Опять зима, как питерская осень.
И мелкой сеткой сонные дожди.
Опять душа покоя тихо просит.
И вторит эхо: «Счастия не жди».
Не жди напрасно, вот усталость схлынет.
И смертный полог застит вдруг глаза.
Камин у ног погаснет и остынет.
И не нагрянет вешняя гроза.
И ни звезды и ни креста.
И мутный диск там тени водит.
И жизни миг. И неспроста
Там путник дом свой не находит.
Мысль начинает новый круг:
- Когда –нибудь на этом свете
Мы будем счастливы, мой друг…
За эту жизнь мы все в ответе.
Когда проснёшься на рассвете,
Зажги в окне своём свечу…
Я постою и помолчу.
Я постою и помолчу.
Твой свет помог с пути не сбиться.
У незнакомого крыльца
Помог святой водой напиться
Под трели раннего скворца.
И снова тот же вечный круг:
-Мы будем счастливы , мой друг.
Когда – нибудь, когда- нибудь…
-Ты моё имя не забудь.
Какую ночь мне всё не спится.
Не дай повеситься, иль спиться…
Мы будем счастливы, мой друг.
Мы будем счастливы , мой друг.
Летний вечер 21 июня.
Всё говорило о прекрасном.
Всё говорило о былом,
И тени прошлого бесстрастно
Скользили и терялись в нём.
И облака, и птичьи стаи,
Нечаянно прошедший дождь
Неслышно в воздухе растают,
Оставив на деревьях дрожь.
И пред вечернею зарёю пронзает
Небо быстрый стриж,
Случайным звуком оглашая,
В глубоком обмороке тишь.
Закат по-прежнему прозрачен.
Ленива Невская волна.
Указ ещё не обозначен,
Что завтра началась война.
Мой город
Я вернулся в мой город.
Недосказанных слов многоточие.
Не по возрасту молод,
он печалей моих средоточие.
Я иду вдоль каналов,
где мой город назначил мне встречи.
В перезвоне бокалов
он заботы взвалил мне на плечи.
Эта ноша не тяжка -
я его понимаю с полслова.
Сигареты затяжка –
с Петропаловки выстрелы снова.
Всё как прежде готово
ожидания слезою пролиться.
Улыбаются ново
незнакомые, юные лица.
Мойка так же лениво
в оцеплении гранитном плетётся.
Невский так же блудливо
озабочен, в глаза мне смеётся.
Строгий облик мостов
для чеканки готов,
как скупые блокадные сводки.
Сон тревожный хранит
лип столетних на вид
Воронихинский гений - решётки.
До сих пор
в этом городе дышат
злою вольницей люд и стихия:
не смирила Нева
свои прежние нравы лихие
ни под дланью Петра,
ни пред Тем, кто над вечностью выше.
Непрошеная кровь – это « Спас –на - Крови» -
снова эхо той бомбы мы слышим.
Взорван « вечный» Ильич -
пугачевщины бич
монументы святые колышет.
Укрощенными стали
только кони на тихой Фонтанке,
да в Ноябрьские дни
по брусчатке идущие танки.
Запишите в регистры
и сочтите позора пределом –
позабыли магистры
« Ленинградское» Дело.
Память снова взывает
из блокадных ночей не напрасно:
« Стороны при обстреле
эта очень опасна».
Венеция.
«Венеция венецианкой
Бросалась с набережной вплавь».
Б. Пастернак
Венеция, я восхищён!
И без тире и междометий
Здесь гениально завершён
Рисунок нескольких столетий.
Изобретение Дожата.
Каприз судьбы, ума изыск.
Соперник римскому собрату.
И мелочен здесь детский писк.
Здесь так бесстыдна нагота.
И торжествуют базилики.
Со стен глядят святые лики,
И святотатствует толпа.
Венеция в воде по пояс:
Недолговечно ремесло.
Гребец, лениво в волнах роясь,
Вращает медленно весло.
Из века в век. На свет из мрака
Гондолы путь под сводом арок.
Над площадью Святого Марка
Взлетает стая голубей,
Свободе радуясь своей.
Но здесь, из камеры свинцовой
Сластолюбивый Казанова
Вписал язвительное слово
В историю людских страстей,
Играя правдой без затей.
Что слово!? Звук его немеет.
Слова – песок. Их ветр развеет.
Мне кто-то о смерти
твердит неустанно.
И слышать мне это
и страшно и странно.
Иду - предо мною
гранитные выси.
И кто-то крутые
ступени в них высек.
И я подымаюсь,
не видя вершины.
И я задыхаюсь
от вида стремнины.
Внизу, как барханы,
туманы, туманы.
И нет мне возврата.
Как странно, как странно.
Соло для дорожных столбов
Мне по-немецки исполняют соло
На спицах ног дорожные столбы.
А русской солью грубого помола
Я здесь солю капусту и грибы.
Отечество, где всё идёт не в лад.
Где нас уже давным-давно забыли.
Там через мой вишнёвый сад
Дорогу в храм чужой сложили.
Коль на чужбине умереть случится
«Жизнь приучает нас к мысли о смерти,
Смерть же нас учит, как надобно жить». И.М.
Я, кажется, уже в дороге.
«И крестным знаменьем мой путь, -
Я говорю высоким слогом, -
Ты осени не позабудь».
В дороге к истинам бесцельным -
Ни оглянуться, ни вздохнуть.
По ней уже огонь прицельный
Ведут недуги. В этом суть.
Стрелок на время затаится.
Но жду испуганной спиной.
Я не успел ещё проститься
Ни с Родиной и ни с женой.
И где-то в чистом, чистом поле,
Где ветры вольные шумят,
По чьей-то злой иль горькой воле
Меня подстережёт заряд.
Что может быть ничтожней доли,
Чем на чужбине смертный миг?
Какой случиться надо боли,
Чтоб песня изошла на крик!
Кого-то я не спас. Не сделал
Добра. И сына не родил.
Но дерево в соцветье белом
Я возле Дома посадил.
Старый сад
Печалью вечною измены
Ласкает тонкая вуаль.
И закрывает лик надменный
Небрежно брошенная шаль.
Так прелесть в запустении сада
Нежданно порождает страх:
Вдруг юной зелени каскады
Пронзает мёртвых веток прах.
Средь буйства трав: осоки клонов
И сыти блеклой белизны
Как дар из княжеской казны –
Тяжёлые цветы пионов.
Забор – изломанные линии.
Здесь ядовитый борщевик
Наладил строй. Пред ним поник
Изнеженный куст жёлтых лилий.
Стоит по пояс лебеда.
Как будто скорая беда
Её торопит жить всечасно.
И это, верно, не напрасно:
Звенит хозяйская коса…
А к утру выпадет роса.
Хозяин пьян. Он ждёт молодку.
Глядит задумчиво в окно.
Но нынче счастья не дано…
Утешится стаканом водки.
