№9/2, 2011 - 29 сентября 2009 года скончался Юрий Влодов, поэт
Людмила Осокина Вспоминая Влодова
Я продолжаю свои воспоминания о моем муже, поэте Юрии Влодове, ушедшем из жизни 29 сентября 2009 года в возрасте 76 лет.
Влодов еще при жизни считался гением, правда, подпольным, и к тому же неординарной, одиозной и даже мистической личностью. После него осталось громадное наследие, которое еще ждет своего выхода к читателю, ждет своих исследователей - литературоведов, биографов. Чтобы им легче было впоследствии работать, я и пишу свои записки.
ХАЛУПА. Часть 2
«БУДЕМ РОЖАТЬ!» Начало было опубликовано в № 9/2 2011
Я – беременна!
Наступила осень 1982. Я была с Влодовым уже примерно полгода, но всё равно чувствовала себя как-то неспокойно. Я была не очень высокого мнения о своих женских чарах, несмотря на то, что внешность имела довольно привлекательную. Мне казалось, что Влодов меня вот-вот бросит. Ведь он же гений! А– я… Ну что, я? Таких, как я, можно было собирать пачками, и около Влодова всегда подобных девиц крутилось в избытке. А мне в любовных делах как-то не особо всегда везло, поэтому я ни на что серьезное и длительное в отношениях с Влодовым не надеялась. В итоге он всё равно меня должен был бросить.
С того момента, как только мы начали вместе жить, я считала каждый, прожитый с ним день, неделю, месяц за маленькую победу и записывала это себе в плюс. Вот неделю с ним прожила, вот месяц, вот два! – и он все еще меня не прогнал! Мне было чем гордиться!
Но я понимала, что вряд ли такая ситуация будет длиться слишком уж долго. По рассказам Влодова, он жил со своими прежними «бабами» - не женами, нет, к слову сказать, официальных жен у него до меня уже было три, а, с как он их называл, сожительницами - от 4-х до 8-ми месяцев, а потом они прогонялись (или сами бежали без оглядки!) и заменялись на новых (еще не битых). Таким образом, от Гриезане, его последней официальной жены, сбежавшей от него в неизвестном направлении где-то в 1974-76 годах, до меня у него было этих гражданских жен аж 12 человек! Это не считая всяких там любимых, любовниц и мимолетных бабочек.
Так что участь меня ждала незавидная, и наше расставание было только вопросом времени.
Меня это сильно пугало. Я боялась потерять Влодова. Не как мужчину, нет, а как поэта. С того самого момента, как я услышала первую строчку из его стихов, а это была строка «Я думаю, Исус писал стихи…», я стала своего рода поэтической наркоманкой, подсевшей именно на его поэзию. Его стихи проникли в мою плоть и кровь, и я не могла уже без них жить. Каждый день мне требовались какие-то новые дозы. Его присутствие рядом ощущалось мною как некое чудо, как-будто бы я живу рядом с Богом. С Богом поэзии. И у меня было такое чувство, что если он меня от себя прогонит, то я умру. Не от любви, нет, а от разрыва сердца. Я была под колпаком его поэзии, его личности, для меня ничего в мире больше не существовало, и если бы я оказалась за пределами этого колпака, я бы задохнулась, как если б меня оставили без воздуха. Я готова была целовать подошвы его ног, только чтобы он меня не прогонял и позволял бы всего лишь служить ему и его великой поэзии.
Вот в таком я была состоянии тогда, явно неадекватном, как зомби и ничего не соображала. У меня в голове прочно засели две взаимоисключающие мысли: «Я не могу без него жить!» и «Он всё равно меня бросит!». На последней мысли я была сосредоточена более всего и, уже, свыкнувшись с ней, стала потихонечку готовить себя к неизбежному и неотвратимому расставанию с ним. А чтобы это расставание достойно пережить, я подумала, что… неплохо было бы завести от него ребенка. Ребенка на память, ребенка от него, от гения. Тогда мне будет легче, я буду не одна, мне будет чем заняться, ну и память от него останется на всю оставшуюся жизнь.
Потом… Еще до Влодова у меня стояла проблема личного одиночества. Я всю жизнь была одна. У меня не было ни подруг, ни друзей, я не умела общаться с людьми, налаживать отношения. Какая-то я была, видно, не такая. С мужчинами тоже ничего не получалось, не привлекала я их, нет. И это какое-то уже вселенское одиночество, одинокость такая, никому ненужность меня сильно тяготили. Я не понимала, почему люди не идут со мной на контакт, чем я их не устраиваю. Такая была проблема и как ее разрешить я не знала.
Ну, так вот. Влодов был одним из первых, кто составил мне, так сказать, компанию, не прогнал меня, пригрел мою одинокую душу, дал хотя бы на время притулиться около него. И я была ему еще и за это безмерно благодарна. И хотя он меня истязал потом за мое присутствие рядом, это уже были так, пустяки.
А предполагаемый ребенок решил бы и эту проблему. Если бы я даже осталась без Влодова, то уже не одна, а с ребенком, с живой, с родной душой. И пока бы ребенок вырос, можно было бы и эту жизнь потихоньку прожить.
Поэтому я решила, что если я забеременею от Влодова, то непременно буду рожать, ребенок был мне просто необходим. Но, надо было еще успеть забеременеть до того, как Влодов успеет меня прогнать. И я была в ужасе от того, что могу не успеть.
Но я успела. Это случилось примерно в ноябре. И когда я это обнаружила, то неимоверно обрадовалась. Всё! Я спасена!
Я тут же сказала Влодову, что, кажется, забеременела. И что я буду рожать! Непременно рожать! Я хочу иметь от него, от гения для себя ребенка, чтобы мне, когда мы в итоге расстанемся, осталась бы от него память.
Я также заявила, что от него ничего не хочу, я понимаю, что у него ничего нет и помочь мне вряд ли чем сможет. Поэтому я сама со всем этим делом справлюсь. Вот так.
Вот сейчас, из своего прекрасного далека, будучи уже давно в здравом уме и в твердой памяти, я не понимаю, каким образом я собиралась эту проблему решать. Но тогда для меня ничего невозможного почему-то не существовало.
Влодов был немало озадачен этими известиями. Особенно тем, что я сама, без какой-либо его помощи и участия собиралась рожать и воспитывать ребенка. Ведь у меня на тот момент не было уже ничего: ни жилья, ни прописки, ни денег, ни работы, ни людей, способных мне помочь. Собираться рожать ребенка в такой ситуации было не только безответственно, но и даже преступно. Но мне никакая здравая мысль в тот момент не пришла в голову. Ребенок казался мне единственным спасением после предполагаемого и неминуемого расставания с Влодовым, поэтому я схватилась за эту соломинку, как за спасательный круг.
Через несколько дней Влодов это сообщение переварил и с таким же воодушевление заявил, что он меня не бросит и что «мы будем рожать!». Я была сражена таким заявлением, но благосклонно приняла его решение и разрешила ему рожать вместе со мной. Тяжелая ситуация была пока что разрешена и мы оба вздохнули более-менее свободно. Таким образом, появился хоть какой-то смысл в нашем совместном пребывании. А то, как говорится, срок, отведенный на очередную бабу, у Влодова уже подходил к концу, и ему надо было как-то в итоге завершать наши отношения. А тут получается, у этой, безнадежной во всех смыслах связи, появилось вполне законное продление. Поэтому Влодова эта ситуация на какое-то время не только устроила, но и даже обрадовала. В его жизни появилась какая-то вполне конкретная цель, ну а в моей – тем более. И мы, двое «осумасшедшившихся безумцев», озаренные грядущей перспективой рождения ребенка продолжили нашу совместную халупскую жизнь.
Пока «Сатурн был еще не виден» или, другими словами, пока живот у меня был еще маленьким и никого не смущал, можно было продолжать жить, как жили. Но, в то же время, нам предстояли очень важные и необходимые дела: надо было обойти всю литературную Москву, всех Влодовских знакомых и объявить им, что я беременна и что мы будем рожать!
Я думаю, что от этого «радостного» известия, многие наши знакомые пришли в неописуемый ужас. Конечно, даже представить было страшно, в какой кошмар нам предстояло окунуться, после того, как наступит это «время Ч». Но Влодовские знакомые думали, наверное, не о наших предстоящих муках, а о себе. Поскольку мы скитались, у нас не было своего жилья, мы свободно могли прийти с новорожденным к кому-нибудь из них жить. Мало кому хотелось оказаться заложником в этой ситуации. Поэтому вся Влодовская Москва пришла в состояние боевой готовности, все стали обсуждать между собой надвигающийся на них кошмар и продумывать возможные способы обороны от нашего нашествия. Но пока еще угроза была весьма отдаленной, на какое-то время можно было расслабиться и принять вполне посильное участие в «наших родах».
Ну а мы с Влодовым весь оставшийся 1982-й год и начало 83-го занимались только тем, что ходили ко всем по кругу, показывали меня уже в таком необычном и новом качестве, обсуждали предстоящее событие и строили какие-то, совершенно неосуществимые планы. Еще не родившийся ребенок придал стройность и целеустремленность нашей с Влодовым жизни, возвел ее на невиданную доселе высоту.
В холле у Бараболи
Всё это время мы продолжали жить в халупе, у дворника Валеры, или у Холодца, как называл его Влодов, а сам Холодец перебрался на какое-то время к Лене Бараболе, сумасшедшей дочери адмирала, которую угораздило в него влюбиться.
Ее квартира находилась около ст. м. «Войковская», в большом сталинском доме. Эта однокомнатная квартирка, помимо собственно комнаты и кухни, а также ванной с туалетом, имела еще и большую прихожую – холл, плюс еще и немаленького размера кладовую. Влодов не мог такое великолепие пропустить, такую квартирку, чтобы хоть на мгновение там не задержаться, не зависнуть. Она сразила его воображение. И он решил, что уж он-то, со своим гениальным умом, эту сумасшедшую бабу одурачит в два счета. Он тихо-мирно стал подкрадываться к этому жилью, якобы навещая там Валеру. («Ну, конечно, и с женой!», со мной, то есть.) Но это стало происходить чрезмерно часто.
И вот в один прекрасный день, точнее, в ночь, мы остались в холле у Бараболи ночевать, якобы засидевшись, забыв обо всем на свете и запоздав на метро. Хотя метро-то было прямо на выходе из дома. Из кладовки была вынута припрятанная для таких случаев раскладушка и поставлена в холл. И на ней мы торжественно провели первую ночь. В адмиральском-то холле! Н-да! Лена, видно, думала, что это случайность и эта ночь будет единственной. Как бы не так, единственной! Плохо она знала Влодова! Это было только начало. Через несколько дней ночлег был повторен тоже по какой-то весьма уважительной причине. Потом еще раз.. Ну а потом… А потом и вовсе мы там в этом холле остались. Потому что… потому… Без особого объяснения причин. Была бы квартира, а причины найдутся. Так мы начали жить в холле у Бараболи.
Бараболя была этой ситуацией озадачена. Она в такие переплеты еще не попадала и понятия не имела, что следует делать в подобных случаях. Поэтому нам и удалось какое-то время там перекантоваться. Влодов держал ее неусыпно под своим гипнозом. Валера же под шумок стал сбегать потихоньку в оставленную всеми халупу и отдыхать там от всех нас, то день, то другой. Бараболя же какое-то время была под надзором у Влодова, он ей все время заговаривал зубы не давая особо о чем-то задуматься, например, о том, где сейчас ее возлюбленный дворник, почему его нет рядом с ней. Но она все-таки время от времени приходила в себя и кидалась искать дворника в халупе. Однажды она даже осталась там с ним ночевать, чем нас необычайно обрадовала. Похоже, дело шло к тому, что Лена, чтобы не потерять Валеру, должна была уйти жить с ним в более привычную для него обстановку – в халупу, а мы бы в таком случае остались в адмиральских апартаментах.
Так могло бы быть в принципе, но так не случилось, поскольку в это дело вмешался сам адмирал Бараболя. Конечно, Влодов попытался было обработать и его, но у него ничего не вышло. Задолго до Влодова адмирал был загипнотизирован родиной, поэтому Влодовский гипноз на него не действовал. Нам предписано было в кратчайшие сроки из квартиры выметаться. Так что прожить, конечно, какое-то время там удалось, но не долго, не больше месяца. Вот такие дела.
Лаборатория
Куда же мы после этого подались? Вернулись в халупу? Нет, это уже было как-то неостроумно, это был пройденный этап. Мы переселились в…лабораторию.
Лабораторией называлась комнатка в одной служебной пустующей жэковской квартире. В ней была фотолаборатория одного жэковского дворника и Влодовского знакомого Руслана Шикаева.
У Влодова в самых разных частях города, да и области тоже, были свои маршруты и так называемые места дислокации. В каждый маршрут в каком-либо одном направлении входило несколько таких мест: квартиры его знакомых, подруг, учеников, у которых он мог поесть, переночевать, выпить, попросить в долг денег. Маршруты прокладывались таким образом, чтобы можно было одним каким-нибудь человеком не ограничиваться, если его вдруг не оказывалось дома, или еще чего, то можно было проехать немного дальше и там получить то, что требовалось. Так как с нужными людьми не всегда была возможность созвониться, ведь тогда еще не было мобильных телефонов, да и такие были не у всех, поэтому частенько приходилось звонить прямо в дверь.
На северо-западе Москвы жили как раз Руслан Шикаев, далее – Ира Василец, немного в стороне – Александр Дорин, а позднее присоединилась к этой компании еще и Лена Бараболя. Все они жили в районе начиная от метро «Белорусская», «Динамо» и далее в сторону м. «Сокол» и «Войковская».
Так вот, Руслан Шикаев был одним из пунктов такого маршрута. Жил он ближе всех к центру, поэтому мы его и чаще всего навещали. Руслан, по национальности мариец. был приезжим, лимитчиком, то есть, работал в Москве за прописку и жилье. Как у всех дворников, у него была в Москве служебная комната. Она располагалась на улице Красноармейской, между ст. м. «Белорусская» и «Динамо». Эта улица шла где-то рядом с Ленинградским проспектом.
Руслан недавно женился на девушке-марийке. У них только что родился ребенок, и вот мы к ним в этот период – еще с осени 1982 года и начали захаживать. Они нас кормили какими-то макаронами, то ли с котлетами, то ли вообще без ничего, так как сами тогда жили очень бедно. Мы поесть, собственно, к ним и приходили, так как в комнате ночевать было негде. А жили мы тогда еще, осенью 1982 года в халупе, у дворника Валеры. От халупы шла как раз прямая ветка метро в эту сторону. А потом уже захаживали к ним по привычке, живя у Бараболи.
Я не знаю, что могло Влодова связывать с Шикаевым, почему они общались, Руслан вроде как пишущим не был. Хотя, точно не знаю. Но не помню, чтобы он что-то свое когда-либо читал или хотел чего от Влодова в смысле публикаций или каких-либо литературных дел. Но может быть, он был приятелем кого-либо из пишущих, скорее всего, Сергея Мацко. Таким образом, через него они могли познакомиться.
В свободное от основной работы время, Руслан увлекался фотографией.
И однажды Руслан нас с Влодовым сфотографировал. С Влодовым и с Цапиным. Это было в октябре 1982 года. Эти фотографии сохранились у меня каким-то чудесным образом, пройдя сквозь все годы и скитания. Это практически, одни из первых наших с Влодовым фотографий, не считая, разве что ту, которую сделал Мацко еще в мае 1982 года. Ну, естественно, все фотографии тогда были черно-белыми.
Вот из этой своей любви к фотографии Руслан извлек даже какую-то пользу для себя, взявшись вести в своем ЖЭКе детский кружок. Для этого и предназначалась служебная квартира на 1-м этаже обычного жилого дома. Одна комната использовалась для занятий, а другая, поменьше – для проявочных работ. Окна этой комнаты были закрыты светонепроницаемым материалом, чтобы не проникал свет во время проявки фотографий.
Комнатка была очень маленькой, метров 6–7, не больше. По всей видимости, раньше она служила кухней. Там оставалась еще раковина. Насчет плиты не помню, была она, не была. Может, и была.
Слева от входа в эту комнату, стояли столы, заваленные разными фотопринадлежностями. У окна – большое серое кресло, в котором находился Влодов, он и сидел в нем, и спал. В углу был еще один стол, на котором стоял радиоприемник. По нему мы ночью слушали разные вражеские голоса. И справа от входа у стены оставалось пустое место, на котором располагалась я. Я спала, лежа на полу, на каком-то тонюсеньком походном матрасе. То ли это был матрас, то ли коврик какой-то. Пол был линолеумный, темно-зеленого цвета, а коврик – светло-зеленого. Вот так мы и жили. В этой квартире были еще и удобства, прямо напротив нашей комнаты – ванна с туалетом. Настоящая роскошь, после халупы-то!
Ну, естественно, мы не сразу туда вселились, кто бы нас сразу туда пустил? Но, по всей видимости, мы сильно «засиделись» у Руслана в гостях и он решил отвести нас переночевать в это место, о существовании которого мы даже не догадывались. Я-то не особо была сведуща в подобных делах, в делах захвата новых территорий, а Влодов быстро сообразил, что к чему. Через некоторое время мы уже имели ключ от этого помещения и стали приходить туда ночевать. Днем, конечно, там находиться было нельзя, так как квартира была жэковская, и там время от времени что-то делалось, помимо занятий в кружке. То есть, днем там желательно было не светиться. Если бы кто узнал, что мы там находимся, то Руслану бы здорово досталось! Но днем нам пока еще тогда было где быть, мы в это время находились у Бараболи. Правда, потом мы уже осмелели и днем там иногда находились, особенно в выходные. Однажды даже скрывались в этой комнате при занятии кружка. И ничего.
Но потом, когда Бараболин батя нас послал из принадлежащих ему владений, мы окончательно переселились в эту лабораторию и стали там потихоньку жить.
Всё бы это было ничего, если бы я в это время не была беременной. С момента нашего вселения в лабораторию шел уже 4-й месяц и живот начал увеличиваться, становясь видимым. А поскольку я решилась рожать, то это дело только прогрессировало. И конечно мне, как беременной, в этой лаборатории, в таких условиях было не место. Спать с таким животом на почти голом полу – это было уже слишком! Но, оказывается, это был еще не худший вариант. Мне пришлось потом с еще большим животом спать на лестничной площадке в подъезде дома Ольги Чугай. На каменном полу, подстелив под себя только газетку. Вот так.
Да, беременность сильно осложняла дело. И даже не столько в плане текущей жизни, сколько в плане надвигающейся угрозы родов в полной бытовой неустроенности. Жить нам было негде, денег не было, работы тоже. Даже документов у Влодова тоже не было. А свой паспорт я зачем-то порвала при ссоре с Влодовым, когда мы жили у Бараболи. Мы были просто двое оборванных, замученных бродяг. И все это житье в лаборатории не могло быть бесконечным. После родов, которые должны были быть где-то в середине августа, мы там жить, естественно, не смогли бы.
Поскольку ситуация была напряженная и безнадежная, Влодов безбожно пил. Практически каждый вечер он напивался как свинья у каких-нибудь людей, к которым мы ходили в гости. Потом я с ним, с пьяным, ехала в эту лабораторию. Опять же, надо было пробираться туда так, чтобы никто нас не заметил, так как в соседних квартирах на этом же этаже жили люди и они могли нас увидеть или услышать. А поскольку считалось, что эта квартира – нежилая, было бы странно увидеть входящих туда неизвестных им людей, да еще в пьяном виде. Ну, Влодову, пьяному, море было по колено, поэтому на всех соседей он уже плевал и устраивал мне страшные скандалы. Помнится, однажды, выгнал меня в подъезд и я провела всю ночь на лестничной площадке на втором этаже, дожидаясь, когда наступит утро, он проспится и мне можно будет войти. А дело было зимой, в подъезде было очень холодно, я измучилась, сидя на лестнице всю ночь.
Как Влодов объегорил Люстрова
Весной, уже где-то в конце апреля, в начале мая стало тепло и было легче проживать в таком месте. Помню, мы ходили гулять по бульварам, которые были расположены в середине Ленинградского проспекта. Было уже больше 5-ти месяцев моей беременности, живот довольно основательно выпирал и мне в транспорте уже уступали место.
Я ходила в желтом трикотажном платье с длинным рукавом, в желтых туфлях на широком устойчивом каблуке. Эти вещи купил мне Влодов на деньги, полученные от Люстрова. Кто такой Люстров? Это молодой человек, друг Руслана, тоже мариец, он учился музыке то ли в Гнесинке, то ли еще где. Он решил откосить от армии и Влодов пообещал ему в этом деле помочь. Влодов сказал, что у него есть какой-то знакомый в военкомате, который может все это устроить, только ему нужно естественно, заплатить. И довольно значительную сумму – 600 рублей. Люстров деньги раздобыл, принес Влодову, отдал ему, надеясь на избавление. По тем временам 600 рублей была довольно значительная сумма. Если доллар стоил в то время 1,5 рубля, средняя зарплата была 120 -160 рублей, то сумма в 600 рублей равнялась примерно полугодовой зарплате.
Естественно, никакого знакомого в военкомате у Влодова не было, просто он решил использовать данную ситуацию в своих интересах и не упустить идущих в его руки денег. Ему надо было как-то кормить и содержать беременную меня, поэтому он не особо задумывался о моральной стороне этого дела. Он думал, что сам Люстров поступает не лучшим образом, увиливая от армии, вот он, типа, его и наказал. Совсем в духе Воланда. Да и вообще, живя такой жуткой жизнью, он считал всех сволочами и не видел ничего зазорного в том, чтобы их обманывать и использовать.
По-моему даже из-за Люстрова, из-за этой ситуации, Руслан держал нас с Влодовым в лаборатории.
Деньги нам Люстров дал еще зимой и мы были этому страшно рады. Влодов, помнится, купил мне сразу зимнее пальто из плащевки бежевого цвета с капюшоном. Также купили для меня у Бараболи сапоги, очень красивые. Импортные, из замши или из кожи, уж не помню, черно-красного цвета, из каких-то квадратиков. За 65 рублей. Купили черный демисезонный плащ, отрезной в талии из кожезаменителя в комиссионке. Что-то купили из одежды и Влодову, что – даже не помню, но обувь, рубашку, пиджак точно покупали. Короче, экипировались мы неплохо на эти деньги и еще осталось какое-то их количество на пропитание. Вот на них мы и ходили каждое утро куда-то поесть из этой лаборатории.
До тех пор, пока Люстрова не забрили в армию, а это должен был быть весенний призыв, где-то май-июнь, мы могли жить в этой лаборатории, использовать его деньги и в какой-то мере наслаждаться жизнью, что мы и делали.
Измена и предательство Влодова
Поскольку Влодов обнадежил меня своим участием в моей жизни, в деле рождения и воспитания будущего ребенка, я всецело на него и сама ничего пока не предпринимала. Но… время-то шло, а Влодов за дела приниматься не спешил.
Что требовалось к моменту родов? Жилье, прописка, документы. И хотя я говорила уже, что у Влодова прописки не было, на самом деле она у него все ж таки была. Это у него паспорта не было, он его потерял. Но когда нас хватала милиция и забирала в отделение для выяснения, так сказать, наших личностей, а это довольно часто происходило, Влодов вместо документов, которые он якобы дома забыл, называл место своей прописки, его проверяли по ЦАБу (Центральное адресное бюро), что-то там сходилось, и нас отпускали.
С самого начала нашего знакомства Влодов говорил мне, что он не бездомный, нет, у него в Москве в районе Кусково есть комната, где он прописан, но в которой он по каким-то непонятным причинам не живет. Правда, в этой мифической комнате мы никогда не были за целый год нашей совместной жизни. Но я тогда даже и не задумывалась, почему? Мне было не до комнат сначала. Но когда на горизонте забрезжил ребенок, и Влодов согласился со мной, так сказать, рожать, я о ней вспомнила.
Поэтому смысл нашего житья в лаборатории был в том, чтобы за оставшееся до родов время Влодов получил бы утерянный паспорт, восстановил бы прописку, жилье, женился бы на мне, прописал в эту комнату меня и ребенка и все будет о кей, мы заживем так сказать, богато и счастливо. Так что жилье в принципе, как бы имелось, только надо было восстановить права на все это. Поэтому я особо не волновалась, думала, что трудности эти временные и через несколько месяцев все разрешится наилучшим образом.
Но, собственно, проблема была якобы в том, что Влодов жил без паспорта уже 8 лет поэтому он боялся идти вот так просто его получать. Он думал, что его там могут почему-то схватить, арестовать. (Почему? Не знаю). Поэтому, чтобы получить паспорт, он должен был сначала обратиться за помощью к каким-то милицейским чинам, своим знакомым, чтобы его там не забрали. И одним из таких людей у него был генерал-майор милиции Артамонов, еще был Карпец, еще Чистяков.
Вот для того, чтобы морочить мне в то время голову, он избрал Чистякова.
Он стал частенько оставлять меня в лаборатории одну, запирая на ключ, а сам уходил якобы встречаться с Чистяковым и двигать там наши дела. Говорил, что все решается, все идет своим чередом и скоро и паспорт, и жилье, будут у него в руках. Я, естественно, всему верила.
Но однажды вечером он пришел с одной из таких встреч очень пьяным, едва открыл дверь ключом, еле вошел. Я была в большом недоумении от того, что вряд ли можно было до такой степени напиться на такой, в-общем-то, деловой встрече. Влодов в этот раз был настроен почему-то весьма игриво и вдруг совершенно неожиданно для меня и, наверное, и для себя тоже, начал говорить мне всю правду. Что вовсе и не с Чистяковым он все это время встречался, а со своей любовницей Галиной Кузьминой. Раньше Кузьмина, работая в Госплане, захаживала к нам в халупу. Ну, вроде она походила к нам в халупу, на том, казалось, дело и кончилось. Ан, нет! Он с ней, оказывается не порвал, а тайно встречался.
Этим откровением я была сражена наповал. Ничего себе, дела! А я тут сижу и жду результатов! А он, оказывается, даже и не думал что-то делать. Получается, он не только изменил мне как женщине, но и предал меня как человека. Все мои планы, все мечты рухнули в одночасье. Это был жестокий удар. Получается, что он даже не сделал никаких попыток, а сразу же пустился во все тяжкие. Вот так. Он думал, наверное, протянуть со мной столько, сколько это будет возможно, а потом, как говорится, жизнь сама разрешит за него эту проблему. Он знал, что у меня в запасе была еще деревня на Алтае, где жили мои родители, и куда я могла уехать в крайнем случае. Там же я могла и родить и остаться жить с ребенком. В принципе, это было возможно, не выгонят же родители меня с ребенком из дома.
Но я еще попыталась спасти ситуацию. Я решила сама проехать с ним в его пресловутый ЖЭК и восстановить утраченный паспорт. И незачем обращаться к каким-то там генералам, может и так все получится! На следующее утро я сказала, что можно пойти прямо в его ЖЭК, нечего тут ерундой заниматься и я сама буду его сопровождать. Влодов как-то виновато и понуро согласился. Мы приехали на Курский вокзал, откудав Кусково ходили электрички. И тут меня ждало еще одно неприятное открытие. Влодов глянул на расписание и открыл мне еще одну свою тайну. Оказывается, нам не нужно сейчас ехать в Кусково, потому что, комната эта находится вовсе и не там, а в городе Электрогорске Московской области. И ехать туда надо не сейчас, а ранним утром, так как Электрогорск этот находится за Павловским Посадом, в 70-ти км от Москвы. Вот так.
Это сообщение меня доконало. Мы стали с ним ссориться. Он послал меня куда подальше. Я молча пошла прочь.
Был еще день, я походила какое-то время по городу, ночевать пошла на лестничную площадку в Филях, в подъезде Чугай. Переночевав, стала думать, что мне делать, и сейчас, и в принципе. К Влодову возвращаться не было никакого смысла. Нужно было ехать к родителям. Но до той деревни надо было еще как-то добраться. И я решила обратиться за помощью к своим родственникам: двоюродной сестре и к тетке. Попросить у них денег на билет до деревни и побыть у них какое-то время до отъезда. Сойдя с чердака, я отправилась к сестре в Бабушкино.
Возвращение блудной сестры
Когда она увидела меня на пороге своей квартиры при полном, так сказать, параде: с большим животом и без Влодова, сестра чуть не лишилась чувств. Она поняла, что я достигла полного пиздеца в своих отношениях с этим товарищем, с гениальным поэтом, что случилось то, что и должно было случиться в итоге: он меня бросил. И вот с таким вот подарочком напоследок! И я приехала с этим всем делом именно к ней, не куда-нибудь. - А ведь я же тебе говорила! Ну что ж, милости просим, дорогая сестрица, не оставлять же тебя в таком виде да на улице.
Так я отчасти одной ногой вернулась в цивилизованный мир. Помылась, поела, отдохнула, и стали мы с сестрой думать, что теперь мне делать дальше. Выход из этой ситуации был только один: ехать в деревню на Алтай, где жили мои родители. Сестра, конечно, могла мне помочь разово, так сказать, например, добраться до дому, но не более того. У нее и своих проблем было невпроворот. Она одна воспитывала двоих детей, которые ходили еще в детский сад, так что на меня она особо отвлекаться не желала. Поэтому билет мне в зубы и на фиг из Москвы! – таков был ее вердикт! Но мне ничего кроме билета от нее и не требовалось, а сама я его купить никак не могла, поскольку стоил он довольно дорого (Алтай находился от Москвы в 3 тысячах километров и ехать на поезде туда надо было трое суток). Сестра сказала, что у нее таких денег сейчас нет, но она попросит у Мазурки, своей матери, то есть, у моей тетки. Тетка дала мне требуемые деньги, я поехала на Казанский вокзал и купила билет. Но поскольку сезон отпусков был в разгаре, на ближайшие дни взять билет не удалось. Мы послали в деревню телеграмму, что я приеду через 10 дней и стали ждать дня моего отъезда. Вот так вся эта проблема в итоге разрешилась. Не лучшим, но пока что, и не худшим образом.
Сестра с облегчением стала ходить на свою работу, а я стала ждать отъезда. И пока я его ждала, пока я его ждала…я решила, не терять зря времени и заняться…воровством. Да, вот так.
Обворованная Москва
Влодов, когда мы еще только познакомились, много мне рассказывал о своей буйной молодости, о том, как он был вором в законе, как вся его юность прошла под знаком этой воровской романтики. Да он был профессиональным вором, вором-рецедивистом, как пишут обычно в таких случаях в милицейских делах. И вот много чего он мне об этом деле нарассказывал, я слушала его с горящими глазами и мне самой хотелось чего-нибудь этакого попробовать. Я уже для себя тогда продумала этот момент и даже хотела с ним куда-то зайти и что-то украсть. Но он мне тогда сделать это не позволил. Разговоры-разговорами, но это же не значит, что надо так вот сразу приступать к делу.
Я, конечно же, тогда не пошла, но мысли остались. И сразу же после той ссоры на Курском вокзале и расставания с Влодовым я зашла в первый подвернувшийся магазин самообслуживания и в состоянии стресса что-то там очень удачно украла. Меня это вдохновило и я стала продумывать, как это дело продолжить. Причем, уже не ради забавы, а ради насущной необходимости. Мне предстоял отъезд в деревню на неопределенный срок, затем роды и уход за ребенком, но у меня не было приготовлено никаких детских вещей, да и денег на их покупку не было и не предвиделось. После родов я как минимум год не смогла бы работать, поэтому надо было обеспечить на этот срок и себя и ребенка необходимыми вещами. Вот я и решила взять эти вещи в магазинах самообслуживания, которых в Москве объявилось в то время множество.
И я вдохновенно принялась воровать! И у меня очень даже неплохо это стало получаться!
Каждый день сестра отправлялась на свою работу, а я, спустя примерно два часа – на свою. И всякий раз приносила какую-нибудь добытую «непосильным трудом» вещь. Я хватала всё, что «плохо лежало», в первую очередь, конечно, же, детские вещи: пеленки, ползунки, детские одеяла, пододеяльники, распашонки, чепчики, а также какие-то туфли уже для себя, юбки, плащи, кофты, куртки.
И я получала от этого несказанное удовольствие, это был просто праздник души и именины сердца. Влодова рядом не было, никто меня морально не душил, я была свободна, летала, как на крыльях и делала, что хотела. Я получала благодаря этому промыслу не только душевное удовольствие, но и весьма ощутимые и невиданные мною доселе материальные блага. Я обрела такие вещи, о которых и помыслить, живя с Влодовым, не могла. Да вообще не могла помыслить живя на этом свете в принципе. Например, туфли фирмы «Саламандра». Такие прекрасные были туфли, из нежной мягкой кожи, приятного цвета, на удобной красивой подошве и стоили непомерно дорого – 32 рубля, кажется. Я даже никогда не мечтала о таких! Но вот украла, и потому смогла себе их позволить! На них так и было написано: «Salamander»! О, как я собой гордилась в тот момент! Как я собой гордилась! Я была в этом плане достойной ученицей Влодова. Если б он меня мог видеть в тот момент!
Помню еще такой момент своего воровского триумфа. Зашла я в самый главный «Детский мир», что был в самом центре, на пл. Дзержинского, (сейчас это Лубянка.). И там, в одном из абсолютно пустых, в смысле покупателей, отделов, торгующем наборами для новорожденных, я каким-то чудесным образом смогла захавать и вынести этот самый набор, просто огромный по величине. Я смогла его вынести и никто меня не остановил! В нем было неимоверное количество самых разных детских вещей. И стоил он довольно дорого, аж 19 рублей по тем временам. Да! Смелость, как говорится, города берет, а не только там какие-то пакеты с вещичками! Я была просто непуганой еще птицей, поэтому и шуровала безоглядно, напропалую. До сих пор оторопь берет, когда я про это вспоминаю. Как же я смогла? Ведь в этом отделе совершенно никого, кроме продавщиц, тогда не было.
Да, Влодовская воровская наука оказалась мне как нельзя кстати! Как бы смогла выйти из этого безысходного положения, если бы не это дело? Каждый день я безумствовала в магазинах и потихоньку наполняла чемоданы, приготовленные для отъезда. Да, много я чего поднатаскала, потом подсчитала примерную стоимость украденного, получилось где-то 900 рублей. Если учесть, что месячная зарплата равнялась примерно 160 рублям, то можно представить, какая это была все-таки сумма. И примерно за неделю я все это осуществила.
И вот? спустя неделю после того, как у меня началась такая вот распрекрасная жизнь, объявился Влодов. Позвонил на квартиру сестры по телефону, стал извиняться, прощения просить и все-такое. Я сказала, что я через несколько дней уезжаю, поэтому простить мне его, в-общем-то, несложно, так как какое это уже имеет значение? Рассказала ему, что в оставшиеся до отъезда дни занимаюсь тем, что обворовываю магазины, чтобы приготовить себе, да и ребенку до отъезда все необходимы вещи.
Влодов, по всей видимости, был немало изумлен этим известием. Но виду не подал и только сказал, что желал бы со мной ходить и помогать мне воровать. Я ответила, что ладно, пусть ходит. Вдвоем будет веселее. А то я уже устала одна-то это все делать. В принципе, я уже набрала все, что нужно и ходила в последние дни так, по инерции, поскольку не могла вот так сразу остановиться. И теперь мы уже на пару с Влодовым ходили по этим магазинам и что-то там такое брали.
Но, сколько веревочка не вейся…Через пару дней я попалась в одном из магазинов на Красной Пресне. Я попыталась вынести из этого магазина куртку, почти такую же, как у меня. Зачем она мне понадобилась, непонятно, но я ее прихватила. Я уже вышла с ней на улицу, но меня, видать, все-таки засекли и догнали две магазинные бабы. Она выхватили у меня куртку и ну давай меня ей хлестать. Одна из них вцепилась мне в волосы. Я отбивалась, как могла. Тут подскочил Влодов. Он цыкнул на баб, достав из кармана нож. Те шуганулись назад в магазин. Но он боялся, как бы они не вызвали на нас милицию и те не кинулись бы за нами в погоню.
Влодов схватил меня за руку и со страшной силой потащил во дворы. Он старался замести следы и уйти от предполагаемой погони, поэтому и тащил меня через какие-то, только ему ведомые места и закоулки Красной Пресни. Мы бежали, бежали, и бежали. Я не знаю, как я это выдержала, как не разродилась прямо там, во дворах. Наконец, пробежав достаточное, по мнению Влодова, расстояние, мы остановились и перевели дух. Я была ни жива, ни мертва от пережитого страха и от такого тяжкого, неимоверного забега. Но Влодов знал, что делал, потому что последствия этих моих воровских безумств могли быть самыми ужасными. И если бы меня поймали, то рожать бы мне пришлось уже в тюрьме.
«Ну что, будешь еще воровать в магазинах?» – спросил меня Влодов, когда опасность миновала, и я немного отдышалась. «Нет», – ответила я. «Вот то-то же!» – наконец-то успокоено вздохнул Влодов. Он все-таки сильно переживал за меня, но остановить мой безумный полет был не в силах, я бы его все равно тогда не послушала. Поэтому он с ужасом ждал, когда это сделает за него сама жизнь. И дождался, наконец-то.
Да, о тех вещах, уворованных в магазинах, которые я приносила домой, на квартиру к сестре, я сказала ей, что купила их на деньги, которые где-то раздобыл Влодов – 500 рублей. Вот так. Сестра была на меня за это потом страшно обижена, что я из этих денег ничего не дала ей, а она ведь меня, подлую и неблагодарную, так сказать поила и кормила, и кров предоставила, а я почему-то потратила все деньги на свои нужды. Но как я могла ей объяснить, что все эти, якобы купленные, вещи были взяты «взаймы» у Родины-матери, чтобы достойно родить. Таким образом «взаймы» было взято 4 чемодана и я отправилась с ними потом – ту-ту – на Алтай!
Влодов перед отъездом на вокзале, заверил меня, что мое отсутствие продлится недолго, что он, все-таки, намерен исполнить свой мужской долг - жениться на мне и предоставить мне все блага цивилизации, в том числе и жилье с пропиской. Что, типа, пока я там, в деревне буду рожать, он здесь в Москве все устроит и сразу же после родов меня сюда заберет. Наверное, он и сам с трудом верил в свои слова. Я – тем более. Но он, как любой мужчина, должен был их все-таки сказать. А я как бы поверить. Но мне было все равно, что он там говорил, меня в моем состоянии заботили уже совершенно иные вещи. Поезд тронулся, и на этом наши с ним отношения должны были, по сути, завершиться навсегда.
Записано весной 2010, осенью 2011 г. Продолжение следует
Я тут же сказала Влодову, что, кажется, забеременела. И что я буду рожать! Непременно рожать! Я хочу иметь от него, от гения для себя ребенка, чтобы мне, когда мы в итоге расстанемся, осталась бы от него память.
