К дому, где выросли мы с тобой,
Лучше не подходи:
У него теперь даже цвет другой.
Ни метёлок антенн, ни дымка над трубой…
Ничего,
кроме старых стен.
Так давай примиримся с тем,
Что всё уже позади.
Что улетел наш шар голубой,
А с ним – и шарф голубой.
Что больше он не мой и не твой,
Без боя отдан врагу –
Дом над каменной мостовой,
На асфальтовом берегу.
Дом, где ждал меня угол любой,
А каждый гвоздик – любил,
Дом, в котором я знала щекой
Каждый изгиб перил,
Дом, где наш мотыльковый рой
В полумраке парил,
Где в дверях встречал нас сквозняк цепной,
Где солнце даже зимой
Ворошило в воздухе сонную пыль,
Дом, где подвальная гниль
Тонко пахла грибами и прелой листвой –
Дышит в лицо пустотой.
Дом этот всё забыл.
Затих.
Остыл.
Только кто-то – может быть, нам назло –
В наших окнах моет стекло
И включает вечером блеклый свет…
Ничего здесь нашего нет.
Нас поспешит обогнуть стороной
Даже
солнечный луч.
В полдень не дрогнут часы за стеной,
Не звякнет знакомый ключ.
Не понесутся навстречу нам
Стайки загнанных гамм,
Грохот кастрюль, цокот мячей…
Дом наш – как бы ничей.
И взгляд теперь у него такой
Стеклянно-немой,
Будто и шар голубой – не твой,
И шарф голубой – не мой.
И двор не пахнет смесью борща,
Выварки и дождя,
Краски, и хлорки, мусорной горки,
Бархатцев и плюща.
Но если так уж тебе невтерпёж
И ты сюда забредёшь –
Что ж, погляди, постой,
Поговори с пустотой.
Старая груша – увидишь сама –
Выжила из ума.
Флигель, стоявший косым углом,
То ли пошёл на слом,
То ли его целиком увезли
Прямо с клочком земли.
Здесь вот сараи лепились в ряд,
Дальше был Фроськин сад,
Слева карабкался по стене
Берманшин виноград…
Здесь вот ставил Матвей грузовик.
Здесь был Дуськин цветник,
Бэлкин цветник, Фенькин цветник,
Генькин и Женькин цветник…
Здесь вот – скамья, и здесь вот – скамья,
А сбоку – бочка ничья.
Здесь стоял доминошный стол,
Здесь мы гоняли в футбол –
Если никто не сушил бельё
И не трусил тряпьё.
Здесь была затиснута в щель
Ржавая карусель.
Генькин подвал… Женькин подвал…
Так где же флигель стоял?! –
Рыхлый, подгнивший, как старый том,
В котором лист за листом
Плотно слежались – с бедой беда
И с нищетой нищета...
В каждой каморке какой-то секрет,
Будто в шкафу скелет:
Шуркин кабак, Лидкин притон,
Тройка Жоркиных жён,
Танькин байстрюк, Манькин байстрюк,
Генькин и Женькин байстрюк…
Лица, и судьбы, и барахло –
Всё будто ветром снесло!
Или на всё это фокусник вдруг
Белый накинул платок,
Лёгким движением вкрадчивых рук
Плавно его поволок…
Раз! – и ни гама, ни тесноты,
Лишь неживые кусты…
Но если всё-таки, всё-таки ты,
Если всё-таки ты…
Тогда – смотри, не споткнись о порог!
Не ударься об угол виском!
Сморкайся в платок, просись на горшок,
Глаза не засыпь песком.
И гриб отравный трогать не смей,
И бойся мышей и змей,
Огня, и тока, и столбняка,
И страшного старика,
Того, который ворует детей…
И не грызи ногтей!
Пойдёшь ли туда, придёшь ли сюда –
Повсюду грозит беда:
И люк приоткрыл бездонную пасть,
И сосулька готова упасть,
И мрачно скалится издалека
Морда грузовика...
В снегу галошу не потеряй!
Не заходи за сарай!
И палкой руку не занози,
И не возись в грязи,
И не дружи с плохими детьми,
И правый носок подтяни!
А главное – шарик покрепче держи
И туже шарф завяжи.
