — Гаршина, Крамского, Брюллова, Ярошенко, Даля, Афанасьева… Он был редактором моей книги. Не потому, что я сам не мог справиться. Нет, мне нужен был взгляд со стороны, и не просто взгляд со стороны, а взгляд коллеги-специалиста. И лучшего специалиста трудно было найти.
Если бы вы заранее знали, сколько придется затратить сил и энергии на эту книгу, взялись ли бы вновь за осуществление, как сегодня говорят, проекта «Александр Галич»?
— Я не занимаюсь «проектами», я не архитектор и не строитель. Я писатель и пишу книги. А те нападки, которые уже вызвала книга, я отношу за счет убожества мышления российских недоумков и зависти тех, кто не написал книгу о Галиче раньше меня. Выигрывает — первый.
Каким образом вы собирали материалы, где вы над ними работали, ведь трудно представить, что писатель, не выходя из кабинета, может собрать такое количество всевозможных документов, иллюстрирующих жизнь и творчество Галича?
— Сейчас не то что книгу написать, но и фильм можно создать, не выходя из рабочего кабинета. Все возможно, если есть желание, хорошая библиотек, Интернет и добрые знакомые. Каждый, кто пишет биографию известного человека, использует массу источников, которые потом ложатся на страницы книги. Здесь нет ни плагиата, ни компиляции, это обычный рабочий процесс в данном жанре.
Кто из окружения Галича был наиболее яркой личностью?
— В окружении Галича не было тусклых фигур, все были яркими. Под стать моему герою.
Вы подробно описали характер поэта, отдельные проявления его характера, отношения с другими людьми и пр. Можно ли сказать о нём, что это был человек, которому могли бы подражать другие?
— Не знаю. Мне нравится, что он был человеком со всеми грехами и пороками, присущими всем нам. Он любил выпить, любил женщин, любил «гулять по буфету», пустить пыль в глаза, словом, вел нормальный образ жизни, чем мне он и близок.
Были ли вы допущены при написании книги к архивам КГБ и знакомились ли с делом Галича, доносами на него и пр.? Вообще, как это сегодня делается, ведь говорят же, что многие секретные архивы КГБ открыты. К примеру, простой гражданин задумал писать книгу о своём отце, деде, прадеде, которые были репрессированы. Куда он должна обратиться и кто даёт на это разрешение, расскажите об этом подробнее.
— Как я мог быть допущен к архивам, если я живу в эмиграции, в Эрефии* не был со дня отъезда и въезд в нее мне запрещен?
Почему вам запрещён въезд в Россию?
— Вы, Анна, спросите у них — наверно потому, что я такой плохой для России человек. Но, если вы думаете, что я жалею об этом — ничуть. Я давно сказал (простите, повторяю слова Шаляпина: «К этой сволочи ни живым, ни мертвым»). И кто вам сказал, что архивы открыты? Назовите имя!
За пределами Эрефии опубликовано ОГРОМНОЕ количество на эту тему, а вы продолжаете пропагандировать полуправду из России, ссылаясь на тамошние издания и телевидение. И так по любому вопросу — не хотят читать, не хотят знать. И начинают «возникать», когда что-то противоречит информации из России. А вся информация там купирована, то есть с купюрами. Как и история, которая там признается. Ведь книгу отказалось публиковать в России издательство «Молодая гвардия» в серии ЖЗЛ именно потому, что книга «антисоветская» — я уже писал об этом. Это смешно в 2010 году говорить об «антисоветском», будто мы живем при Брежневе и Андропове! Однако, результат…
Где это можно прочитать?
— В журнале «Литературный европеец» №151 и в интернете.
Доступны ли специалистам (историкам, политологам и пр.) списки стукачей?
— Нет. Едва ли при нынешнем режиме это произойдет. У нас в СМОГе, как выяснилось, стукачом был некий Алейников, который сейчас выдает себя за основателя СМОГ. Разумеется, за просто так и по собственной инициативе он не стал бы этим заниматься, зная, что живы свидетели тех лет.
А нужно ли, на ваш взгляд, предать гласности имена стукачей?
— Нужно. Страна должна знать своих «героев». Тот же Галич сказал: «Мы поимённо вспомним всех, кто поднял руку». В стране, в которой я живу сейчас, это сделано. Архивы Штази, гэдээровского КГБ, открыты для всех желающих.
Как известно, авторская песня бардов пользовалась в Советском Союзе длительным и устойчивым интересом самой широкой публики. Что вы скажете по поводу судьбы этого жанра, когда благодаря Интернету можно смотреть и слушать любых исполнителей, например, через систему You Tube?
— Мне кажется, творчество бардов — вчерашний день. Галич не бард, а поэт. Он остался в литературе не какими-то политическими инвективами, а уровнем своей поэзии.
Я знаю, что вы сами прошли трудный путь инакомыслящего в Советском Союзе. Считаете ли вы, что и сейчас в России есть диссиденты, охарактеризуйте их. Кого конкретно вы можете назвать?
— Я не сторонник нынешней оппозиции в России — нацистский большевик Лимонов и Касьянов — это оппозиция? Это люди, рвущиеся или мечтающие вернуться во власть. У меня нет к ним симпатий. И быть не может.
Как вы относитесь к сегодняшнему движению «Марши несогласных», марши 31 числа и пр.?
— Положительно.
Можно ли этих людей назвать диссидентами, кого бы вы особенно выделили из них?
— Нет, это не диссиденты, они все действуют в рамках закона. Плохого или хорошего, но закона. — — Они не переступают границу.
Выбор веры — очень неординарный шаг. Кажется, что за принятием евреем Галичем христианства должны стоять либо долгие размышления теологического толка, либо какие-то слишком веские обстоятельства личной жизни (помимо влияния такого незаурядного человека, каким был Александр Мень). Вам как знатоку Галича что-то известно о причинах его религиозного выбора?
— Об этом рассказывается в книге. Мне бы не хотелось повторяться.
Читателя вашей книги наверняка привлекут рассуждения о причине смерти Галича. Не считаете ли вы, что после гибели в Англии Литвиненко достоверно выглядит лишь одна версия: Галич погиб от рук КГБ?
— Да, я в книге утверждаю, что Галича убили люди КГБ. И меня никто не убедит в обратном.
Ваша книга называется «Александр Галич и его жестокое время». Какие годы, по вашему мнению, были самыми жестокими для советского искусства и советской творческой интеллигенции?
— Жестокое время было всегда. Одних жестокое время ломало — таких было большинство, подавляющее большинство. Других — закаляло. Кто хотел питаться с барского стола компартии — тот занимался «искусством социалистического реализма», кто не хотел — уходил в Самиздат и Тамиздат. «В песнях Галича его жестокое время запечатлено глубже, тоньше, талантливее, чем во многих самиздатовских романах, чем во многих сборниках документов.» — так я пишу в своей книге.
Откуда вам так хорошо известны многие "зигзаги" и тонкости киношной и театральной кухни (или закулисной жизни)? Так писать может только профессионал, прекрасно знающий своё дело…
— Я закончил сценарный факультет ВГИКа и много лет «вращался» в этих кругах. У меня в «перестроечном» СССР и в России было поставлено несколько пьес в провинциальных театрах и снято три художественных фильма по моим сценариям и восемь документальных.
Когда, на ваш взгляд, кончилась хрущёвская оттепель и какой год можно считать переломным для культурной жизни страны?
— 1963 — когда произошли т.н. «встречи руководителей партии и правительства с деятелями искусства и литературы», я много пишу в отдельной главе об этом.
Что вы скажете об отношениях Галича и Окуджавы?
— Никаких отношений не было. Окуджава оставался в плену «комиссаров в пыльных шлемах» и «пусть красные отряды отомстят за меня». А Галич давно распрощался со всеми иллюзиями по отношению советской власти. Окуджава многого не понимал в творчестве Галича. Галич в свою очередь не прощал Окуджаве поэтической глухоты. Он говорил: «Нельзя одновременно играть на скрипке и не отнимать ладони от лба». У Галича нет таких поэтических промахов. Но оба они были люди одного поэтического цеха, потому отношения их были ровные, но дистанцированные.
Почему Солженицын не воспринимал Галича как поэта?
— Вопрос неправилен. Солженицын вообще не разбирался в поэзии, хотя сам писал «стихи» в юности и в лагере. Он был глух к поэтическому слову. Я бы сформулировал вопрос иначе: почему Солженицын, в отличие от Галича, относился к нему неприязненно.
Неприязнь Солженицына к Галичу, зависть к его успеху у интеллигенции, вылилась у Солженицына в книге «200 лет вместе». В откровенной подтасовке цитат, в откровенном передергивании слов Галича.
Солженицын не мог простить Галичу стихотворения о пророке. Это стихотворение не адресовано Солженицыну, для Галича это было бы мелким. Галич в стихотворении говорит о явлении. Как и в других своих стихах. Вспомните: «Не бойся тюрьмы, не бойся сумы, не бойся мора и хлада. А бойся единственно только того, кто скажет: я знаю как надо!»
Это не о Солженицыне. Но это и о нем. Как и стихи о пророке. Пророк не услышал голоса слепца и слепец погиб. Так чего стоят такие пророки, которые не слышат голоса несчастных и обиженных?
Есть русская пословица «на воре шапка горит». Кстати, и ее обыгрывает Галич. И Солженицын эту неназванную критику четко принял на свой счет. Но пока был жив Галич, он не мог его тронуть, как он сделал с другими людьми, критика которых в его адрес раздражала Александра Исаевича. И он решил отыграться на мертвом.
Вела беседу Анна ЦИПРИС
* Эрефия — бытующее в политическом лексиконе название современного Российского государства (от аббревиатуры РФ — «Российская Федерация»). Часто содержит критический заряд. То же, что в советские времена называли Совдепией или позже Совком
Справка:
Владимир Семенович Батшев - русский писатель.
В 1965-66 один из организаторов и руководителей неформального литературного общества СМОГ, редактор журнала "Сфинксы" (№№ 1-4), альманахов "Чу", "Рикошет", "Авангард".
Арестован 21.4 1966 и 25.4.1966 осужден на 5 лет "за тунеядство". Отбывал ссылку в селе Большой Улуй Красноярского края. Под давлением международного общественного мнения, в частности, издательства Посев, освобождён в 1968 году по амнистии. В 1968-75 участвовал в диссидентском движении. В 1969 выпустил вместе с В. Кононенко самиздатовский альманах "Перелом".
Закончил сценарный факультет ВГИК. Работал сценаристом в кино, литконсультантом в журнале «Студенческий меридиан», в издательствах «Детская литература» и «Молодая гвардия». В 1989-1991 - представитель издательства Посев в СССР.
1991-93 - первый заместитель главного редактора ежедекадника "Литературные новости". 1993-95 руководитель организованного им издательства "Мосты", которое за два года успело выпустить 25 книг российских и русских зарубежных авторов. С января 1989 по март 1995 - внештатный обозреватель Радио Свобода.
В феврале 1995 вместе с женой эмигрировал в Германию. Член Союза писателей Германии и международного ПЕН-клуба. С апреля 1998 - редактор ежемесячного журнала Литературный европеец и председатель Союза русских писателей в Германии, с января 2004 - редактор журнала Мосты.