№6/1, июнь, 2009 - Литература – история и современность

...но хочу, чтобы через сто лет меня читали...
Наталья Борисова

166 лет прошло с тех пор, как эти слова произнесла Анна Элизабет Дросте цу Хюльсхофф, или Аннетта фон Дросте-Хюльсхофф, как звучит ее имя в истории немецкой литературы.
Будущая яркая звезда на небосклоне немецкой поэзии 19-го столетия, та, которую назвали потом королевой немецкого стихосложения, появилась на свет раньше срока. Тогда, в январе 1797 года, в отцовском замке Вассершлосс в Вестфалии, она осталась в живых чудом, единственно стараниями преданной кормилицы. Исконными установлениями предков, исчислявшими родословную своего знатного, но небогатого рода от XIII века, было ей предначертано в этом замке жить, получить приличествующее благородной девице домашнее воспитание, а потом выйти замуж, пестовать детей и скрашивать жизнь супруга в каком-нибудь другом замке. А судьбой и призванием предначертано было иное: стать поэтом.
Можно считать еще одной счастливой случайностью и то, что барышня из старинного аристократического рода, получила образование такого наполнения, которым могли похвалиться лишь немногие женщины даже ее круга. Отец – барон Клеменс Август Дросте цу Хюльсхофф был мягким и милым человеком, к нему Аннетту-девочку тянуло значительно больше, чем к строгой матери. Отцу она обязана своей близостью к природе, к ее чудесам и тайнам. Историк, ботаник, коллекционер и страстный любитель птиц, он предоставил воспитание детей своей жене. Мать Аннетты - Тереза Луиза, урожденная баронесса фон Хакстхаузен, сначала сама обучала детей, обладая недюжинными знаниями в области литературы. ( Именно мать сохранила первые стихотворные опыты своей дочери, датированные 1804 годом) . Позже Аннетта присутствует на занятиях младших братьев Вернера и Фердинанда с приглашенным домашним учителем. На долгие годы этот старый профессор остался ее советчиком и литературным авторитетом. Кроме обязательного для молодых аристократов французского, детям преподавали также латынь и греческий, математику и естествознание. Голландский, итальянский и английский языки тоже входили в программу. Отец, сам неплохой пианист, попросил своего дядю, прекрасного органиста, позаниматься с внучатой племянницей теорией музыки и искусством композиции. Мало, кто знает, что Аннетта фон Дросте стала не только поэтессой, но и незаурядным композитором. Спустя 14 лет после ее смерти, в первой биографии поэтессы, Левин Шюкинг писал “ Она обладала удивительно творческим музыкальным дарованием. Она давала своим музыкальным мыслям свободное течение, и эти фантазии сремительно неслись мощным неудержимым потоком. Ей никогда не приходило в голову записать эти замечательные импровизации, она давала им отзвучать и затихнуть в сводах замка”. К счастью, Шюкинг ошибся - несколько музыкальных произведений поэтессы все же дошли до нас и пользуются неизменной популярностью.
В имении Бёкельдорф, поместье бабки со стороны матери, где шумело молодое и веселое просвещенное общество многочисленных родственников (у матери Аннетты было 11 братьев и сестер ), 16-летняя поэтесса (тогда она уже начала писать свою первую драму “Берта”) познакомилась с друзями своего дяди – братьями Якобом и Вильгельмом Гриммами. Для них она даже начинает собирать сказки и притчи. В посвящении к изданию 1819 года, Вильгельм Гримм благодарит Аннетту за помощь. Творческая атмосфера этого общества, общий интерес к литературе и истории страны, первые положительные отзывы на ее произведения, все это открывало, казалось, новый широкий и интересный мир. Стремление к свободе, открытость и искренность в восприятии мира прорываются в стихотворении юной поэтессы

“UNRUHE”
Rastlos treibt’s mich um im engen Leben
Und zu Boden drücken Raum und Zeit,
Freicheit heißt der Seele banged Streben,
und im Busen tönt’s Unendlichkeit…
Fesseln will man uns am engen Herde,
unsre Sehnsucht nennt man Wahn und Traum,
und das Herz, dies kleine Klümpchen Erde,
hat doch für die ganze Schöpfung Raum!

“ТРЕВОГА:
Жизнь не жалеет сил, чтобы загнать в ловушку,
прижать к земле и время вспять пустить.
Хочу я сохранить свободной душу
И бесконечность мира ощутить!
Не затоптать меня слепому стаду,
Я распрямлюсь и вновь спасусь от них.
Хоть сердцу этому так мало места надо –
Вселенная тесна для чувств моих!

В этих стихах - не только желание обнять весь мир, речь здесь - о тисках ограничений, неизбежных для девушки из аристократической среды. Ей хотелось любить, но в 17 лет так трудно разобраться в своих чувствах. Ей, умной, не очень красивой и до заносчивости гордой, трудно было найти избранника по сердцу. Несчастное стечение обстоятельств – ее пылкое и искреннее дружеское чувство сразу к двум молодым людям было истолковано превратно и привело к “катастрофе ее молодости”. Объединившись в своих задетых самолюбиях, молодые мужчины написали ей жестокое письмо, ославив ее легкомысленной кокеткой. Словно предчувствуя это, пишет Аннетта в 1820 году стихотворение “СМЕРТЬ ЦВЕТОВ”.

BLUMENTOD
Wie sind meine Finger so grün,
Blumen hab ich zerrissen;
Sie wollten für mich blühn
Und haben sterben müssen.
Wie neigten sie um mein Angesicht
Wie fromme schüchterne Lider,
Ich war in Gedanken, ich achtet’s nicht
Und bog sie zu mir nieder,
Zerriss die lieben Glieder
In sorgenlosem Mut.
Da floß ihr grünes Blut
Um meine Finger nieder;
Sie weinten nicht, sie klagten nicht,
Sie starben sonder Laut,
Nur dunkel ward ihr Angesicht,
Wie wenn der Himmel graut.
Sie konnten mir’s nicht ersparen,
Sonst hätten sie’s wohl getan;
Wohin bin ich gefahren
In trüben Sinnes Wahn?
O töricht Kinderspiel,
O schuldlos Blutvergießen!
Und gleicht’s dem Leben viel,
Laßt mich die Augen schließen,
Denn was geschehn ist, ist geschehn,
Und wer kann für die Zukunft stehn?

СМЕРТЬ ЦВЕТОВ
Невольно надломила я цветы,
Неосторожно прикоснувшись к стеблю.
И кровь их просочилась сквозь персты,
Жизнь отцвела, они уже не внемлют.
Ои склонялись робко предо мной,
Глаза не смея на меня поднять,
Но ты в тот миг владел моей душой,
И мне тогда их было не понять.
Ни звука не издав, лишились сил,
И жалоб их не слышала природа.
Свет этих ликов случай погасил,
Так исчезают звезды с небосвода.
Как жаль, что не сумела я сберечь,
Все то, что вы спасти во мне хотели.
Куда еще моей дороге течь,
Когда мечты стать явью не успели.
Ах, детская жестокость той игры,
Она как жизнь – страшна и беззаботна.
Ведь закрываем мы глаза охотно
На то, что наши пальцы зелены.
Свершилось. Что ж, бывает все на свете.
Но кто же за грядущее в ответе?

Как непоправимо была тогда ранена ее душа, видно из письма от 1844 года, то есть спустя почти 25 лет: “Поверьте мне, мы были просто несчастными зверьками, сражающимися за милую нам жизнь, но даже самые лучшие из моих знакомых долгие годы смеялись над моей судьбой, так, что я тысячу раз желала себе смерти. Я была тогда так молода, так упряма и так несчастна и я делала все, что могла, чтобы пробиться к свету”. И ее жизнь, раздираемая множеством несовместимых противоречий очень скоро пошла наперекос, то устремляясь вслед за мечтой, то покоряясь обстоятельствам.

АННЕТТЕ
“Сестра моя, как туго стянут шелк.
И тело и душа в корсете этикета,
Но сильно и легко звучит старинный слог,
Сияют очи в зеркале портрета.

Я знаю, Бёкельдорф, беседка, полумрак,
Тепло руки, взгляд, кружево манжета...
Жасмином пах его дорожный фрак,
А у крыльца уж тень кабриолета.
Потом на башню выйдешь ты одна,
Сад шепчется с волшебницей-луной,
Балкон парит, внизу шумит волна,
Ты, свет неведомый и дивно неземной!
Весна пришла, о,барышня Хюльсхофф,
Растений ароматы беспощадны.
Но знаю я, пока достанет слов,
Не станут дни темны и безотрадны.”

Замуж она так и не вышла. Светские балы и уездные увеселения были ей не нужны. Но вот общества, умного собеседника, порой, очень не хватало. И постепенно ее девичья комната превратилась в стародевичью. Когда позволяло здоровье (она всегда была слабой и болезненной), она совершала пешие прогулки, открывая для себя дивный мир природы, луга, долины, заболоченные пустоши. С любовью вслушивалась она в шорохи леса, подмечала тончайшие оттенки красок, игру света и тени, наблюдала почти невидимую жизнь живых существ. Язык ее стихов, порой суровый и терпкий, своеобразный ритм строк, часто совершенно новые для того времени сочетания слов, дают ей возможность передать многообразие природных явлений, ньюансов, оттенков красок, звуков, движений во всей их полноте и неповторимости. Историк немецкой литературы Фриц Мартини пишето лирике Дросте, посвященной природе: “Героем ее стихов была сама Природа с ее многоголосием и многоликостью...” Мир настоящий, зримый слышимый, осязаемый входит в ее стихи органично и просто. Безусловность точной детали, определенность непосредственного чувства определяет стихотворное творчество поэтессы.

DER WEIHER
Er liegt so still im Morgenlicht,
So friedlich, wie ein fromm Gewissen;
Wenn Weste seine Spiegel küssen,
Des Ufers Blume fühlt es nicht;
Libellen zittern über ihn,
Blaugoldne Stäbchen und Karmin,
Und auf des Sonnenbildes Glanz
Die Wasserspinne führt den Tans;
Schwertlilienkranz am Ufer steht
Und hörcht des Schilfes Schlummerliede;
Ein lindes Säuseln kommt und geht,
Als flüstre’s: Friede! Friede! Friede!

ПРУД
Спокоен он в луче рассвета нежном,
Так совесть безмятежная чиста.
Целует бриз в зеркальные уста,
Не приласкав цветок прибрежный.
Вот над водой трепещет стрекоза,
Малютка-водомер танцует в упоеньи,
Летит кармин, порхает бирюза,
И солнечные блики в отраженьи.
Венчают берег травы над водой,
Дремотным песням камыша внимая,
А шелест лип приходит, исчезает,
И шепчет: мир..., спокойствие..., покой....

После смерти отца и женитьбы брата Вернера, наследника и нового хозяина родового имения Хюльсхофф, Аннетта с матерью и сестрой вынуждена была переехать во вдовье поместье матери Вассершлос. Расставание с домом, где Аннетта выросла, где каждая вещь имела для нее тысячи оттенков чувств и воспоминаний, тяжело отдавалось в душе. Старинный рояль – друг и собеседник, тоже должен был остаться в замке, для брата рояль был дорогим предметом мебели, относящимся к его части наследства

РОЯЛЮ
Прощай, мой друг, тебя в последний раз
Коснувшись клавишей, звучать я побудила.
Как горько близок расс таванья час
Со всем, что в этом доме я любила.
О, как порой спасительна была
Созвучья душ и единенья радость,
Прохлада клавиш, силуэт крыла
И фуги Баха сладостная тяжесть.
Задует свечи перемен сквозняк.
Падут на медь их восковые слезы.

Но будет помнить старый особняк
Рояла голос и Аннетты грезы.

И как же небогата событиями, скудна поверхность этой жизни! Несколько раз гостила у родственников на Рейне и Боденском озере. Там в замке мужа ее сестры Дженни, “последнего рыцаря” графа Йозефа фон Ласберга она поселилась незадолго до своей смерти в 1848 году. Дни тянулись однообразно. Заботы о матери, случайные визиты гостей, поездки к соседям: ее охотно звали, когда нужно было выходить больного или посидеть у постели умирающего. Вечерами она вязала, перебирала гербарий и коллекцию минералов, музицировала, читала, вела переписку. И - писала стихи. Для чопорной родни все эти занятия выглядели равно никчемными, но и не предосудительными. Воспользовавшись окололитературными знакомствами, Дросте отваживается издать сборник стихов, обозначив свое авторство робкими инициалами. И в благородном семействе разразился скандал: “Они набросились на меня все сразу, все было объявлено чистейшей блажью, полной околесицей и ерундой. Они не понимают, как это такая разумная с виду особа могла написать такой вздор и так опозориться?” Маленькое, хрупкое,болезненное, замкнувшееся в себе существо, совсем не Жорж Санд, она отважилась на дебют, пошла наперекор обстоятельствам, чтобы отвоевать себе право быть собой, а не принадлежностью светского интерьера Аннетте шел тогда сорок второй год, она была ровесницей Генриха Гейне, неизвестно, кто из них начал слагать стихи раньше, но она росла в совершенно иной духовной атмосфере. Талант ее формировался самородком, она охотно следовала немногим литературным образцам Шиллеру и Байрону. В сорок лет она, несомненно, была дебютанткой и именно поэтому ее первая книга - поступок героический.
Но ту на повороте жизни, как бы в награду (а, может быть в отместку?) за смелость, произошло событие счастливое и горестное. Счастливое – ибо она впервые полюбила, горестное – полюбила она безнадежно и нелепо, сама боясь себе в этом признаться. Он был моложе ее на 17 лет – Левин Шюкинг – сын ее рано умершей подруги Катарины Шюкинг. “Левин, Левин, ты, проказник, укравший мою душу! Дай тебе Бог сберечь ее!” Отдаваясь этому запоздалому и обреченному чувству, не могла она не знать, что в этом потрясении души суждено было ее судьбе обломится. А ведь ей еще предстоит “по-матерински”благословить Левина, когда он задумал жениться. Она пытается направить свою любовь в русло заботы и нежной дружбы, дает ему советы по воспитанию детей. После смерти Аннетты Левин Шюкинг издаст ее наследие, опубликует о ней трогательную книгу воспоминаний. Не забудет упромянуть, что ему, тогда начинающему литератору, она помогала писать его первые очерки.
И тут-то, на обломе, в ее поэзии обнажились и засверкали пласты дотоле неизвестные немецкой поэзии, зазвучал голос неповторимый и страстный. Читая иные из ее стихов, можно ли догадаться, что их слагала стареющая, смертельно больная женщина? О любви своей она позволила себе лишь обмолвиться, но любовь эта придала ее стиху остроту и свежесть восприятия. В стихотворении “На башне” как будто чувствуешь свежий соленый бриз с моря, крики чаек и широту горизонта. В них - легкость дыхания, оригинальность образных сравнений.

AM TURME
Ich stehe auf hohem Balkone am Turm,
Umstrichen vom schreienden Stare,
Und laß gleich einer Mänade den Sturm
Mir wühlen im flatternden Haare;
O wilder Geseller, o toller Fant,
Ich möchte dich kräftig umschlingen
Und, Sehne an Sehne, zwei Schritte vom Rand
Auf Tod und Leben ringen!
Un drunter seh ich am Strand, so frisch
Wie spielende Doggen, die Wellen
Sich tummeln rings mit Gekaff und Gezisch
Und glänzende Flocken schnellen.
Oh, springen möchte ich hinein alsbald,
Recht in die tobende Meute,
Und jagen durch den korallen Wald
Das Walroß, die lustige Beute!
Und drüben seh ich ein Wimpel wehn
So keck wie eine Standarte,
Seh auf und nieder den Kiel sich drehn
Von meiner lüftigen Warte;
Oh, sitzen möchte ich im kämpfenden Schiff
Das Steuerruder ergreifen
Und zischend über das brandende Riff
Wie eine Seemöwe streifen.
Wär ich ein Jäger auf freier Flur,
Ein Stück nur von einem Soldaten,
Wär ich ein Mann doch mindestens nur,
So würde der Himmel mir raten;
Nun muß ich sitzen so fein und klar,
Gleich einem artigen Kinde,
Und darf nur heimlich lösen mein Haar
Und lassen es flattern im Winde!


НА БАШНЕ
На башне стою, мой очерчен балкон
Кричащею стаей пернатой.
Я волосы ветру ласкать отдаю,
Свободна, как нимфа Менада.
Мой юный товарищ,
Ты дерзок и смел,
Обнимемся же перед боем
И локоть о локоть шагнем за предел,
Чтоб ринуться в схватку с судьбою.
Прибрежные волны, как шалые псы
Резвятся в неистовой своре,
Блестящие брызги хрустально чисты
Их мечет бурлящее море.
Нырнуть бы в коралловый лес
И скорей - в средину взбесившейся стаи.
Там морж станет славной добычей моей,
Трофей из подводного рая.
Вдруг вижу я с вышки – корабль боевой,
Чьи вымпелы дерзко трепещут.
Бросает его над высокой волной
И флаги воинственно хлещут.
Ах, если б сжимала я крепко штурвал
На рыщущем судне мятежном!
Как чайка летит он сквозь брызжущий вал
И в гребне купается снежном.
Могла бы охота меня заманить
В поля, с егерями лихими.
Отважным мужчиной могла бы я быть
С душой, не подвластной стихиям.

Как прежде у башни в плену я останусь,
Послушная дочь уготованной доли.
Пусть косы хотя бы свободными станут
И треплет их ветром на воле!

Современница Айхендофа и Уланда – живых классиков романтической лирики, с их напевностью, слиянием души и ландшафта, как могла она, казалось бы, выделиться? Дросте избрала свой путь – в ее стихах нет сладкоголосой музыкальности, они больше похожи на подлинность живой речи, в них безусловность и безошибочность точного наблюдения, невнятное “томление” им чуждо, в ее стихах - непосредственность глубокого чувства. Как не было для нее в вещном мире неинтересных, незначительных предметов, так и в ее лирике не было непоэтичных слов. “Поверь, что нет никчемных слов” – это ее принцип.
Ей недолго оставалось жить, а писать и того меньше, но за свою творческую жизнь она сумела обогатить немецкую поэзию поистинне бесценными открытиями. Она могла бы успеть и больше, сложись ее жизнь иначе. Второй, последний сборник ее стихов вышел в 1844 году и стал сенсацией для современников. Ее творчество поставили в один ряд с Шелли и Байроном.
Но ей слава была уже не нужна. “Сейчас мне не нужна известность, но хочу, чтобы через сто лет меня читали”, призналась она в одном из писем. В России творчество Аннетты фон Дросте-Хюльсхофф известно, в основном, филологам-германистам. Мы уверены, однако, что ее творчество когда-нибудь найдет своего читателя, выполнив желание поэтессы легко и уверенно.

(переводы стихов Аннетты фон Дросте-Хюльсхофф на
русский язык – Натальи Борисовой)

>>> все работы Натальи Борисовой здесь!






О НАШИХ БУМАЖНЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие издания наших авторов вы можете заказать в пункте меню Бумажные книги

О НАШИХ ЭЛЕКТРОННЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие электронные издания
наших авторов вы можете бесплатно скачать в пункте меню «Эл.книги»

Наши партнеры:



      localRu - Новости израильских городов. Интервью с интересными людьми, политика, образование и культура, туризм. Израильская история человечества. Доска объявлений, досуг, гор. справка, адреса, телефоны. печатные издания, газеты.

     

      ѕоэтический альманах Ђ45-¤ параллельї

      

Hаши баннеры

Hаши друзья
Русские линки Германии Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки. каталог сайтов на русском языке из Сша,Канады,Франции и других стран


  Международное сетевое литературно-культурологическое издание. Выходит с 2008 года    
© 2008-2012 "Зарубежные Задворки"