Блуждающие в снежной пудре
Мы—сиамские б-
Близнецы, сплетённые чистой слюной языка,
Мои вокругсловесные зарева проступают в тебе на тебе
С неловкой определённостью—
Татуировка,
Ещё не просохшая, с кровкою след иглы,
По тебе проступает след моего письма.
Глаз ночной так
Вылавливает из мглы—
Ага, это кресло, кошка, занавески тесьма
Колышется—это, верно, призрак
Не хочет будить-мешать,
Но иногда дыханием, переменой накала в лампочке себя выдаёт.
То, что мы оба видим его—это верный признак
Единого способа дышать/не дышать дышать/не дышать
Удалять наросты безмолвия, как с дряхлой лесенки-лёд.
Утро в офисе
Поутру прелестней всего снежок
От тебя останется лишь смешок
Всё остальное растает неумолимо
Либо жирной плёнкой покроется ледяной;
Наслоение долгих лет-суггестация дыма
Чёрное крылышко за спиной.
Два дня назад ты вручил мне ветхий альбом дада
Граммофоны с членами распиленные циркачки.
Два дня назад не глядя не слушая (как всегда)
Закатывая фиолетовые зрачки
Ты всё кивал улыбаясь да да
Вероятно, заранее соглашаясь с тем, кто унёс тебя но куда.
Колледж открыли поздно, метель мела.
Полицейский и дворник стучали задорно грубо
Ты лежал на полу, присыпан книгами, вдоль стола.
Яркий и длинный, как утренний луч, как рыба
Воскр
Каталась на санках пекла хлеб
Хлеб вышел слишком влажным и слишком сухим
Пока ты спала обнюхивала твой лоб
Пока катилась рассматривала Твой дым
Вторгается в сумерками прожаренные облака
Падала в снег лицом
Снег холодил глаза
Пока я (в н)его смотрела
Думала что легка легка
Эта задача что мол и жить нельзя, и умереть нельзя
Восход солнца
Я предпочитаю ваши обычные рассказы
Михаил Зощенко
1. Наконец-то диагноз
Сияющие вещи сияют поутру
Я вижу реку-реку, собаку, конуру,
Лучи в согласованьи врываются ко мне
И все они сияют и обещают мне
Здоровья Пробужденья
Себя. В Окне. В Огне.
Живые точки пыли сиянием больны.
Его весёлой силе они подчинены.
Как будто чем-то стыдным и радостным полны.
Сияют луг и долы облизаны зимой
И карлики из школы бегущие домой
Сияет мир влезая на подоконник мой
Весёлый блеск весёлый
А мне тебя нельзя!
По мне ползёт от скуки грошовая слезя
Огромная пустая сентенция-стезя
Сияющие вещи сияют мне не впрок
Какой урок есть в этом
А в этом есть урок?
Ответит чем сиянью мой блекленький мирок?
Улитицы и лисы крадутся по лесам
От декабря бесснежным свирепым полыньям
Вот их и приложу я как бельмочки к глазам
И зрения сиянью сегодня не отдам
2. Чёрный человек. Facies Nigra.
Застыла Несмеяна
Ледышкой по воде
В своей нерукотворной бесчувственной беде
В усильи созерцанья животных и камней
Искусствовед-придира подносит лупу к ней:
Как смысл ты производишь? Усилие хранишь?
Чего у вод осенних ты скушная сидишь?
Зачем пристрастный Дюрер
Отравленной иглой
Прожёг и процарапал мирок заплечный твой?
Лицо моё ужасно
Лицо моё темно
Лицо моё погасло
Лицо моё окно
Сижу мерцают воды
Средь них кипит Луна
Я счастлива свеченьем ночным поглощена
Сама не существую
Но вся отражена.
Вот на часах песочных
В зеркальном их песке
Луч промелькнул подобный
Свободненькой тоске
Свободной темноликой
Голодненькой тоске
тебе снится но как бы и не совсем снится
что тот кто
никогда не придёт
Приходит смеётся злится
Теряет галстук включает чайник желает бриться
Наклоняется над тобой
Смотрит в тебя как в себя как в чашу
Принимает душ не доедает кашу
Звонит звонит никто не подходит
Отворачивается а когда повернётся снова
Ты уже не сможешь сказать ни слова
Ибо это он не он а демон-мартышка демон-бритва демон-пОлка
Появившийся пропищать что и тебе осталось
Не то, что ты думаешь, и недолго
Прозак
Борис (циркач в кудельках) Бугаев придумал глагол волИть
(Постепенно заваливающийся на вОлить)
ЖизньЖелать словно деревья пилить, деревья валить, деревья палить.
Игорь говорит Папа говорит Мышка говорит:
Ничего у тебя не болит
Встань и иди
А у мене ладошька болить!
А у мене щочка болить!
А у меня ой орган тленья болит
Это какой такой орган зыркая пламенным из-под век спрашивает Лилит
Тот, у кого болит то, чем люди живут,
Со временем превращается
В перекрученный скользкий вампирический жгут
Вторичное воплощение пуповины
Пока могучие дивные особи
Жрут ждут жгут,
Инвалид созерцает себя руины
Каждое утро заново преодолевая зуд
Усмирить отвращение оставить один песок
Чтобы вот пересыпался туда обратно
Чтоб кукушки
В часах песочных замолк рассерженный голосок:
Повсюду пятна повсюду пятна!
P. S.
А потом наступила ТЬКА
Что за дикая прелестная опечатька?
Мишенька-куколка мишенька-дусенька
Нам больше не будет больно
Но
Сладко-сладко
Тридцать Первое Письмо
Але
Отворяй последнюю декаду
Перед тем, как распадусь, завяну,
Перед тем, как цацку и цикаду
Рифмовать с Россией перестану.
Перед тем, как подниму я руку,
Крякну, сдамся, попрошусь обратно
В область ту, бессмыслицу-разлуку,
У которой под рубашкой пятна—
Сладенькие пятнышки старенья
Вылижу. Так на полу младенчик
Росплеск прошлогоднего варенья
Вожделеет, повторяет, нянчит.
East River
Год кончается. Я обращаюсь к воде,
Группа уток вращается в ней.
Год вращается. Я обращаюсь к беде:
Ну, кто твёрже из нас, кто бедней?
Я дала тебе всё, укоряет беда
Тенорочком кошачьим твоим,
Чтоб на всякий вопрос ты ответила—да.
Реку, уток, над фабрикой дым,
Реку, пристань, вон там полицейский буксир,
Дидактический запах огня.
Я дала тебе столько бесстыдства и сил,
Что б ты, ладо, была без меня?
Подьязычная рябь, загрудинная зыбь,
Воспалённое горло небес.
Негритянки бомжующей бархатный зоб
По-драконьи клокочет вверх-вниз:
“Honey—дай прикурить”, изрыгает она.
Взгляд её сонаправлен с моим.
-“Вот закат, он стекает как мёд, как слюна,”-
“Точно!” Точно плюёт в водоём.
Leave a comment
Add to Memories
Share this!
Track This
Flag
Link
konets semestra!
Шестое письмо о русской поэзии. Сочинение студента.
Порывшись в сумерках ноября, русский писатель Т совершает открытие,
Что и его ожидают небытие и вскрытие.
Лёжа, скрючившись, на животе, он взвешивает:
Приятие? Неприятие?
Прозревая, что хуже яда воняет противоядие.
Приятие, но чего? Чего-то серо-чужого, вялого,
Вылазящего, как варево
За пределы далёкого, нездешнего, непристойного
И впозающего в тебя мягкого, розового и сонного.
Русский писатель Т шлёпает по коридору туда, где Ванечка-Манечка,
Храп трёхлетнего человека, запах закисшего молока, залежалого пряничка.
АХ! Лик караваджовского херувима, выражение прелести-осуждения
Обещает всё, что угодно кроме освобождения.
Писатель Т прижимается ноздреватым носом
К шее ребёнка сзади, он чувствует (с)нисхождение
Начинается!
Крепкое, хрупкое словно с русско-американской гоки
С почтительно-накопительным визгом иииииии!
(Г-и, как предсказуемы жесты дидактические твои)
«Я спускаюсь в ад, где блеет Айван Ильич,
Где Аркадьевна сдирает с горячих плеч
Отравленное бельё.
Я спускаюсь в ад, где ты будешь мне проводник-заложник,
Обьясненье моё.
Ты будешь в аду мой щит
От меня самого и моих грёз;
Нетопыри прислушаются—«кто это там пищит?
А! Записанный-запуканный Кавалер Роз!
Его сюда притащил
Некто Т
В домотканной шапочке,
В сэконд-хэндском пальте...
Ну, готов ли ты уже принимать-благодарить
Или всё ещё в силах сопротивляться-гневаться?»
Т
просыпается в гуттаперчевых сумерках
В кровати сына.
Затылок его на икающем от отвращенья коте,
Слюна его страха повсюду,
На мальчике на книге на бороде
- Где я?
- Нигде.
Всегда Декабрь
Блажь поэта – быть вовне
Искушается во мне.
В бледной жижице, в огне
Двигаю за пядью пядь,
Нарушаю видеть, спать.
Что это у нас опять?
Церквы белые как ять
Тронутые синевой
Декабря почти живой.
Речечки подземный вой.
Дети—старицы—сучки—
Сучки—дети—старички—
Поросёнок на узде—
Расширение в звезде.
Смысл поэта—быть везде,
Но не чувствовать, а ви—
Деть, особо, кто мертвы
—тех; тени знатные—бочком:
Курочка с резачком,
Дурочка с дурачком.
Эти тени зовут тех
Сладкотерпких для утех
Чужестранных для потех
Эй чего затих?
Иль заметил, что к тебе
Продвигается в толпе
Царь лесной на букву Бе?
«Что желаешь в дар от нас?
Предлагаем глас и глаз,
Симпатии масс?
Хочешь, в яслях твой отец
Тебя признает наконец
Тень от ваших лиц
Падёт на снег... А хочешь...—
Нет,
это не возможно-с. Свет
Излучаешь или нет.
Уж как-нибудь сама.
В Амхерсте зима.
Безумье ума.
Оркестр задворками бредёт.
Фрося мандарин крадёт.
В рот оранжевый кладёт.
Мессия грядёт.
