ЕСТЬ ПРИЧИНА ВЕРНУТЬСЯ
(рецензия на книгу стихов Михаила Матушевского «Нет причин возвращаться»)
Марк Яковлев

Трудно написать ещё одну Книгу на Святой Земле. Какой сюжет ни возьми, какое чувство не исследуй – все уже было на этой земле и всё описано в Книге Книг. Поэтому книги пишут в основном на грешной земле (в другом месте и в другое время), а на Святой Земле приходит осознание того, что книгу собственной жизни пора издавать!
Один «народный депутат», долгие годы принимавший жителей Иерусалима по их личным вопросам, рассказывал мне, что две трети граждан просило помочь с получением квартиры, а одна треть просила помочь опубликовать свою рукопись стихов, прозы или воспоминаний. Трудно не опубликовать книгу собственной жизни, живя на Святой Земле.

Будучи в Израиле, я случайно прочитал книгу стихов Михаила Матушевского «Нет причин возвращаться» (Издательский дом «Beit Nelly Medi@“, Тель-Авив, 2007). Открыть для себя нового поэта – всегда большая удача, я уже давно не испытывал такого удовольствия от чтения стихов. Название включает в себя тысячу смыслов: от самого простого («Не возвращайся - дороги не будет»), до самого печального («Нет причин возвращаться из НЕ-Бытия, потому что вернешься, а всё уже было»...).

Только лирика может придать новый оттенок старым и вечным темам. Но описывать лирику «умной прозой» – дело не только не благодарное, но и бесполезное. Мне ближе метод рецензирования, который использует моя жена, работающая в стиле «Patchwork» (работа из кусочков). Она берет старые платья свои и дочери, старые рубашки сына и мужа, разрезает всё это на кусочки, и из них сшивает ласкутное и разноцветное покрывало судьбы. Каждый кусочек вызывает воспоминания о прожитой жизни, а соединённый с другими, близкими тебе кусочками, рождает новые ассоциации. Пойдём и мы этим путём читатель, откроем книгу стихов, посмотрим на её кусочки и «сошьем» их строчками рецензии, что бы представить себе поэта и его «покрывало судьбы».

Вот стихи, посвящённые памяти погибшего в автокатастрофе друга:
«В Переделкино март и суббота
И компания банная в сборе
Здесь не рай, но похожее что-то
Позолота на синем заборе.
Рюмка водки и звяканье вилок,
Тает горка блинов ноздреватых,
Вечер памяти лыжных ботинок
И сгоревших меж сосен закатов.
Предпоследний гудок электрички
Всё ещё не утрачена свежесть,
Ироничны мы в силу привычки
И талантливы в меру невежеств.
......................................................
В Переделкино март и суббота,
Но теперь всё иначе, иначе
Даже в рай никому не охота
Потому, что ты сбор не назначил.
Нет причин возвращаться, причины
Нет, чтоб стрелка магнитилась к югу
Лиц не видно. Бегущие спины
На лыжне, уходящей по кругу».

Мне хотелось в начале привести пример из последних, наиболее сильных стихов книги, потому что книга построена по принципу джазового произведения. В начале «свинг» - раскачка, шуточные стихи, «стихи в альбом», стихи друзьям, разлетевшимся по миру:
«Бляха – муха! Фатер – мутер!
Все уехали на хутор:
В Оснабрюки, в Палестину
Много ль нужно пластилину,
Чтоб горбатого слепить?
- Нарисуем, будем жить.»

Потом идут «перекошенные воспоминания» детства и юности, напоминающие шагаловский Витебск или отраженные в каналах дома Амстердама:
«На узеньких улочках давних,
Где в мае бушует сирень,
Все в трещинках низкие ставни
И домики все – набекрень»

И уже затем у каждого поэта идёт Начало, как неповторимое творение своего «покрывала судьбы»:
«Горячие краски огня
Холодные краски металла
Всё осень взяла у меня
И всё мне вернуть обещала,
Но непоправимо Начало!»

Поэтому стандартное замечание издательства: «Данная книга или любая её часть не может быть воспроизведена в какой-либо форме без письменного разрешения автора» совершенно беcсмысленна.
Даже с письменным разрешением автора я бы не смог «воспроизвести» такие стихи:
«Лассо скрипичного ключа,
Ключа басового арапник
И кончик кисти, как свеча,
Обшарит холст и весь подрамник».

А после сотворения мира, детства и юности по всем законам жизни приходит любовь, о которой прозаик написал бы повесть, а поэт думает, что сможет вместить её в одно четверостишье:
«Голубоватое окно потом темнело,
А время медленно текло или летело...
И расставались мы легко, побыв недолго
В пыли, за тумбой, навсегда – твоя заколка.»

Но Любовь нельзя не только купить, или как пели идолы нашей юности Битлы »Can’t buy me love“, но и обмануть. Поэтому и четверостишей на эту «вечную тему» у поэтов оказывается намного больше:
«Перебирая их аккорды,
Растянет огненно меха
Последний раз, как шнур бикфордов
Сгорает ниточка греха,
Что завязалась между нами
И оказалась так прочна...
Частица правды есть в обмане,
Частица горькая одна...»

В середине жизни, как у Данте: „Nel mezzo del cammin di nostra vita“, у поэтов происходит ломка голоса, строка становится тяжеловесней, лирика философичней и начинает маячить чья-то тревожная тень:
«Ночь темна над могилами клумб.
Мрачно всё. И прозреешь во мраке
И потянется медленно в глубь
Тень худой, бесконечной собаки».

Это midle life krise, «кризис середины жизни», когда кажется, что всё уже прожито, но ничего не сделано:
«Всё почти закипело. Менять
Что в напитке, поддавшись искусу,
Все по чашкам пора разливать,
Подсластив эту чашу по вкусу»

Кризис середины жизни совпал у автора с переменой «постоянного места жительства». Эта перемена ПМЖ как ни странно почти не отразилась на стилистике автора, а отразилась на «заводном механизме» книги:
«Вечный разлад между струнами теми -
Не совпаденье настройки оркестра
Новое место и Прежнее время
Новое время и Старое место»

Всё дело в том, что как сказал другой поэт «Душа инертнее чем тело, но много старше по годам, душе давно осточертели скитания по городам». Автор уже почти 20 лет живет на Святой Земле, а всё пишет о грешной.
Наверное частица правды есть не только в обмане, но и в грехе, который всё время притягивает тебя и заставляет оглядываться назад. Метафизическая «тема греха» бесконечна и сформулирована ещё И.Бродским: «Грех – то что наказуемо при жизни», с определением которого многие, конечно, не согласятся.

Жаль, что под стихами нет дат их написания. Но думаю, что стихи идут в основном в хронологическом порядке и по ним можно проследить как меняется вектор души автора «от лирики к философии». Вообще тема «времени и пространства» с возрастом занимает автора всё больше и больше (и если говорить в шутку, почти как самого Эйнштейна):
«Убывает прозрачность и свет
Тает осени шар золотой
Есть пространство, а времени нет,
От разлуки до встречи с тобой».

На первой странице обложки книги изображено одинокое дерево без листьев в пустынной местности. На обложке местность, где прожито всё и где действительно все разлетелись. Мне не нравится философия этого дерева. Можно подумать, что автор одинок и как Иосиф Бродский «только с горем чувствует солидарность». Однако книга так обильно населена друзьями автора и чувствами к ним, что содержание книги дессонирует с её обложкой.
Мне ближе философия «другого дерева». Известный израильский скульптор Миша Ульман, автор «философии горизонтальной скульптуры» говорит: «Да будет дерево в поле сам человек». Всё идёт своим чередом, всё приходит в конце концов в горизонтальное положение и деревья, и люди и даже Вавилонская башня. Как сказал Бродский: »Мы оглядываясь видим лишь руины, взгляд, конечно, очень варварский, но верный».
Поэтому и скульптуры должны быть не вертикальными, а горизонтальными. Ульман, чьи родители бежали в середине 30-х годов из провинциального немецкого города, сфотографировал в прошлом году в этом городе осеннее, разветвлённое дерево без листьев (как на книге Матушевского) и сделал его скульптуру. Он уложил в землю на травяной поляне рядом с этим городом железную плиту 18 метров высотой и 9 метров шириной. В плите лазером (как лобзиком нашего детства) скульптор вырезал негатив дерева. Сквозь прорези в железной плите проросла трава и образовала контуры зелёного дерева-скульптуры под название «Творение». Книга Матушевского – тоже творение, просто автор не хочет признаться в этом, но он и не может этого скрыть. Люди ходят по дереву жизни, по книге его стихов, по её переплетенным ветвям. Иногда люди наступают и на корни дерева, тогда начинает работать память.

Именно память поместила на последней обложке книги черно-белаю фотографию (где-то середины 80-х годов) молодых мужчин и женщин, вероятно, сбежавших из разных частей книги. Они собрались, что бы вместе сфотографироваться на память и снова разбежаться, но теперь уже по разным частям света:
«Фотографии до девяностого...
Может быть через год, через сто ли
Станет мифом пропавшего острова
Анталогия наших застолий.
Веер пальмы раскинулся зелено
Дальний лес засинел, как наколка
На одной фотографии склеены
Средиземное Море и Волга».

Я спросил у автора, где сейчас эти люди? Он мне ответил, что только одна пара осталась в России, а остальные в Америке, в Европе, в Израиле. Возможно поэтому на первой странице обложки нарисовано одинокое дерево жизни без листьев на ветвях, но, видимо, с глубокими корнями:
«Мы врастали в это место,
Как врастает в землю сад,
И врастая пили вместе
Не разлуки мёд и яд»

Мне всё же ближе деревья с листьями, пусть не с зелёными, а с желтыми, «с красными и с золотыми», как в знаменитой мелодии «Autumn leaves“ в грустном, блюзовом исполнении Евы Кассиди или Даяны Кролл.
Поэзия Матушевского разноцветна и автор часто использует «живопись словом», которая ему хорошо удаётся:
«Вот и лето пришло – на углу газировка с сиропом,
Всё ещё хорошо, мы ущё наше время торопим...
Незабвенно оно, незабвенны газоны июня,
Где собрались в одно: и шафран, и табак и петунья...»

Михаил Матушевский тоже «сфотографировал» своими стихами дерево жизни провинциального русского города и уложил их в «железную плиту времени». Но сквозь неё прорастают «и шафран, и табак и петунья»...
В последнем четверостишье книги он отдаёт свой голос за тёплое исполнение мелодии жизни:
«Не только муки творчества
И совести игла...
Известно, чем всё кончится,
И хочется тепла...»
Автор не очень серьёзно относится к этому заключительному четверостишью («осталась последняя страница, надо было чем-то заполнить»), а напрасно. Потому что последнее четверостишье книги естественное и простое и грех, как заметил Борис Пастернак, «в конце концов не впасть как в ересь в неслыханную простоту».

Еврей, как известно, это человек с другого берега. Поэтому его никогда не покидает соблазн хотя бы мысленно, на мгновение оглянуться на «отошедший берег», туда, где прожито всё, кроме «света на голом полу». Этот соблазн всегда опасен. Одна женщина не выдержала и оглянулась. Она превратилась в соляной столб. Другой мужчина не выдержал и оглянулся. Он превратился в книгу стихов (к счастью, ещё не весь, а только частично). Соляной столб в виде женской фигуры вы увидете, если будете ехать вдоль берега Мертвого Моря по направлению к сказочному Эйлату. Я видел эту женскую фигуру много раз. Но последний раз, в ноябре 2007 года, мне показалось, что она не просто стоит здесь уже несколько тысяч лет, но и держит в руках какую-то новую книгу стихов. Есть причина вернуться, что бы посмотреть, что написано в этой книге... Для этого, правда, не обязательно ехать вдоль берега Мертвого Моря, а достаточно просто выйти на «подошедший берег» Интернета.

Штутгарт, 14.02.2008

>>> все работы Маркa Яковлевa здесь!






О НАШИХ БУМАЖНЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие издания наших авторов вы можете заказать в пункте меню Бумажные книги

О НАШИХ ЭЛЕКТРОННЫХ КНИГАХ ЧИТАЙТЕ

Это и другие электронные издания
наших авторов вы можете бесплатно скачать в пункте меню «Эл.книги»

Наши партнеры:



      localRu - Новости израильских городов. Интервью с интересными людьми, политика, образование и культура, туризм. Израильская история человечества. Доска объявлений, досуг, гор. справка, адреса, телефоны. печатные издания, газеты.

     

      ѕоэтический альманах Ђ45-¤ параллельї

      

Hаши баннеры

Hаши друзья
Русские линки Германии Russian America Top. Рейтинг ресурсов Русской Америки. каталог сайтов на русском языке из Сша,Канады,Франции и других стран


  Международное сетевое литературно-культурологическое издание. Выходит с 2008 года    
© 2008-2012 "Зарубежные Задворки"